Вместо вступления или: почему я решил написать эту книгу…

«Мы не умели воевать,

Мы только победить сумели.»

Михаил Федорович Тимошечкин,

поэт, фронтовик (1925 – 2013)

Мальчишкой, проводя лето в деревне, я постоянно досаждал деду просьбами рассказать о войне. Тот хмурился, отводил взгляд в сторону, частенько при этом ловко сворачивал из кусочка газеты своими большими, желтыми от курения пальцами самокрутку с махоркой, вместо привычных «шахтерских» или «севера»⁵, и, невнятно пробурчав – «да что там рассказывать – грязь да кровь», выходил из хаты во двор покурить. Он, рядовой солдат трех войн, не любил о них вспоминать. Мне же хотелось услышать нечто героическое и романтическое, ну, в общем, «как в кино».

Дед сильно хромал: правая нога была короче другой, что доставляло ему большие неудобства при ходьбе и езде на велосипеде. Только верхом, в седле он, воевавший в гражданскую в кавалерии в бригаде Г.И. Котовского⁶, имя которого свято чтил до конца своих дней, чувствовал себя комфортно. Специальные ортопедические ботинки на особо толстой подошве, пару которых ему шили в Полтаве только раз в два года, очень берег. По этой причине, когда мы шли к речушке нарезать прутья из ивы на корзины, а плел он их мастерски, разувался. И я с ужасом смотрел на его изуродованную, неровно сросшуюся, перебитую в двух местах пулями ногу с огромной, зарубцевавшейся воронкой сверху ступни. По ночам его одолевали нестерпимые боли в изуродованной ноге, и я бывало в ужасе просыпался от крика: «Бабка, несы сокыру, я ейи видрубаю!»

Только однажды, когда я приехал в свой единственный солдатский отпуск, и мы посидели по-взрослому, и он, расчувствовавшись, рассказал, как его тяжело ранили при форсировании Днепра. «Сразу не призвали, староват я был… А потом, он, гад, из-за щитка меня достать не мог, а я был первым номером при пулемете, так бил по ноге. Ее лежа, не спрячешь. Точно бил, гад, снайпер». И ни разу во врем своего нехитрого повествования дед не сказал ни немец, ни фашист, а только – «он, гад». А в конце вздохнул и добавил: «Да что там, нас на фронте хоть кое-как кормили. А вот бабам с детьми в тылу, в эвакуации было куда как тяжко».

Я невольно каждый раз вспоминал этот его сугубо личный рассказ о войне, когда работал в архиве полевых учреждений Государственного банка СССР. Именно, эта, созданная с первых дней Великой Отечественной войны, система была призвана обеспечить бесперебойное движение денег как на фронте, в Действующей армии, так и в обратном направлении в тыл, семьям военнослужащих. В стране понимали, что войны не избежать, и уже в августе 1940 г. Совнаркомом СССР было принято совершенно секретное постановление №1419 – 556сс, утвердившее «Положение о полевых учреждениях Госбанка СССР». Фактически речь шла о создании особого рода кредитных учреждений, аналогичных полевым казначействам русской царской армии, активно действовавшим на полях сражений в русско-турецкую войну 1877 – 1878 гг. и русско-японскую – 1904 – 1905 гг.

Казалось бы, зачем солдату на войне наличные? Ведь его кормят, одевают, обувают, снабжают табаком и дают даже винную порцию, словом, обеспечивают всем необходимым. Однако, как показал боевой опыт, в случае перебоев в выдаче личному составу денежного содержания резко ухудшаются отношения с местным населением, возникают эксцессы мародерства, особенно в период нахождения за границей, затрудняется связь с родными. Решать эти проблемы в ходе вооруженных конфликтов Русской императорской армии и были призваны полевые казначейства, где они убедительно доказали необходимость своего существования и показали высокую эффективность работы.

Жизнь до…

Кем был летчик в СССР в начале 1930-х годов в глазах мальчишек? «Бывало, приедут в отпуск – в красивой форме, а таком, понимаешь, реглане… Завидно! Я и решил, что пойду только в авиацию, чтобы получить реглан, форму и освоить современный истребитель!» – вспоминал через много лет после окончания войны летчик-истребитель Виталий Иванович Клименко⁷.

Да, именно в таком порядке: сначала – реглан, потом привлекательную для девушек летную форму, а уж потом… все остальное: долг перед народом, любовь к Родине, романтика подвига.

Что и говорить, профессия военного в предвоенные годы была весьма престижной. Служить в армии, а уж тем более быть командиром, особенно пилотом или танкистом было почетно и для молодого человека, и для его родителей и близких. Ими гордились ученики и педагоги школ, где они учились, товарищи по цеху на заводе, где они трудились до поступления на военную службу, односельчане из колхоза, откуда они ушли в армию. Да и денежное содержание было вполне завидным, не в пример доходам на гражданке.

В конце 1930-х годов старший лейтенант И. А. Толконюк⁸ был назначен на должность старшего помощника начальника мобилизационного отделения Управления начальника артиллерии округа. По характеру работы ему полагалась «15-процентная надбавка к денежному окладу за секретность и выдавались талоны на бесплатные завтраки. Мой месячный оклад, к удивлению, теперь равнялся окладу командира полка»⁹.

