4

«Женщины делятся на две категории: рассеянные, которые вечно забывают на диване перчатки, и внимательные, которые одну перчатку обязательно приносят домой».

Марлен Дитрих

Я осмотрелась. Не знаю, что я ожидала увидеть. Может, разбросанное по комнатам содержимое шкафов и ящиков для белья, оторванные обои и разрезанные вдоль матрасы и подушки. Или, на худой конец, труп. В детективных романах при таких обстоятельствах обычно находят труп, и герой попадает в очень сложную ситуацию, пытаясь потом доказать всем вокруг, что не он был последним, кто видел жертву живой.

Но трупа не было. Не было и следов обыска, во всяком случае, в холле и тех комнатах, которые просматривались из него. И вообще, всё было так, как и всегда, и я почувствовала себя глупо. Что теперь? Я влезла в дом своей подруги и её мужа, которого терпеть не могла, в поисках объяснений их исчезновению. Но где искать? Вот холл, здесь диван-канапе, журнальный столик, полки с книжками и сувенирами, в основном в виде слонов – Брижит коллекционировала их последние три месяца, с тех пор как закончила коллекционировать крокодилов, потому что в один прекрасный день оказалась просто завалена ими. Каждый, знавший об этом хобби, встречаясь с Брижит, считал своим долгом развить крокодилье направление её коллекции, а Брижит была слишком хорошо воспитана, чтобы отказываться от новых экспонатов. В итоге от них пришлось избавиться. Крокодилы маленькие и побольше, мягкие крокодилы-игрушки и крокодилы-магниты, открытки в виде крокодилов и даже футболка от Лакост – всё было отправлено в Алансон и его окрестности, где у Брижит жили многочисленные дальние родственники, и перешло в благодарные руки её троюродных племянников и племянниц. Из всей коллекции, по понятным причинам, осталась только сумочка из крокодиловой кожи. Тема крокодилов себя, таким образом, исчерпала. Но не коллекционировать Брижит не могла, а слоны стали объектом её страсти исключительно случайно, без всяких объективных на то причин.

Из холла можно было пройти налево – на кухню, и направо – в небольшой коридор, который вёл в кабинет Эрика, спальню, гардеробную и ванную. Подумав, я направилась в кабинет – если Эрик действительно работал в ту субботу, когда начали происходить все эти события, то следы должны были обнаружить себя именно там.

Входя в комнату, я сразу обратила внимание на беспорядок на рабочем столе. Это не было свойственно Эрику, но было свойственно Брижит, поэтому особенно подозрительно не выглядело. На столе, правда, были разбросаны черновики писем Эрика по вопросам его министерства, журналы, письма, папки, конверты – но ничего привлекающего внимание. В остальном комната выглядела такой, какой обычно и была, кресло за рабочим столом было слегка отодвинуто, компьютер выключен, корзина для мусора пуста. В шкафах аккуратными рядами стояли папки с документами, книги, несколько компакт-дисков.

И все-таки мне показалось, что что-то не так, как всегда. Чего-то не хватало, или, наоборот, было что-то лишнее. Ну, знаете, как обычно бывает, когда пробуешь в гостях, скажем, суп из тунца – понимаешь, что ты готовишь его по-другому, ну, или твоя мама, или тетка, но что конкретно не так в этом супе, понять сразу невозможно. Может, положили сельдерей, а, может, не стали добавлять чёрный перец, а может, рыба никуда не годится. Примерно так же я чувствовала себя, стоя посреди кабинета Бриссаров и оглядывая комнату.

И вдруг я поняла. Напротив кабинета Эрика располагалась гардеробная, дверь в которую обычно была открыта, и первым, что бросалось в глаза, был женский манекен. А сейчас, находясь в кабинете, я могла видеть в гардеробной только полки с одеждой. Манекена перед ними не было. Это было интересно, и я решила выяснить, в чём дело.

Будучи костюмером, Брижит чувствовала себя обязанной поддерживать реноме и в повседневной жизни. Для этого она заказала себе специальный портновский манекен, который мог бы сослужить ей неплохую службу, реши Брижит когда-нибудь смастерить что-то для себя (чего, насколько я могла судить, никогда не происходило). Кроме этого, на манекене было бы удобно прикидывать сочетание разных предметов одежды, головных уборов и аксессуаров. Я говорю «было бы», потому что участь манекена была решена в первую же неделю после его покупки и не имела никакого отношения к творчеству или ремеслу кутюрье. Разве что самое отдалённое. Потому что он был исключительно удобен для того, чтобы развешивать на нём одежду, которая всегда должна быть под рукой – чтобы не терять время, убирая её в шкафы и на полки. Пару раз, как рассказывала Брижит, масса одежды и сумочек на манекене достигала критической, равновесие нарушалось, и тогда он с грохотом падал на пол. Брижит принимала экстренные меры и всё-таки добиралась до шкафа с наименее популярными вещами. Сейчас, не заметив этого оригинального хранилища одежды Брижит, я подумала, что манекен, видимо, снова упал – под натиском одежды весенне-летнего сезона.

