Глава 5

Эпизод 1

1920год. Осень.

Осень золотая «бабьим летом» тёпло грело лучами солнышка лицо Ульяны. Она с улыбкой счастья прогуливалась за городом в роще среди деревьев, шла по рыжей листве, придерживая руками низ живота, бережно укутавши полами пальто с меховым воротом своё счастье, которое жило в её утробе. Она чувствовала, что под сердцем своим носила сына, продолжением своего рода от знатной крови генерала Шатрова.

Она берегла своё счастье, с генералом не встречалась, потому, что не было больше надобности в этом. Всё что она задумала, свершилось и тяги к мужскому полу, она не испытывала. Ну, кровь такая у неё была Бурятская, миссию свою выполнила для продолжения своего рода и ни что её сердце больше не трогало.

Подаренные украшения от Шатрова берегла и носила с собой всегда в дамской сумочке, только подвеску одевала на грудь. Ульяна присела на поваленное дерево и, жмурясь котиком, ласкала свои мысли будущим ребёнка.

***

Шатров тосковал по Ульяне и даже не знал, что она от него забеременела. Найти её он не мог, да и времени у него мало было, так как в это время Красная армия начала давить всей силой своей на город, но сильная любовь у него к ней была, разыскал он всё-таки Ульяну и приехал на автомобиле к ней со своим шофёром в рощу.

Автомобиль остановился у края рощи. Шатров приказал шофёру: – Жди здесь, – и смешно, для его возраста и звания потрусил к Ульяне. Остановившись перед ней, перевёл дух и, тяжело дыша, произнёс: – Здравствуйте Ульяна.

– Здравствуйте Григорий Петрович. Рада видеть вас в добром здравии, – ответила Ульяна, прикрыв руками свой живот, стараясь скрыть своё счастье от взгляда генерала.

Шатров продолжил разговор с трепетом в голосе, с волнением в сердце, с надеждою на взаимность и продолжения отношений, желанием листа последнего на берёзе жгучей осени остаться на ветвях:

– Извините Ульяна, что нарушаю ваше одиночество, но вы вот уже продолжительное время избегаете меня. Что могло стать причиной вашего недовольства, в чём я провинился?

Как после знойного дня, покойною ночной прохладой лилась её речь, с грустью, но в то, же время лукаво:

– Ни в чём вы не провинились. Я испытываю к вам тёплые чувства, но у вас своя судьба. Нас вместе будет связывать лишь память. Так на роду написано.

Ульяна встала с поваленного дерева наклонилась, как-то неуклюже подняла с земли прутик лозы и начала играться, теребя им на кусте лоскуты остатков лиственного платья прошедшего лета. Шатров заметил в ней какие-то изменения, но не мог понять ясность и добро, но уверенно говорил ей:

– Ульяна, дорогая, верить надо только в свои силы. Я уже не молод и мне дороги каждые минуты нашего совместного пребывания. Не мучьте меня.

Ульяна приложила свою руку к груди Шатрова, посмотрев в его глаза глубоко и, определила его будущее:

– Послушайте меня Григорий, фамилия ваша не прервётся. Через много лет, на чужбине вы пересмотрите свои жизненные принципы, которые будут идти вразрез с вашим дворянским происхождением.

– Ульяна, милая моя, – возразил генерал, – я свою честь не запятнаю и не променяю ни на какие земные блага.

– Ваша честь Григорий Петрович не пострадает, просто у вас изменится мировоззрение, – твердила Ульяна.

– Ульяна, вы ещё так молоды и у вас большое воображение, – возразил генерал.

– Григорий, у меня дар ясновиденья, который перешёл ко мне от моей бабушки, – убеждала его Ульяна.

– Это всё предрассудки, – улыбаясь, говорил Шатров, – я присягал Родине и погоны офицера царской армии, буду носить, пока бьётся моё сердце.

– Вы хороший и порядочный офицер Григорий Петрович, но Родину можно любить с любыми погонами, – уверенно произнесла Ульяна.

– Прошу вас правильно понять меня Ульяна. Я связан обстоятельствами и не могу вам сейчас предложить официальных отношений. Нынешняя обстановка накалена до предела. В рядах солдат происходит смута, – беспокоился генерал.

