Цитаты из книги «Говорю от имени мёртвых»

– Мне было интересно, как он себя поведёт, – с улыбкой честно признался я. – Понимаете, Иван Иванович, ваши эксперты были совершенно правы. Это вариант, но мне всё равно нужен ещё один нормальный кандидат для проведения финальных тестов. Вы ведь не сможете вашего «золотого телёнка» превратить во что-то подобное? Нет? Поэтому будем экспериментировать! И мне не должно быть жалко этого пациента, поэтому постарайтесь найти что-то из разряда «приговорён к смертной казни». – Это мы сделаем, не проблема, но вы должны мне прямо сейчас рассказать в подробностях, что произошло во время эксперимента, – приказал куратор, явно не получив от меня нужной информации через прямое считывание. И не получишь, не на того напал. – Сейчас это совершенно не важно! – отрезал я, надеясь прекратить бесполезный разговор, – А я так не думаю, – упёрся куратор. – Извольте выполнять приказ. – Я правильно понимаю, что вы любым способом заставите меня рассказать вам об этом? – непонятное упрямство прямо распирало меня. – Жену приведёте, пистолет ей к голове приставите, так? Вам это сейчас зачем, Иван Иванович? Мы ведь ещё не подошли к решению поставленной задачи, да? Он молчал, но по подергивающемуся уголку губ была видна крайняя степень его раздражения. – Я ведь не дурак и не романтик, Иван Иванович. Отлично понимаю, что со мной будет, когда ваши эксперты получат недостающую часть пазла. Раньше у вас всё считывалось без проблем, а сегодня сбой, так? Если кто видел быка на корриде, когда пикадоры уже изрядно раздразнили его острыми пиками, а перед носом начинает танцевать тореадор с красной тряпкой, тот поймёт, в каком состоянии находился куратор, выслушивая мои откровения. – Это моя страховка, Иван Иванович, и Светланина тоже, кстати говоря, потому что вы ничего ей не сделаете, пока не получите то, что для вас так важно. – Вы явно переоцениваете свою значимость, Михаил Григорьевич, – прошипел куратор. – Того, что мы знаем, уже достаточно, чтобы обойтись без вас! – Да что вы говорите? – улыбнулся я, не чувствуя прежнего страха в душе. – Вот он я, хватайте меня и приступайте к работе на моём месте! Что-то не вижу энтузиазма, Иван Иванович! Идём на абордаж, борт к борту, кидаем крючья и прыгаем на головы врагам с обнажёнными саблями. Никаких компромиссов, один из двух должен умереть, но… противник выбрасывает белый флаг и покорно сдаётся на милость победителя. – Что мы опять собачимся, Михаил Григорьевич? – неожиданно расслабился и широко примиряющее улыбнулся куратор. – Вы меня извините, сорвался, вышел из себя, когда этот дебил напал.

полным контролем – не то, что мысль, эмоция лишняя не выскочит сама по себе без приказа. Тогда просто догадался, мысли совпали с его экспертами. Какими экспертами? Кто, кроме меня, может что-то сказать по этой теме, да ещё столь авторитетно? Хорошо, не имея возможности получить ответы, подождём и действительно поработаем с материалом. Следуем сценарию сна, но не вырубаем куратора, раз он не представляет опасности. Активируем стык, пошло раскрытие, заполыхали тревожно посадочные огни. Вот только нет в них никакой тревоги, мягко переливаются алыми всполохами, как раскаленные угли в печке – заходи, кто хочешь на огонёк.

