– И что с того? – ухмыльнулся Джек. – Ах, скажите на милость, милорд Хранитель Шотландской границы! Разве у него не две руки и ноги, как и у меня? Разве он красивее или добрее меня? Да, я бастард, но даже моя семья никогда не считала меня чужаком… до этого убийства. Хотя и они сперва ликовали, узнав, чью кровь я пролил. Да будет тебе известно, Майсгрейв, что этот Роберт Керр был еще тем негодником. Ты знаешь, как мы его убили? Я и славные парни Лилбурн и Стархед. Мы явились на указанную Робертом встречу, чтобы обменять попавших к Керру людей на его лазутчиков, пойманных у нас. И вдруг оказалось, что это ловушка! Никаких наших ребят он не привозил, зато с ним явилось предостаточно стражников. Но, видимо, их все же было не настолько много, чтобы защитить своего господина. Когда Стархед, отчаянная голова, первым ударил лорда Керра копьем в спину, я нанес ему второй, окончательно пробивший его удар. Ну и Лилбурн не отставал, тоже резанул тесаком трепыхавшегося лорда. И уже другая история, как мы успели вскочить на коней и скрыться, пока эти лизоблюды в свите Керра только охали и ахали.
Он засмеялся и положил в рот очередной кусок горячей сосиски.
Но Дэвиду было не смешно. Упомянутые приятели Джека Герона уже были мертвы – одного из них вскоре схватили и казнили в Эдинбурге, а второго, Стархеда, того, кто нанес первый удар, спустя несколько лет нашел и убил в его собственном доме сын Роберта Керра. Причем тогда вообще началась нешуточная резня и Перси еле удалось навести порядок на Границе. К тому же, пока Бастард продолжал скрываться, Перси по приказу короля Генриха VII пришлось отправить в Эдинбург в цепях родного брата бастарда Джонни Уильяма, законного наследника рода Герон. Он и поныне томился в узилище и, по слухам, останется там до тех пор, пока сам Бастард не явится с повинной или не будет схвачен.
– Тебе не жаль брата? – глухо спросил Дэвид.
Джек Бастард стал жевать медленнее, глаза его колко блеснули.
– Уильям всегда был размазней, однако, разрази меня гром, если я не сожалею о его участи. Но все же не настолько, чтобы из-за него подставить свою голову под топор палача!
И он с удовольствием отправил в рот последний кусок сосиски.
Дэвиду стало грустно. На самом деле Джонни много для него значил – общее детство, совместные вылазки на границе, бои, в одном из которых Джонни спас жизнь Майсгрейву. Но теперь он должен выдать его. Так считал Генри Элджернон Перси, недвусмысленно дав понять это Дэвиду.
– Зачем ты приехал в Нейуорт, Бастард? – как-то устало спросил Дэвид.
Джонни пожал плечами.
– Ну, во-первых, хотел просто погреться. В сырых лощинах сейчас совсем скверно, да и устал я ночевать на снегу. А Оливер Симмел никогда не отказывал мне в крове и пище.
Дэвид сурово посмотрев на седого рыцаря. Тот, отвернувшись, стоял ближе к входу, словно не решаясь смотреть господину в глаза. Но Дэвид понимал – люди Пограничья никогда не отказывают друг другу в помощи.
– А во-вторых, Дэвид, мне есть что тебе сообщить, – добавил Герон.
Он порылся под плащом и вытащил из кошеля на поясе какой-то предмет.
– Вот, хотел тебе показать. Узнаешь?
Огонь в жерле печи почти догорел, отсвет был слабый, и Дэвиду пришлось наклониться, чтобы рассмотреть то, что показывал Джонни. Он почти отшатнулся, так сильно вздрогнув, что его волнение стало видно даже в темноте.
– Дай сюда! Откуда у тебя это?
Теперь он держал в руках серебряную брошь в виде раскрывшего крылья орла с красными бусинками глаз. Когда-то он подарил эту вещицу одному ребенку… еще одному своему сыну, рожденному от некой Пат с Болот, как ее называли. Но этот мальчик и его мать исчезли уже давно, и он ничего не знал о них.
Пат… Патриция. Она носила красивое имя, хотя люди считали ее едва ли не ведьмой. Но в Пограничном краю, где еще сильны старые языческие верования, ведьм не столько опасались, сколько уважали. Поэтому местные жители то и дело ходили к Пат с Болот – кто попросить травяной настой от кашля или мазь от ломоты в суставах, кто погадать о будущем. О, Патриция умела ворожить как никто другой. Она вообще была необыкновенной. Дэвид познакомился с ней, когда подростком вернулся в Нейуорт от своей приемной матери из Тонвиля. Многое тогда было ему тут чуждо, а вот со странной Пат он подружился быстро. Она рассказывала ему местные предания, страшные сказки, а также поведала о его родителях, Филиппе и Анне, которых хорошо знала.