Ульяна откинула полы своего пальто, приложила свою руку к своему животу и с благодарностью погибающей верной собаки у ног хозяина произнесла:

– Я благодарна вам Григорий Петрович за те мгновения счастья, которые я испытала с вами. Вы останетесь глубокой памятью во мне, как продолжатель моего рода.

Шатров смотрел на её живот, уже приметный подтверждением беременности и с радостью ребёнка от конфеты произнёс с удивлением:

– Это мне!? Вы хотите сказать, что беременны от меня?

– Пусть вас это не тревожит. Я прошу вас сохранить наши отношения в тайне, – гарью сожжённого моста ответила Ульяна.

Шатров загрустил, засунул руки в карманы шинели и нахохлившимся воробьём, с грустью, обидой мальчика, произнёс:

– У меня складывается впечатление, что вы меня использовали.

– Григорий Петрович, вас использует всё движение Белой гвардии, – отвечала, по родному, Ульяна. – Оставьте хотя бы частичку доброй памяти о себе для женщины, которая искренне к вам неравнодушна.

Шатров поцеловал её руку, сделал шаг по направлению к автомобилю, обернулся к Ульяне и всё ещё с надеждой, нежным голосом седого генерала произнёс:

– Ульяна, я всё равно люблю вас.

Эпизод 2

1920 год. Осень.

Бронепоезд Золотых погон стоял под парами на станционном разъезде. Белогвардейцы отступали после полного разгрома их войска отрядами Красной армии. Штабные суетились у генеральского вагона. Военные что-то таскали, перекладывали, занятые были все.

Полковник Сычёв под чьим руководством находился Копылов, суетился во главе состава бронепоезда и отдавал последние распоряжения. Копылова он оставил около пассажирского вагона в конце состава ожидать его жену с маленьким сыном, которых должен был доставить его денщик на повозке с ценным скарбом семьи.

После пассажирского вагона бронепоезда была прицеплена платформа, с установленным на ней орудием и Копылов прохаживался около неё. Напротив последних вагонов бронепоезда на песчаной насыпи стояли под расстрелом трое красноармейцев; Белобородов, мужик в годах, Хабаров, лет тридцати пяти, весь побитый и Антошин, молодой парень. Одежда на них была порвана, сапог на ногах не было. Гимнастёрки Красноармейцев были перепачканы запёкшейся кровью от полученных ран.

Напротив красноармейцев, шеренгой мялись солдаты новобранцы, примкнувшие к белогвардейскому движению по собственной воле; кто Красных не жаловал, кто по глупости убеждения влился в ряды Золотых погон.

Солдаты стояли с винтовками за плечами в шеренгу. Людей они раньше никогда не стреляли, да и воевать, честно говоря, не умели. Командовал ими юнкер по фамилии Бышев. Фуражка на ушах лопоухих, мундир весь в пыли, но рука крепко держала револьвер, скорее от страха, чем от уверенности.

Рядом с юнкером стоял прапорщик Марзанов и по-отечески, в полголоса отчитывал юнца:

– Учиться надобно милейший, быть самостоятельным, выполнять возложенные приказы старших по званию. А, вы голубчик всё мнётесь, в бирюльки играете. Решительности надобно по более вам, – и, отходя в сторону к офицерам, стоявшим у телеги, громко, на обозрение приказал: – Командуйте, приводите приказ в исполнение.

Офицерам цирк нравился. Они курили, лузгали семечки, ждали финала представления кровавого.

Юнкер поднял револьвер над своею головой, замер, потом сорвавшимся голосом пропищал солдатам:

– По врагам Отечества, пли!

Новобранцы, так и не поняв, что от них требовал их лопоухий предводитель, стояли, молча, не шелохнувшись.

Красноармеец Белобородов плюнул сквозь зубы и с усмешкой произнёс:

– Понабрали, сопляков. Молоко на губах ещё не обсохло.

– Ты Марзанов юнкера на потеху поставил командовать что ли? – «ткнул носом» прапорщика Копылов.

