2

«Как ни болтливы иностранки — Парижских дам язык длинней»

Ф. Вийон, «Баллада о парижских дамах»

Конечно, нормальный человек перезвонил бы и спросил у приятного мужского голоса, что, собственно, он имел в виду. Ведь могло случиться, что, скажем, Эрик задолжал сицилийским мафиози и спешно продал квартиру, или у него внезапно заболел двоюродный дядя, или у моего собеседника просто-напросто отвратительное чувство юмора, а ему никто об этом не может сообщить, потому что все вешают трубки и недоуменно спрашивают себя, о чём, собственно, он только что говорил. Но я не перезвонила. Зато перезвонил сам телефон. То есть, я хочу сказать, зазвонил.

– Франсуаза, ты завела себе любовника, – произнес в трубку трагический голос. Боже, я забыла про Марка! – Выкладывай всё начистоту.

И я выложила всё, что произошло в это утро. У Марка есть недостатки, но я обожаю его за то, как он умеет слушать. Правда, по окончании моего рассказа он сразу начал строить фантастические версии происходящего.

– Это грандиозно, Бриссар заделался суперагентом! – кричал он. – Он смог вывезти из Парижа жену, а сам угодил в лапы ЦРУ и, конечно, будет перевербован, иначе это уже не наш старина Эрик!

– Марк, по-моему, это не смешно. Если верить Лорану, с Эриком что-то произошло, а то, что он теперь уехал, только подтверждает это. И что делал тот мужчина в их доме? Можно, конечно, предположить, что он сантехник, или плиточник, или…

– …или кровельщик, или маляр, или водопроводчик, или кузнец! Ну, честное слово, Франсуаза, это уже ни в какие ворота не лезет! Ты говорила с Брижит?

Сошлись на том, что развитие ситуации требует именно этого. Кроме того, Марк собирался зайти за мной, чтобы мы могли посетить выставку фотографии в Гран Пале и пообедать.

И я набрала номер Брижит.

Трубку она взяла почти сразу. По шуму, в котором тонул её голос, я поняла, что она находится в пути – в поезде или в машине, и я сама того не осознавая, начала кричать во весь голос:

– Привет! Как дела?

– Привет, Франсуаза! Все прекрасно, как ты?

Так, пора переходить непосредственно к теме сегодняшнего утра.

– Брижит, ты, случайно, не знаешь, куда подевался Эрик? Есть одна книга, о которой я хочу его спросить, не могу дозвониться.

– Эрик? О, у него срочная работа, он говорил мне, что все выходные проведет дома в своём кабинете. Мы договорились, что я не буду его беспокоить, а он свяжется со мной вечером. Так что за книга?

– О, ничего особенного, – сказала я, судорожно подбирая следующую фразу. И не подобрала. Возникла пауза, и в это время сквозь шум, в котором тонул голос Брижит, я отчетливо услышала женский голос, объявлявший название станции – «Пирамиды». Это был голос парижского метро.

– Брижит, ты сейчас в Алансоне?

– Что? О, да, да. Я в кафе около вокзала – жутко проголодалась, вот и завтракаю под шум поездов…

– Когда ты уезжала из дома, Эрик был здоров?

– Что? О, да, конечно, всё в порядке. Прости, дорогая, я должна бежать!

Куда? К родителям? К вокзалу? К Лувру? Что происходит?

– Брижит. Не знаю, как тебе сказать, но в настоящий момент Эрика нет дома, там незнакомый мужской голос, а голос Эрика последним слышал Лоран, и он клянётся, что уж в тот момент твой муж был точно не в себе. Что происходит?

– Извини, Франсуаза, но мне и правда пора бежать. Не могу пока объяснить, перезвоню позже.

И положила трубку.

Мне пришлось сделать то же самое, и я сказала себе, что, в сущности, я не опекун семейки Бриссаров, и не их личный психотерапевт, поэтому лучше было бы оставить их разбираться самим со своими несуразностями в виде странных голосов, непонятного местонахождения и вообще неадекватного поведения. Мы провели с Марком замечательный день, и понемногу та суббота стала забываться.