Желтоволосая Патриция была лет на десять-двенадцать старше Дэвида, но была стройной и по-своему красивой. Поэтому, когда спустя годы, уже будучи взрослым, Дэвид как-то навестил ее и в горести поведал о своей умершей жене Тилли МакЛейн, Пат пожалела его, приголубила, приласкала, и в итоге он оказался с ней на ложе. С ней ему было так сладко…
Их связь ни к чему его не обязывала – он часто уезжал, совершал набеги на границе, редко бывал дома. Но когда однажды все же приехал к ней, Патриция встретила его, держа на руках ребенка.
– У него твои зеленые глаза, Дэвид, – просто сказала она. – Оливер говорит, что он очень похож на тебя. Твой капитан всегда привозит мне провизию и что-нибудь для маленького Гарольда, как я назвала сына.
С того дня Дэвид стал чаще бывать у нее. И порой опять искал ласки и утешения в ее объятиях. Даже когда он женился на Грейс, эта связь не прервалась. К тому же Дэвид был очень привязан к ребенку. Говорил, что однажды заберет его в Нейуорт, однако Патриция твердо воспротивилась этому. Сказала, что мальчик с возрастом все больше становится похожим на своего отца, а супруга Дэвида и так слывет в округе ревнивицей и, скорее всего, невзлюбит Гарольда.
А потом они неожиданно исчезли – и Пат, и малыш Гарольд, которому Дэвид как-то подарил этот значок своего рода, чтобы тот знал, что он тоже Майсгрейв.
– Так откуда это у тебя, Джонни? – снова спросил Дэвид.
В полутьме лицо Бастарда казалось каким-то застывшим. Он не мигая смотрел на Дэвида своими голубыми глазами, его широкие губы были плотно сжаты. Но Дэвид ждал ответа, и тот наконец решился:
– Конец лета в этом году выдался на редкость жарким для здешних мест, многие заболоченные места обмелели. Вот среди подсохших торфяников я и нашел их обоих. От них уже ничего не осталось, но я понял, что обоим проломили головы.
Дэвид судорожно сглотнул. Да, в разбойных землях Пограничья смерть настигала человека легко. Однако ведьму Пат уважали даже риверы с обеих сторон Границы. Да и взять у них толком было нечего. И по сей день Дэвид уверял себя в том, что Пат просто ушла. А выходит…
– Гарольду в этом году исполнилось бы шестнадцать. У меня был бы совсем взрослый сын. А так…
Он не договорил, но подумал, что все его сыновья – и законный Филипп от Грейс, и дети от любовниц – умерли один за другим. Может, он проклят? Может, ему на роду написано стать последним по мужской линии в роду Майсгрейвов? Уж по крайней мере сына ему Грейс уже не родит, а значит, род его прервется.
– Как ты поступишь со мной, Дэвид? – спросил после паузы Бастард. – Велишь схватить и передать людям Перси?
– Переночуй, раз уж ты пришел. Но едва утихнет ненастье, ты должен покинуть Нейуорт. Пойми, пока я покрываю человека, находящегося вне закона, я сам могу оказаться в опале. Пока же пусть Оливер устроит тебя на хозяйственном дворе, на конюшне или в овчарне, где ты сможешь выспаться на сене…
Тут он умолк, заметив, что его старый капитан сделал им какой-то знак в темноте, а потом стал осторожно приближаться к двери. Резко распахнул ее.
– Тут кто-то был, – сказал он мгновение спустя. – Ускользнул, едва вы замолчали. Сообразительный, дьявол. Видите следы на снегу?
Дэвид разжег от угольев факел и осветил пространство за дверью. Под навесом кухни, у дверей, куда почти не попадал снег, отметин не было, но дальше по наметенному снегу явственно отпечатались следы, как будто кто-то спешно убегал.
– Пойду попробую выяснить, кто бы это мог быть, – произнес Дэвид и шагнул в темноту.
Но сама мысль, что за лордом в его собственном замке шпионят, была неприятна. Дэвид осмотрел следы – обычные башмаки с подбитыми гвоздями подошвами, довольно большие, – значит, это мужчина. Он прошел в зал, где слабо тлел огонь в очагах, вокруг которых, ближе к теплу, спали многие домочадцы. Обычно это были замковые слуги, солдаты же с семьями располагались в отдельной казарменной пристройке. Еще несколько привилегированных домочадцев имели отдельные помещения в верхних этажах донжона. И определить, кто сейчас мог выходить и следить… Казалось, все спали, накрывшись овчинами, и Дэвид понял, что будет выглядеть глупо, если начнет их расталкивать и рассматривать их ноги.
