Цитаты из книг автора «Сергей Шаргунов»

многоэтажному городу снайперскими винтовками. – Узнали мы, где белые. В лесу. Они поели, попили, спать легли. Довольные… А мы налетели. И давай их шашками… Это уже не война. Это ее эхо блаженно звякнуло в хохотке старика-комиссара, который просвещал детвору

из палатки лезут, еще сонные, а он по ним из гранатомета. Я ему: «Чип, тебе их не жалко?» А он такой: «Чего их жалеть?» И снова бах-бах… Вот ему ухо и заложило… – докладывал коренастый зам командиру с молодым лицом и серебристой щетиной. Командир поощрительно, устало

мелькания своих чумазых ножек. – Стой… Насть… Хочешь, помогу?.. – Не надо, я сама! Она нагибалась на гибельную дрожь и тянула из водяного капкана всякую тварь, а я, уходя от калитки, ревниво поморщился: она танцевала с невидимым другим. Светло-жестокая ко мне, младшему, и такая милосердная к ним, наименьшим, надо ли говорить: спустя каких-то двенадцать лет она вышла за Мишу; теперь

точностью выцепляла нечто и благоговейно, но стремглав относила к столу в большую супницу. – Эй! Привет! Ты что делаешь? – А… – равнодушное. – Ты… – Можно к тебе, Насть? – Не мешай. – Чего ты бегаешь? Все же ее распирал праздничный задор:

наслаждении, пока они кружат вокруг издыхающих товарищей. Он сильнее и старше, я молча отвожу взгляд на три пороховые родинки у него под загривком. После, когда прошел трехсуточный дождь и подмосковный воздух был океанически-глубок, кусты малины

стеклышко, через которое каждому, даже извергу, доводилось смотреть на мир хоть разочек. И если бы в момент ожесточения поменять человеку глаз, подуть в ухо каким-то заветным словом… Иногда мне кажется: любая жестокость свежа и наивна. Для жестоковыйного каждое новое злодеяние начинается с чистого листа. Кто жесток? Часто – дети. Они еще сбоку картины жизни, всё для них понарошку. Кощеи и витязи, жестокость

Нет, Зоя Филипповна, я не встал, вы самостоятельно вставали, я остался сидеть за партой с девочкой Юлей, чтобы через восемь лет целоваться с ней, когда вы уже умрете. Ветку сирени Юля выкинула под колеса троллейбуса, кокетка. Какой был номер у того троллейбуса? 28?

Память – наставница. Она насыщает тебя приметами реальности, и, поскольку многое повторяется, ты действуешь на автомате, а это и есть зрелость. Ты уже знаешь, как все должно быть, точно дичь, видевшая охотничье дуло.

…Я был в храме с синими маковками у священника Александра Меня за неделю до его убийства, мне было десять.

В феврале 1937 года гитлеровская газета «Фёлькишер беобахтер» давала пояснения в свойственном ей ключе: кавказская банда истребляет еврейскую.