Тем не менее, манекен в гардеробной был, но он был сдвинут в угол комнаты и оказался, если можно так выразиться, совершенно голым. Правда, когда я подошла ближе, оказалось, что не совсем. На шее висела крошечная сумочка-клатч, из тех, с которыми ходят на премьеру в оперу или на ужин в посольство. Ни в опере, ни на торжественных мероприятиях уровня посольств Бриссары никогда не бывали, но клатч у Брижит всё-таки имелся. Да и у кого его нет, положа руку на сердце. Я открыла сумочку. Внутри оказался сложенный пополам лист бумаги. Я развернула его. Удивительно. Это было письмо и обращено оно было ко мне! Вернее, не совсем письмо, просто записка: «Франсуаза, встречаемся в нашем обычном месте в субботу. Приходи одна». Почерк Брижит, но какой-то неровный. Хотя вообще-то содержание письма было совершенно ясным, речь шла о кафе «Бернадотт», где мы частенько вместе обедали или просто заходили выпить по чашечке кофе. Не совсем ясны были две вещи: во-первых, о какой субботе шла речь, а во-вторых, почему записка в мой адрес попала мне на глаза таким странным способом. Я перевернула письмо, но на обратной стороне ничего не было. Единственным разумным объяснением происходящего могло быть то, что Брижит знала, что я проникну к ней в квартиру и не смогу не заметить нетипичного состояния её любимого манекена! Хотя, пришла мне в голову дикая мысль, Брижит, преследуемая таинственными злодеями, вполне могла напихать такие записки во все углы своей квартиры, лишь бы кто-нибудь когда-нибудь их смог найти, случайно вспомнив про ключ за перилами. Я бы скорее сложила записку самолетиком и выпустила в открытое окно, во всяком случае, практического смысла в таком расчёте ничуть не меньше, чем в записке Брижит. Но тем не менее она дошла до адресата, то есть до меня, и значит, затея моей подруги удалась.

Я ещё раз перечитала записку и вдруг поняла, что сегодня именно суббота! Но тогда… Почему бы и нет? Если Брижит там, то нужно скорее бежать в «Бернадотт», чтобы наконец прояснить всё происходящее.

Я вышла из кабинета, машинально оглядывая обстановку, в которой, на мой взгляд, все оставалось как в прежние, довольно скучные времена, и вышла из квартиры. Подумав немного, решила закрыть дверь на ключ и положить ключ на его обычное место – в конце концов, я не единственная подруга Брижит, и кто знает, какие ещё записки – и кому – она оставила в своём покинутом доме. Выйдя на улицу, я направилась к месту нашей с Брижит встречи.

5

«Для меня „звёзды“ безразличны, меня интересуют исключительно продукты и приятно проведённое с гостями время».

Жерар Депардье

Кафе «Бернадотт» было не из тех, что гудят целыми днями как пчелиный улей, и не из тех, в которых ежедневно обедает и ужинает строго определённый и весьма ограниченный круг посетителей. «Бернадотт» отличалось толерантностью и к иностранным туристам, смущённо озиравшимся при входе и коверкавшим французские слова, и к большим молодёжным тусовкам, которые время от времени оседали здесь на целый вечер, шумели и заказывали больше вина, чем еды. При этом завсегдатаев тут было немало, и мы с Брижит, а также с Марком и ещё двумя-тремя нашими друзьями, конечно, могли смело отнести себя к их числу.

Сейчас в кафе было немного посетителей. Брижит среди них не оказалось, зато здесь был хозяин заведения, мсье Бернар, невысокий седой француз лет семидесяти, который видел ещё «тот» Париж и прилежно сохранял его традиции в своём кафе. Здороваясь с мсье Бернаром, я увидела, что он как-то неестественно вытягивает шею и косится на дверь во внутренние помещения. Не знай я мсье Бернара тысячу лет, я бы предположила у него определённые проблемы со здоровьем, или, скажем, дурные привычки, но в этом случае сомневаться не приходилось. Мсье Бернар хотел мне что-то сообщить, и для этого требовалось пройти на кухню. Так я и сделала.

Мсье Бернар вошёл через полминуты, вытирая пот со лба. Это был типичный для своего рода занятий пожилой парижанин, любитель поговорить, развлечь двумя-тремя шутками застенчивых туристок, обсудить с завсегдатаями его заведения чемпионат по футболу, перспективы единой валюты и планы на будущее. Но сейчас он был взволнован.

– Мадемуазель Франсуаза, – сказал он мне шёпотом (странно, но в этот день шёпот звучал как раскаты грома – почему люди не понимают, что для конспирации всегда лучше разговаривать монотонным скучным голосом, который не привлекает постороннего внимания?), – у меня новости от мадам Брижит.

– Новости? Вы видели её? Когда?

– Она была тут и предупредила, что вы зайдёте. Я должен передать вам от неё сообщение.

Почему всё так сложно? Почему просто не встретиться в тихом кафе и не поговорить?