3

«Быть в курсе дел не всегда значит принимать в них участие».

М. Пруст

Мне пришлось вспомнить её через неделю, когда вдруг выяснилось, что пропала и Брижит. Поначалу никто из нас не придавал большого значения отсутствию Бриссаров в кафе «Бернадотт», кино и других местах наших обычных вылазок, но в один прекрасный день я вдруг столкнулась на улице Амстердам с Вивьен, танцовщицей из Лидо, с которой была знакома ещё по колледжу, и от неё узнала, что Брижит уже неделю не появляется на работе, на звонки не отвечает, и начальство было вынуждено попросту заочно её уволить. Главная странность тут была, конечно, именно в этом заочном увольнении. По-моему, это всё равно, что, например, вызвать на дуэль эсэмэской, или плюнуть в фотографию своего бывшего парня, или в ярости молотить по стене подушкой, представляя, что где-то здесь твоя бывшая училка, которую ты когда-то тихо и терпеливо ненавидела. Ну то есть это лишено практического смысла. Но тем не менее Брижит уволили, то есть в связи с тем, что она не посещала рабочее место, ей запретили его посещать.

Я сразу вспомнила наш с ней разговор по телефону, когда вопреки очевидному она утверждала, что находится у родителей в Алансоне, за двести пятьдесят километров от Парижа, и мне снова стало немного тревожно. Ещё я вспомнила, что в последнее время все попытки связаться с кем-либо из Бриссаров были неудачными – Брижит не отвечала на звонки, у Эрика же телефон вообще находился вне зоны обслуживания. Не то чтобы мы настолько безразличны к друзьям, что не замечаем их исчезновений, но вы сами подумайте – стали бы вы сломя голову носиться по Парижу, если бы на ваши звонки пару раз не ответила рассеянная костюмерша из Лидо и её зануда-муж?

Но после слов Вивьен я начала размышлять. Я подумала, что от всего этого исходит какой-то волнующий аромат таинственности, и то, что он окружал таких не примечательных до того момента персон, как Бриссары, только усиливало интерес. Непонятно почему, но я тут же решила, что обязана во всём разобраться. И начать захотелось немедленно.

Отделавшись от болтовни Вивьен, я зашла в метро и доехала до станции Терн, и довольно быстро оказалась на улице Ложье, около дома, в котором жили Бриссары. Их квартира была на третьем этаже. На первом находилась мастерская по ремонту бытовой техники, а справа от стеклянных витрин была массивная дверь в жилую часть дома, которая оказалась незапертой. Я вошла в подъезд и только тут задала себе вопрос – что, в сущности, я сейчас делаю? Как я проникну в квартиру? Что ж, есть надежда, конечно, что дома у Бриссаров кто-то есть, и он мне откроет. Это казалось разумным, поэтому я без колебаний предъявила себе этот аргумент, сама с собой согласилась и уверенно вошла.

Поднявшись на третий этаж, я прислушалась. Дом был хороший, с толстыми стенами, никаких звуков до меня не доносилось. Я бросила взгляд на квартиру напротив, которую, насколько я помнила, занимала пожилая супружеская пара с котом, и приблизилась к двери в квартиру Бриссаров. Подойдя вплотную, я сделала то, что, осмелюсь предположить, сделала бы каждая уважающая себя женщина на моём месте – наклонилась и приникла ухом к замочной скважине. Это естественно – если вы в центре таинственных необъяснимых событий, надо попытаться получить максимум информации из всего, что имеет к ним отношение. Приникая к скважине, я успела подумать, что следующим моим шагом должно стать изучение состояния придверного коврика Бриссаров, но тут меня буквально разорвало на части оглушительным звонком мобильного телефона.

Это был Марк, он только что вернулся из Оверни, где снимался в рекламе сыра. Ну, вы знаете эти ролики – там безоблачно счастливые дети смеющимися голосами просят у своих сияющих от счастья и беззаботности родителей ещё одной порции этого чудесного незабываемого йогурта, или чего там – сыра, и в конце все смеются и сидят на лоне природы в окружении этих восхитительных паштетов. То есть сыра, конечно. Как будто французский сыр можно рекламировать наравне с другими, привычными и повседневными продуктами питания. Как будто можно придумать и снять достойный ролик, который бы убедил французов отдать предпочтение какому-то одному сорту сыра из сотен, а может, и тысяч существующих в этой стране. Как будто для нас нет ничего более достоверного, чем профессиональная улыбка Марка на фоне стада счастливых альпийских коров.