Ладно, завтра он расспросит всех и понаблюдает, как они будут себя вести.
Но следующий день прошел спокойно. Подморозило, слег лежал сугробами, и слуги расчищали двор и даже, дурачась, толкая друг друга в снег. Детвора затеяла игру в снежки, и Тилли была одной из заводил в игре. В кухне рано затопили, никто и словом не обмолвился, что ночью тут кто-то мог быть.
Так прошел день, другой. Дэвид просматривал с капелланом Дериком счета, проверял траты и доходы по хозяйству, прибыль или убыток от продажи скота. При этом он приглядывался к Дерику, хотя уже понял, что навряд ли этот мелкий желчный святоша (неплохо помогавший ему, кстати, в подсчетах) мог быть ночью на кухне. Да и нога у мелкого Дерика не та, чтобы оставить столь крупные следы на снегу. Правда, днем Дэвид решил выяснить у Грейс, где мог быть ночью ее страж Клем Молчаливый, чем вызвал удивление супруги. Конечно, у себя в каморке. Клем все еще не оправился от простуды, порой он так кашляет и чихает по ночам, что она даже подумывает отправить его ночевать в большой зал, чтобы не мешал ей почивать.
Грейс по-своему была добра с теми, кто ей верно служил, дарила приближенным камеристкам свои богатые, но поднадоевшие одеяния, выдавала щедрое жалованье. Могла ли она настроить кого-то из них против господина? Оливер уверял, что Грейс вносит раскол в ту общность, какой ранее жили люди в Нейуорте, но старик всегда ворчал, говоря о миледи. Со стороны же все выглядело вполне мирно; рыжий Орсон игриво задевал одну из камеристок миледи, беленькую, как сметанка, Одри, и та выкраивала время от службы у миледи, чтобы поболтать на переходе лестницы с рыжебородым красавцем ратником.
– Если все будет спокойно, не посвататься ли мне этой весной к малышке Одри, сэр? – даже спрашивал Орсон у Майсгрейва.
– Если будет спокойно, – отвечал рыцарь.
Позже он пояснил сказал Орсону, чтобы тот не сильно рассчитывал на брак с камеристкой госпожи:
– Ты ведь наполовину шотландец, парень, а они для Грейс в одной цене с чумой. К тому же Одри как-никак ее любимица. Если она даст за девушкой хорошее приданое, то только в том случае, если сама подберет ей жениха. И сдается мне, что это будешь отнюдь не ты.
Орсон какое-то время размышлял, поглаживая свою роскошную медно-красную бороду, а затем сказал:
– А ваше слово будет что-нибудь значить, если вы похлопочете за своего воина?
– Я попрошу за тебя, приятель. Однако не жди, что стану перечить жене. Грейс и так несчастна, чтобы я расстраивал ее и спорил по каждому поводу.
При этом он сделал вид, что не заметил взгляда Орсона. Этот рожденный от шотландца и англичанки нортумберлендец, как и другие в Нейуорте, считал, что их лорд слишком уж потакает супруге. Конечно, к калекам надо быть снисходительным, однако людям казалось, что увечье миледи стало тем копьем, против которого у их лорда не было щита. Грейс сначала просила, потом настаивала и, наконец, требовала – и он уступал.
Но Дэвид не мог иначе. Для прикованной к месту Грейс весь мир состоял из челяди и ее власти над ними. Отправляйтесь туда, принесите это. И если ей не угождали, она урезала жалованье, а то и велела Клему наказать неугодного. Клема спасало от общей неприязни лишь то, что он с явной неохотой выполнял подобные поручения. Хозяин же в этих случаях никогда не вмешивался и не отменял распоряжения супруги. А если в чем-то выступал против, то это приводило к ссорам между ними, истерикам Грейс, ее крикам и плачу. И Дэвид не уступал, как и ранее. В этом было некое равнодушие. Ибо, когда из сердца мужчины исчезает любовь, она уже не может вернуться.
Но пока Дэвид оставался в Нейуорте, он каждый день посещал Грейс. По утрам беседовал с женой о делах, даже порой завтракал с ней, терпеливо выслушивая ее жалобы и требования. Одним из таких было ее желание, чтобы Дэвид уделял ей больше внимания, а не проводил столько времени со слугами.
– Ты же бывал на юге, Дэвид, и знаешь, что там знать и слуги держатся отдельно друг от друга. Это не позволяет челяди чувствовать себя наравне с господами, а еще…
Дэвид поднимал руку, требуя, чтобы она замолчала, и с непреклонным спокойствием пояснял:
– На юге нет постоянной опасности, там властвуют совсем иные законы. И довольно об этом, Грейс! Не требуй, чтобы из-за твоих капризов я отдалился от своих людей!