Будущий летчик-штурмовик Павел Ефимович Анкудинов¹⁰ поступил в Оренбургское авиационное училище. «На первом курсе я получал 100 рублей, на втором – 110 и так каждый год по десятке прибавляли, а инструктором уже получал 700 рублей, не говоря уже об отличном обмундировании и бесплатном питании по норме 8а – шоколад и все, что хочешь. Жили хорошо, этого не отнять»¹¹. По выпуску Павел Ефимович стал инструктором.

Итак, курсант летного училища получал стипендию в 100 рублей на всем готовом. Много это или мало по тем временам? По воспоминаниям летчика-бомбардировщика Героя Советского Союза Николая Павловича Жугана¹², в 1935 г. он работал учетчиком в совхозе, а это считалась важная должность. «Мне платили по 100 рублей в месяц, а по тем времена это была хорошая зарплата»¹³. Так что вполне можно понять, почему столь высок был престиж летной профессии. И девушки явно не сторонились общества курсантов.

Надо признать, что официальная пропаганда делала все, чтобы внедрить в сознание советских людей героику красных командиров и бойцов времен Гражданской войны, вселить уверенность в могущество современной Красной Армии, тогда еще официально Рабоче-Крестьянской, придать романтику образу человека в военной форме. На экран один за другим выходили мастерски, на потрясающем художественном уровне снятые кинофильмы, каждый из которых был событием в жизни страны. «Истребители»¹⁴, «Трактористы»¹⁵, то бишь «Танкисты» – а именно так следовало назвать эту ленту, – были прекрасными в самом высоком смысле этого слова и по меркам сегодняшнего дня произведениями киноискусства. А служба в танковых войсках тоже была, что называется, на зависть.

«Когда я служил в Даурии в мехполку [середина 1930-х], у танкистов был авиационный паек – привилегия. И одежда: краги кожаные, сапоги, танкошлем»¹⁶, – с юмором рассказывает о своей тогдашней наивной очарованности романтикой броневойск А.П. Швебиг¹⁷. Но этот внешний антураж все же способствовал тому, что Анатолий Петрович стал офицером-танкистом, дослужившись до ответственейшей должности заместителя по технической части командира танкового корпуса.

Да, это были пропагандистские, призванные мотивировать юношей идти на военную службу, картины, но какого качества! Чистые и полные благородства образы с экрана вызывали у молодежи стремление встать в один строй с этими почти что небожителями.

Хотя, что это я? Фильм «Танкисты» тоже был, и вышел он на экраны в аккурат к событиям на Халхин-Голе, где японцы решили проверить на прочность РККА в целом, и наши танковые войска, в частности. Но эту агитку, где через слово все клянутся в верности Сталину и партии, подчеркивая свою любовь к Родине, как-то не хочется и вспоминать. Но вот что интересно, в кино этом наши легкие танки Т – 26 не только летают со скоростью самолетов по полю боя, но и в огне не горят, а у вражеской артиллерии нет даже шансов в них попасть. И это «действо» предлагалось зрителям тогда, когда именно эти Т – 26, увы, горели на Халхин-Голе, ведя абсолютно бесстрашные, граничащие с самопожертвованием, атаки на японские позиции, спасая нашу пехоту. И подвиг их экипажей был вполне реальный, а не киношный. Жаль только, что с экрана нашему зрителю внушалась, что наша броня неуязвима. Тем тяжелее было потом воспринимать реальности войны.

Но тогда они, юные романтики военной службы, этого еще не знали. Вот и грезили заветными курсантскими петлицами.

Полковник Николай Васильевич Климов, офицер-танкист, в начале войны техник роты, улыбнулся, вспоминая – как стал военным? «Весной к нам, как-то, в город [Кузнецк Пензенской области] приезжал один танкист, а у них тогда форма была красивая, кожаные куртки, и вот я решил стать танкистом»¹⁸.

«Отношение к курсантам в городе [Оренбургское авиационное училище] было великолепное, – вспоминает летчик-штурмовик П. Е. Анкудинов. – У нас были вечерние прогулки перед сном, и мы шли по центральным улицам. Мы шли – хорошо одеты, в длинных шинелях, хромовых ворошиловских сапогах. Загляденье! Народ нам просто аплодировал!»¹⁹ Да, не будем кривить душой: народ любил свою Красную армию.

Что это мы все о летчиках, да танкистах. Поговорим о главном труженике войны – пехотинце. Он таким был, таким и остается сегодня. Будущий офицер армейской разведки Иван Федорович Кружко учился в Киевском пехотном училище. Курсантское довольствие в 1941 г. составляло 42 руб. в месяц. «Это уже было, как говорили бабы на Крещатике, «добри гроши», если учесть, что оклад комвзвода составлял 650 р. На эти деньги уже было можно разгуляться».