неуместности собственного поведения. Что я ему – провинившийся второгодник, что ли? – Для нас это задача государственной важности, от нашей работы зависит судьба государства, а для них какие-то абстрактные истины вроде демократии, свободы, открытости. От чего свободы? От долга перед Родиной? Какой открытости? Секретные архивы всем открыть на полный доступ? Это же анархисты, прости Господи, им государство разрушить в радость! Они ради этого мать родную убьют! Зря он про анархистов сказку повёл, к его несчастью совсем недавно этой темой интересовался. Не такие уж они и плохие люди были, да и цель их была не разрушить государство, а создать общество на основе взаимного доверия и уважения, где никто ни над кем не стоит в роли управителя. Фактически тот же коммунизм, только сразу. Такая же утопия, но привлекла в свои ряды много людей, решивших, что, став анархистами, они могут делать всё, что угодно. В том числе убивать всех, кто не согласен с их идеями. Даже самые светлые идеи могут превратиться в собственную противоположность, если их реализуют люди с чёрными душами. – Решайте свои задачи там, за пределами лаборатории, а здесь я не дам никого убивать, если только он не будет явно угрожать чьей-то жизни, – отрезал я. – Хотите отстранить от экспериментов, делайте это или позвольте работать дальше! – Кто ж вас отстранит, уникальный вы наш? Некем вас заменить, к сожалению, – недовольно отозвался Иван Иванович, скривившись, словно лимоном закусил. – Кто это? – перевёл я тему на работу, пытаясь избавиться от дежавю. На столе лежало грузное тело, и сканирование показывало его полную дебильность, или, как это было названо политкорректно с «пониженной сознательной активностью». Это я в будущее заглянул в том сне? Или в параллельную реальность? – Ваш новый пациент, я вам о нём говорил, как раз перед тем, как нас прервали. Сканирование в зелёном диапазоне не выявило странностей у охранников, теперь постоянно дежурящих в лаборатории, ни у самого куратора. Всё, как обычно, человечно и без дурацких шнурков в небо. Что я могу проверить прямо сейчас? Правильно, пробежаться, точнее пролететь вдоль по барьеру! – Работаем, – демонстрируя согласие и смирение, спокойно ответил я, устраиваясь рядом с пациентом. Отправляйся, братец, пока в крепкий сон, чтобы не мешаться, а мы с Ерохиным немного полетаем в голубых небесах. Нет, нет и нет! Ничего нет, никаких «муфточек», «продухов» в барьере, вражеских капсул, набитых странными тварями. Всё стерильно и спокойно! Но про дебила на столе сон угадал полностью. Как такое может быть? Прочитал случайно в мыслях куратора? Так он всегда держит себя под

составляющей, если я правильно понимаю, он подразумевает дебилов? – Михаил Григорьевич, это действительно поможет вам отработать технологию при меньшем сопротивлении объекта, поверьте экспертам на слово. Куратор старался говорить убедительно, демонстрируя более заботу обо мне и результатах работы, чем о чьих-то ещё интересах. При этом он странно морщился, усиленно моргал и несколько раз потёр глаза, словно что-то мешало ему смотреть нормально. Одно дело, если бы он держал пальцы у губ, это однозначно доказывало бы, что сказанное им ложь и ему самому неприятно это говорить. Но глаза! Ему неприятно видеть меня? – Взять его, – с перекосившимся от ярости лицом крикнул куратор охранникам, указывая куда-то за их спины. Мальчик лет четырнадцати прижался в угол и, выставив руки перед собой, пытался… заново выстроить защитный барьер. Зелёное зрение давало прекрасный обзор любых энергетических объектов – очередной удар со стороны Ивана Ивановича разметал щит мальчика в клочья, следующий удар может стать для него смертельным. Совершенно непроизвольно я кинул в остатки экрана огромную порцию энергии из барьера, создав непреодолимое препятствие для атак куратора. Мальчик посмотрел на меня с большим удивлением и исчез, словно его и не было вовсе. – Что вы наделали? – орал Иван Иванович, наседая на меня. – Вы понимаете, что это вражеский лазутчик, которому вы, Михаил Григорьевич, помогли сбежать? – Для меня это просто мальчик, которого вы, Иван Иванович, собирались хладнокровно убить, – парировал я, с удивлением обнаружив способность противостоять подобным наездам. – Они бы не успели его схватить ни при каком раскладе, и вы это прекрасно знали! Я не собираюсь участвовать в убийстве детей! – Вы что-то не понимаете, Михаил Григорьевич, – с угрозой в голосе произнес куратор, – это не мальчик, это враг, который только что собирался вас убить. Или вы этого не увидели? Если бы я не ударил первым, вы сейчас оказались бы на том свете, можете в этом не сомневаться! – Почему вы так решили? – запальчиво спросил я. – Пусть у него есть способности, но он не похож на убийцу! – То есть ему топора или автомата в руках не хватало? У него есть способности, вам этого мало? Вы думаете, от кого мы спасались в поместье, кто нас атаковал в вертолётах? Их много и они против нас, против страны! – Не верю! Зачем им нас убивать? Что мы такого ужасного творим, что по нам нужно стрелять ракетами и привлекать кучу экстрасенсов для охоты? – Всё зависит от точки зрения, Михаил Григорьевич, – поморщился, как от зубной боли куратор. – И пойдёмте в лабораторию, что мы тут на виду у всех перепалку устроили? Он цепко ухватил меня под локоток и потащил за собой, нимало не смущаясь