Сыр – это, конечно, визитная карточка Франции. Как Эйфелева башня, Одри Тоту или кофе с круассаном. Его много, он разный. «Рокфор», камамбер, бри, «Монт д’Ор», «Комте». Твёрдый, мягкий, плавленый, с плесенью зелёного, голубого, чёрного, красного цвета. С багетом, нарезанный кусочками, растопленный с картошечкой, в салате… Из коровьего, козьего, овечьего молока. Из сырого, конечно, не пастеризованного, чтобы сыр имел свой неповторимый, уникальный, «сырный» аромат. Да что там говорить! Любой француз может рассуждать о сыре целый вечер, всё то время, что сидит за столом в компании друзей. Для каждого сорта – «своё» вино, которое позволит вкусу сыра раскрыться лучшим образом, или, как говорится, составить с вином самую удачную гастрономическую пару.

Другими словами, «un repas sans fromage comme un journee sans soleil», то есть обед (или ужин) без сыра – что день без солнца.

Но обо всём этом я тогда не думала, пока, пытаясь успокоить своё прыгающее сердце, шёпотом объясняла Марку, что несколько занята. Одновременно я лихорадочно искала подходящий ответ на случай, если кто-нибудь вдруг окажется рядом и спросит, почему я шепчу в трубку вместо того, чтобы разговаривать нормальным голосом, как обычно и поступают нормальные люди. Ещё я понимала, что таинственный шёпот скорее привлечёт внимание соседей, чем поможет остаться незамеченной, но не шептать я не могла, потому что чувствовала себя мальчишкой, играющим в разведчика, которому ни в коем случае нельзя дать себя обнаружить. Бред, конечно. Тем более что Марк не смог меня понять и просто предложил перезвонить ему, когда я буду в состоянии произнести хоть одно слово.

Я опять приблизилась к двери в квартиру Бриссаров и прислушалась. Ничего. Ну, то есть я, конечно, и не могла ожидать, что в этот момент за дверью раздастся выстрел, или что мужской голос с лёгким иностранным акцентом произнесёт: «Теперь мы готовы объявить войну Соединённым Штатам», или что-то ещё. Но тишина явно показывала, что внутри ничего не происходит, а значит, скорее всего, там никого нет. Тогда я подёргала ручку двери, хоть это и было, на первый взгляд, лишено всякого смысла. И в тот момент, когда я дёрнула в третий раз, я вдруг вспомнила о смешной привычке Брижит хранить рядом с дверью запасной ключ – как она уверяла, это удобно, если твой куда-то потеряется. Насколько я знала, этим ключом никто никогда не пользовался, но в его существовании сомневаться не приходилось, потому что привычки свои Брижит не меняла, если к тому не было совсем уж серьёзных причин. К тому же место для тайника она выбрала такое, где найти ключ мог бы только тот, кто знал о нём.

Я подошла к лестнице и начала прощупывать перила, так сказать, с изнаночной стороны, внизу они имели небольшой жёлоб, куда как раз можно было запихнуть ключ. И мои поиски почти сразу же увенчались успехом – ключ был там. Я вытащила его и снова подошла к двери. Мое сердце колотилось так, что казалось, весь Париж должен уже встревожиться от странного шума и начать выяснять, где находится эпицентр землетрясения. Я вставила ключ в замочную скважину и повернула его. В этот я момент услышала шаги и голоса за дверью соседней с Бриссарами квартиры и поняла, что дверь вот-вот откроется, и я буду поймана с поличным. Нельзя было терять ни секунды. Я проскользнула внутрь квартиры Брижит и Эрика, и, уже находясь в безопасности, услышала, как их соседка выходит на лестничную клетку. А после того, как услышала шаги по ступенькам, аккуратно закрыла дверь.