Прапорщик, усмехаясь, ответил:

– Алексей Павлович, пусть поучиться голубок. Может статься, другого случая у него не представится.

Офицеры рассмеялись. Красноармеец Хабаров бросил злобно, словом в сторону офицеров:

– Скоро вас всех передавят, как тараканов.

Красноармеец Антошин, с безысходностью в голосе продолжил:

– Жаль не придётся увидеть нам, как кровушка их прольётся голубая.

– Ну, ну, поговорите напоследок, – посмеялся прапорщик.

– Чего изгаляешься над мальчишкой? У него, небось, от страха портки все мокрые, – пожалел лопоухова юнкера Белобородов.

– А, ты откажись от своего Ленина. Встань на коленки, перекрестись, как полагается у православных людей и скажи, что больше не поднимешь свою руку против истинной власти в России, – ёрничал прапорщик.

Белобородов, как-то вдруг ожил, втянул ноздрями шумно воздух и ответил белогвардейскому прапорщику со всей честностью своего сердца перед неизбежностью уготованной участи:

– Ты ваше благородие, наверное, не понял о нашей власти ничего, если предлагаешь мне на коленках елозить перед тобой. Мне Ленин свободу дал от таких вот, как ты, кровососов. Власть наша рабоче-крестьянская и свобода наша, кровью завоёванная и не тебе сволота золото погонная марать её своими гнусными сомнениями. Тебе не понять этого.

Копылов наблюдал спокойно за всей этой горькой сценой и, подустав смотреть на напряжённое лицо юнкера, достал из кобуры револьвер, подошёл к солдатам, усмехнулся:

– Ну, что стоим? Хватит душу мытарить, какие ни есть, а люди они. Давай-ка полководец командуй и делу конец.

Копылов прокрутил барабан револьвера, а юнкер от насмешек вообще растерялся и, тряся губами от волнения, спросил в ответ глупо:

– А, как?

Копылов отошёл на шаг в сторону, взвёл курок револьвера и спокойно, разжёвывая слова, довёл действия до новобранцев:

– По команде «Товсь» винтовочки с плеча снимаем, досылаем патрон в патронник винтовки с помощью затвора и прицеливаемся в троих, лютых врагов нашего Отечества. По команде «пли» производим выстрел путём нажатия спускового механизма с названием курок указательным пальцем. Всё понятно?

Солдаты, молча, кивнули головами. Копылов равнодушно продолжал, обращаясь к юнкеру:

– Теперь, если страшно, глаза закрой полководец и командуй.

У юнкера застрял комок в горле, свело судорогой от нервов руку с револьвером и лицо камнем застывшим кричало «не хочу».

Копылов вместо юнкера произнёс солдатам команду:– Товсь, – продолжил хладнокровно после их выполнения его команды, отмерив, время жизни Красноармейцев: – Пли!

Последним мгновением отведённой черты жизни, наведённые стволы винтовок « детям» на «отцов» треснули залпом.

Алыми пятнами на гимнастёрках красноармейцев положила кровавая печать безысходности свою резолюцию на их жизни, которые уходили из тела душою к небу. Тела их скатились по насыпи, превратившись в бездыханную плоть.

Для верности Копылов израсходовал на каждого красноармейца по патрону, затем, как ни в чём не бывало, вложил револьвер в кобуру и, отходя к вагону, скомандовал юнкеру строго:

– Полководец, теперь дай команду солдатам убрать расстрелянных за насыпь, чтобы не портили обозрение.

Эпизод 3

1920 год. Осень.

Паровоз бронепоезда пыхтел клубами пара. Белогвардейцы заканчивали погрузку. Копылов, увидел подъезжающую повозку, управляемую денщиком, с сидящими в ней женой Сычёва, её сыном Алексом и Ульяной. Он снял фуражку, заправил пятернёй руки волосы на своей голове и, водрузив на место свой головной убор, шагнул к ним навстречу.

Денщик остановил лошадь, спрыгнул с повозки, обращаясь к Копылову:

– Здравия желаю господин поручик.

Копылов не обратил на его слова внимания и, подойдя к жене Сычёва, помог ей сойти с телеги, доложил по уставному правилу:

– Адъютант полковника Сычёва поручик Копылов.