И, конечно, не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что фоне всеобщей весьма скромной, если не сказать бедноватой жизни, красные командиры были весьма обеспеченными по тем временам людьми. Я помню, как через десятки лет, когда я уже работал на республиканском телевидении, ветераны с явным удовольствием вспоминали, какие продовольственные пайки они, молодые офицеры, получали перед войной. Настолько это им врезалось в память, что можно только представить, какими важными людьми, чтобы не сказать богачами, они чувствовали себя среди перебивавшихся кое-как сверстников. Какой восторг у младших братьев и сестер вызывало их появление с богатыми и вкусными дарами, как светились гордостью глаза матерей, которые видели в них кормильцев и опору семьи.

И вот Клименко на пороге своей мечты по пути в небо: он поступает в летно-штурманское училище. Это сразу переводит его жизнь на новый качественный уровень: «Курсантам выдавалась стипендия: 1-й курс – 80 рублей в месяц; 2-й курс – 100 рублей и 3-й курс – 120 рублей». И это при полном государственном обеспечении, т.е. военной форме и бесплатном питании. Конечно, не это в первую очередь влекло юношу – он хотел летать. Не будем забывать про романтику неба, но все же…

Итак, много ли это по деньгам для того времени? Чтобы не скатываться на голую статистику, давайте обратимся к свидетельству тех, кто жил, работал, воспитывал детей, творил и служил в то время.

Отмечу только, что средняя зарплата по народному хозяйству в СССР составляла накануне войны 339 руб. в месяц. При этом плотник или механик мог рассчитывать на заработок в 350 руб., бухгалтер – 250, инженер до 450 руб.

Выпускник Харьковского авиационного института Аполлон Яковлевич Мариненко был направлен по распределению на Горьковский завод № 21, где был назначен в филиал Конструкторского бюро (КБ) Поликарпова по истребителям И-16 – весьма массовой и вполне современной по тем временам машины. Оклад инженера-конструктора с высшим техническим образованием, что тогда было редкостью, составлял 250 руб. в месяц при практически неограниченном рабочем дне с очень редкими выходными. Правда, женатым давали комнату от завода, а за выполнение важных и крупных заданий платили хорошие премии. Однажды Аполлон Яковлевич за работы по увеличению топливного запаса И-16 за счет подвесных баков получил премию в размере 12 окладов. «Из сберкассы, где получал деньги, шел с полной авоськой, набитой пачками денег. Жених!», – вспоминал Мариненко²⁰. Но не всем так везло.

Перед войной будущий танкист Борис Кузьмич Кошечкин²¹ после педагогического института работал учитель начальных классов. Зарплата – 193 руб. 50 коп. Прожить на эти день было невозможно. Плюнул, ушел из школы и уехал работать слесарем в Хабаровск. Мог по 200 – 300 руб. матери посылать из 500 заработка. «В колхозах на трудодень дают 100 г зерна. Нищенствуем», – писали ему из деревни. Затем ушел кочегаром во вредный цех – от 2700 до 3500 руб., «в зависимости от того, сколько выдам пару и газа в систему. Все учитывалось! Даже расход угля». Работал по две смены. Но в производстве использовался карбид кальция, а потому «выделялся ацетилен». Крайне вредный для здоровья процесс. И это с высшим образованием!²²

Понятно, что Борису Кузьмичу была открыта прямая дорога в военное училище. Войну наш педагог встретил уже лейтенантом на легком Т-26, который, конечно, сразу же подбили, но повезло: весь экипаж остался в живых. Затем английский «Валентайн» и Т-34. Дрался Кошечкин отлично – стал Героем Советского Союза. К его боевой биографии, как и многих других фронтовиков, чьи имена будут упомянуты в этой книге, мы еще не раз вернемся. Пока же продолжим о том, как жила страна. Конечно, жизненный уровень повышался, в том числе и в деревне. Но везде по-разному – многое зависело от района, местных условий.

После окончания юридического института Зяму Яковлевича Иоффе, в годы войны сотрудника военного трибунала и военной прокуратуры, назначили на должность народного судьи – оклад 900 руб. «и я стал частью местной «номенклатуры». Но все дела по «контрреволюционным» статьям рассматривал только областной суд, а тут – бытовуха», – особо подчеркивает рассказчик²³.

Так что, оклады были разные. А вот картинки из жизни в Сибири – Россия большая. И то, как запомнились те годы Александру Петровичу Попову: «У нас и корова, и свиньи, и овцы были. Надо шерсть на носки, надо мясо, и кабанчики должны быть… Куры яйца несут. Гусей много. В хозяйстве две коровы, овечки, кабаны, куры. Я занимался кроликами. Это выгодно. Во-первых, мясо диетическое, хорошее, а во-вторых, мать с этих шкурок рукавички нам шила и носки».

«Я перед войной три года на тракторе отработал, три сезона: 8, 9, 10-й классы. На третий год я работал на гусеничном, – продолжает делиться воспоминаниями Александр Петрович. – И комбайны таскали. Я, когда уходил в [военное] училище, за трудодни получил тонну пшеницы. Мать потом ею кур кормила»²⁴.

Понятно, что с таким опытом только в танкисты. Вот и воевал Александр Петрович Попов, офицер-танкист, на среднем Т-34 и тяжелом ИС-2 – «Иосиф Сталин».