Нелепые ссоры. Причем возникающие по любому поводу. То Грейс, вдруг ставшая на редкость внимательной к Матильде, заставляла дочь все время проводить за вышиванием, хотя девочка ничего так не могла терпеть, как часами сидеть с ниткой и иголкой. К тому же ей приходилось слышать постоянные упреки матери, что, дескать, и шьет она неважно, и стежки ее никуда не годятся. А когда Дэвид пожалел дочь и взял ее с собой на смотр стрелков во дворе, жена заявила, что он сам отделяет от него Матильду, а потом укоряет ее, что она не любит их дитя.
Ее упреки выводили Дэвида из себя. Он мог сколько угодно отмалчиваться, но в душе накапливалось раздражение. И теперь он все чаще думал о задании Перси. Уехать в горный Хайленд, жить среди кланом, а заодно выяснить насколько реально выкрасть эту фею Мойру… Пусть задание и казалось ему нелепым и опасным, но это все равно лучше, чем постоянно ощущать, что тебе не мило в собственном доме.
Когда через неделю началась оттепель и снег стал понемногу сходить, Дэвид решил проехать со своими людьми по перевалам и проверить границы владений. Выводя лошадей из конюшни, Дэвид заметил, что и верный его жене Клем Молчун тоже седлает своего мерина.
– Ты уже полностью выздоровел, чтобы отправляться в путь, Клем? – осведомился рыцарь. И добавил: – Вроде я не приглашал тебя с нами в поездку.
Тот лишь сумрачно поглядел на него из-под надвинутого на глаза капюшона и молча повел коня к выходу. Это означало, что господин без лишних слов должен понимать, что распоряжения Клему отдает только миледи.
Однако на этот раз Майсгрейв окликнул его и спросил, куда это он намерен ехать. Клем вынужден был задержаться. Он порылся в суме и достал кожаный футляр, в каких обычно возили свернутые в рулон письма.
– К брату миледи еду, – все же удосужился ответить он.
Вернулся он на другой день. А вскоре Дэвид понял, куда и зачем отправляла Клема Молчуна Грейс. Ибо уже к полудню в Нейуорт от графа Нортумберленда прискакал довольно большой вооруженный отряд.
Возглавлял его дальний родственник Перси по имени Найджел, носивший прозвище Гусь, – его так прозвали из-за слишком длинной и худой шеи, казавшейся какой-то несуразной при достаточно мощном развороте плеч. Найджел тоже носил фамилию Перси, но держался просто, без их фамильной гордости. Более того, он чувствовал себя несколько смущенным при встрече с Майсгрейвом.
– Сэр Дэвид, прошу прощения, но у меня приказ обыскать ваш замок. Нам стало известно, что вы укрываете у себя злостного преступника Джона Герона, называемого Бастардом.
Дэвид лишь пожал плечами и отошел в сторону. При этом он поглядел на окна покоев Грейс. Так вот оно что… Слежка в собственном замке, и его жене известно, что он принимал объявленного вне закона Бастарда.
Странное это ощущение – узнать, что жена готова отдать мужа под суд, только бы чувствовать свою власть над ним. Понял Дэвид и то, что если он просто разлюбил супругу, то она, оказывается, люто ненавидит его. Ведь Грейс прекрасно понимала, что ждет Дэвида за укрывательство объявленного вне закона человека. И хотя Бастарда уже давно не было в Нейуорте, Дэвид не сомневался, что ему самому эта история так просто не сойдет с рук. Как и хотелось того Грейс.
Так и вышло. Люди Перси не нашли означенного преступника, но Найджел Гусь все же приказал Дэвиду собираться и ехать с ними.
– Пусть Гусь лучше меня заберет, – шагнул к рыцарю Оливер Симмел. – Я старик, что с меня возьмешь? К тому же именно я впустил в крепость Бастарда. А ты нужен здесь, ты лорд Нейуорта.
Но Дэвид уже набросил плащ.
– Успокойся, старина, все в порядке. И хотя Перси точно знает, что Джонни Герон был моим гостем, он ничего мне не сделает. Я ему нужен, – добавил он с улыбкой.
Ибо у него было что сказать графу, дабы умерить его гнев. К тому времени Дэвид уже решил для себя, что Перси вряд ли сообщит властям о связи Майсгрейва с разыскиваемым разбойником, если он согласиться выполнить его поручение в Хайленде.
Итак, он попытается развязать войну между кланами. А Грейс пусть остается одна в Нейуорте. По крайней мере, его люди не позволят ей сильно своевольничать. Тот же Оливер не позволит. Тот же Эрик или Тони Пустое Брюхо. И все другие. На своих людей он всегда мог положиться. А вот веры Грейс у него больше не было. Женщина, готовая подставить под топор голову собственного мужа, больше ничего не значила в его глазах.
О проекте
О подписке