– Мой супруг прибыл? – нервно пытала Кира Александровна.

– Так точно-с прибыли. Сейчас находятся в головном вагоне состава. Прикажите доложить?

– Не стоит его тревожить, у Леонида Аркадьевича и так забот хватает. Посодействуйте, пожалуйста, господин Копылов денщику погрузить вещи в вагон.

– Слушаюсь, – ответил Копылов и, развернувшись к солдатам новобранцам, окликнул юнкера: – Полководец, пришли ко мне солдата!

Юнкер устало приказал одному из солдат новобранцев:

– Шантырёв, беги к поручику.

Солдат подбежал к Копылову.

– Помоги денщику вещи в вагон загрузить, – приказал Копылов.

Шантырёв и денщик начали сгружать вещи с повозки на землю. Беременная Ульяна уточкой слезла с повозки, оглянулась по сторонам, а Копылов, снимая корзину со скарбом жены Сычёва, язвил бурятке в пол голоса:

– Ай да сюрприз. Вот тебе и тихоня. Что прижало тебя? Бежишь за генералом.

Ульяна тихо спросила:

– Где Григорий?

– Тебя на дух к нему не подпустят. Даже не думай дурёха. Это он для тебя Григорий, а для всех его превосходительство.

– Где генерал Шатров? – настаивала Ульяна.

– Что ты хвостом всё бегаешь за генералом? Не возьмёт он тебя никуда с собой. Глупая ты баба, беги пока не поздно отсюда. Нужна ты ему «как рыбке зонтик».

Ульяна облокотилась о телегу рукой и, просверлив Копылова взглядом, ответила с вопросом:

– Я тебя спросила не о том, нужна я кому-то или нет, а спросила где Григорий?

–Ну, иди тогда в начало бронепоезда.

Ульяна довольно шустро для своего положения посеменила в начало состава вдоль вагонов.

***

Красные отряды заняли посёлок и теперь двигались на станцию. Красноармейцы артиллеристы установили орудие на опушке рощи, нацелили его на бронепоезд Золотых погон. Бойцы приготовились к стрельбе. Красный командир с помидорного цвета щеками скомандовал:

– Заряжай!

Боец дослал в казённую часть орудия снаряд, закрыл замок и ждал.

– По врагам Советской власти, огонь! – приказал командир.

И пошло дугой, рассекая воздух со свистом, смертельное жало к бронепоезду Золотых погон, решением отпустить вражьи души к небесам.

***

Шантырёв, разгружая повозку с вещами Киры Александровны, неудачно поставил корзину на землю. Звякнуло стекло и денщик, нравоучительно наказал новобранцу:

– Что колотишь? Чай не своё? Корзину с посудой аккуратнее неси.

Сынишка Киры Александровны, сидя в повозке на вещах грыз леденец и ныл, а мать его копалась в корзине с вещами, внимательно оглядывая содержимое. Копылов поднял с земли отстрелянную гильзу, обтёр её носовым платком и дунул в неё. Получился свист. Алекс засмеялся и Копылов дал гильзу мальчонке.

***

Из рощи, выпущенный из орудия выстрелом красноармейского артиллерийского расчёта, с нарастающим шелестом приближался снаряд, и разорвался за насыпью недалеко от бронепоезда. Следующий снаряд разорвался рядом с вагонами, прицепленными в конце бронепоезда.

Копылов бросил на землю вещи и крикнул жене Сычёва:

– Оставьте вещи Кира Александровна, бегите с Алексеем в вагон!

Кира Александровна присела на корточки от взрыва, около колеса телеги, обхватив от страха голову одной рукой, а другой прижимала к своей груди ридикюль.

Копылов вынул револьвер из кобуры. Белогвардейские солдаты заметались по станции, полезли в вагоны. Двери в бронепоезде быстро закрывались и оставшихся на стороне, ждала, малоприятная ситуация. Копылов сплюнул с досады. Они находились у гражданского вагона, и прятаться в нём не было смысла, надо только было бежать в лес или к бронированным вагонам, из которых доносился скрежет закрываемых засовов дверей.