– Какое сообщение? – мне было тяжело разговаривать шёпотом, почему-то сводило горло от напряжения, но не хотелось нарушать предложенную мсье Бернаром атмосферу секретности.

– Она просит вас прийти к… торту.

– Что???

– К национальному торту. – Мсье Бернар, казалось, очень досадовал на мою несообразительность, и я вдруг вспомнила мсье Леприона, моего учителя географии, которого мы, ученики, само собой, прозвали Леприконом, и который по каким-то неведомым причинам считал, что я подаю большие надежды в этой области научного знания. «Ну что же вы, мадемуазель Бонне», – казалось, печально говорили его глаза, когда я вдруг не оправдывала этих надежд и не могла ответить на примитивный географический вопрос.

Но, естественно, в данном случае мне долго думать не пришлось. Даже удивительно, что Брижит избрала такую форму конспирации (от иностранцев скрывалась?), которую раскусил бы любой француз. Конечно же, имелось в виду, что мне надлежало прийти к базилике Сакре-Кёр, что на Монмартре. Базилика была построена усилиями нескольких архитекторов и должна была воплощать византийский стиль, но, по мнению парижан, воплотила скорее представления об огромном торте со взбитыми сливками, из-за чего и получила на некоторое время прозвище «национальный торт». Итак, Брижит ждала меня внутри базилики Сакре-Кёр. Отлично.

Мне пришлось всё тем же таинственным шёпотом поблагодарить мсье Бернара за информацию, при этом он сделал нарочито равнодушное лицо, как будто меня здесь и не было (что глупо, конечно, потому что никого бы не ввело в заблуждение), и вышел. Я подумала, что не мешало бы, пользуясь случаем, посетить дамскую комнату. Правда, это как-то не соответствовало атмосфере таинственности, но, с другой стороны, в кино агенты практически все свои тайные дела – от сеанса секретной связи до устранения врагов – совершают в туалете (но, возможно, не в дамском). В заведении «Бернадотт» был только один туалет – общий, поэтому я сочла, что в общую картину сегодняшнего дня это впишется.

Мсье Бернар проводил меня понимающим взглядом, когда я кивнула ему, выходя наконец на улицу. Само собой, он решил, что мои шефы в Пентагоне или на Каймановых островах уже получили от меня шифровку через встроенный в губную помаду передатчик. А я, не имея понятия о том, что меня ждёт, направилась к метро, чтобы добраться до Монмартра.

6

«В это время у подножия собора Сакре-Кёр монахини отрабатывают удар по мячу. Температура 24 градуса Цельсия, влажность 70% и атмосферное давление 999 гектопаскалей».

Кинофильм «Амели»

Выйдя из метро со станции Анвер, у подножья Монмартрского холма, я попала в бурное течение, состоящее из туристов всех национальностей. И сразу же сама почувствовала себя туристкой, потому что мой язык – французский – был тут самой настоящей лингвистической редкостью. Разноязычная межнациональная толпа двигалась несколько хаотично, но основное направление можно было определить без труда – к лестнице, ведущей к базилике Сакре-Кёр. Нам с толпой было, что называется, по пути. По дороге меня, явно приняв за туристку, пытались завлечь ребята из Северной Африки, умоляя позволить сплести на моей руке «браслет счастья» (за который, как говорят, потом требуют немаленькую сумму), но я, отвязавшись от них, продолжала движение наверх, постоянно попадая в объективы сотен фотокамер, нацеленных на холм и Сакре-Кёр.

Сама базилика была, как всегда, великолепна. Огромная, сияющая неземным белым светом, всегда на фоне неба, на этот раз – ярко-синего, она, конечно, смотрелась потрясающе. Во всяком случае, сейчас она куда больше ассоциировалась с архитектурой Парижа, чем с произведением кулинарного искусства. Но, возможно, таких тортов просто больше не готовят. Фасад, украшенный барельефами, с фигурой Христа в центре и конными статуями Людовика Святого и Жанны д’Арк, лаконичный, но изящный узор, причудливое сочетание простых геометрических форм, и всё это окружено замечательным парковым ансамблем – нет уж, дорогие предки-парижане, вы были несправедливы. Я вспомнила, что для строительства базилики был использован какой-то редкий тип известняка, который обладал особой прочностью и при намокании становился белоснежным.

Перед входом в собор возникла некоторая заминка, связанная с количеством желающих осмотреть его изнутри, но в итоге я благополучно проникла в прохладный сумрак и начала шарить глазами по стульям и скамьям в поисках Брижит.

Парижские прославленные церкви мирно уживаются с гигантским наплывом туристов всех стран и вероисповеданий. Всё просто – служба проходит в середине помещения, окружённой колоннами, а вереница ценителей архитектуры и живописи движется себе по периметру, изумляясь и фотографируя. Таким образом, никто никому не мешает. Парадоксально, но нет ничего странного в том, что кому-то, кто хочет побыть наедине с собой и погрузиться в атмосферу религиозного уединения, придёт в голову мысль отправиться в Нотр-Дам-де-Пари или Сакре-Кёр, которые на деле просто кишат людьми, в смысле, туристами.