происходило во сне. Игры с подсознанием даром не проходят, иллюзии могут полностью заместить реальный мир, превратив бывшего экстрасенса в обычного психа. Кстати, никаких каминов здесь тоже нет, даже декоративных, как и каминных щипцов. Нужно расслабиться и выкинуть из головы всякую чушь, чтобы успеть хотя бы малость поспать нормальным человеческим сном. * * * До утра, словно удовлетворившись содеянным, подсознание мирно спало, милостиво разрешив хозяину прийти в себя после ночного спектакля. Утром никто не стучал в двери, требуя немедленно и чрезвычайно срочно продолжить эксперименты. Мы спокойно позавтракали, отдав должное кофе и свежеиспечённым круасанам. Солнце наполняло нашу уютную гостиную ласковым теплом, играя яркими бликами на полированных дубовых панелях, свидетелях тех времён, когда в этих стенах жили академики и профессора, решая задачи мирового масштаба. Нежно обнявшись и расцеловавшись, мы расстались, отправившись каждый на свой пост: я в лабораторию, Светка к журналам и телевизору. В доме всё хорошо и на душе спокойно. Я не спеша прогуливался по коридору, совершенно по-иному воспринимая всё, ранее казавшееся опасным – обычное, нужное, функциональное. Датчики, камеры, двери с электронными замками, суровая и неразговорчивая охрана, стерегущая наш покой – это нормально, правильно, продумано! Так положено, ведь это секретный объект, а мы – государственная тайна, которую нужно охранять, не жалея средств и времени, да и самой жизни подчас. Заложив руку за борт пиджака, я вышагивал с видом Наполеона, обозревающего завоёванные владения, находящиеся в моей власти, принадлежащие исключительно мне. Совершенно непроизвольно включив зелёную завесу, я остановился перед очередным постом как вкопанный – колышущиеся в охранниках души имели чётко видимый канатик, уходящий куда-то вверх, а сами души мало походили на человеческие. Потряс головой, зажмурив глаза, сильно ущипнул себя за руку, досчитал до десяти и снова посмотрел – всё в порядке! Тьфу, показалось! А ведь чуть не рванул по коридору обратно спасать Светку! Вот был бы скандал! Навстречу шагал приветливо улыбающийся Иван Иванович. – Михаил Григорьевич, а вы ранняя пташка! Думал, потревожу ваш сон, а вы вижу, уже спешите на работу – похвально! Всё в порядке? Вид у вас какой-то встревоженный? Проблемы? – Ерунда, сон дурной, – честно признался, не уточнив, что именно снилось. – Действуем по плану? – Практически, но с небольшой поправкой. Наши эксперты решили, что работа с полнофункциональным телом по вашей программе не эффективна. Выгоднее начать первичные эксперименты на представителях с пониженной сознательной составляющей. Это сон? Какие эксперты? В чём эксперты? Под пониженной сознательной

И всё-таки я не успеваю – дверь лаборатории вышибает взрывом, из дыма сверкают лучики лазерных прицелов, гремят выстрелы и пули втыкаются в тело горячими кинжалами, отбрасывая меня назад. Светлана бросается ко мне, невзирая на смертельную опасность, падает рядом, как санитарка на поле боя и кричит, надеясь отогнать смерть, уже распахнувшую тёмные крыла над моим остывающим телом. – Миша-а-а-а-а, просни-и-и-ись, Миша-а-а-а! Она толкает меня, трясёт, как мешок картошки, орёт мне в уши, лупит по щекам. – Да, проснись ты, ирод! Что же ты так орёшь! Совершенно очумевший вскакиваю и ничего не могу понять – где лаборатория, где взрывы, пули, мёртвые охранники? Почему мы в спальне? И зачем Светка трясёт меня? – Чёрт бы тебя побрал, Мишка! Ты же меня до смерти напугал своими криками! Что тебе там приснилось такое? Приснилось? То есть всё это, включая сон про нападение красноголовых, мне приснилось? Нет, ну сон, понятно, но получается, что проснувшись после того сна, я вовсе и не проснулся, плавно перескочив в другой сон. – Чертовщина какая-то, – виновато признался я, – приснился бред полный, даже рассказывать не хочу. Сильно кричал? – Да вообще, будто тебя там на кусочки резали, гад ты эдакий! – она толкнула меня несильно кулаком, уже мало-помалу отходя от потрясения. – И чего ты там всё Алису звал? Эротические фантазии с садомазо? – Лучше бы садомазо, чем такое, – криво улыбнулся я, вспоминая приснившееся. Обычно сны я забываю быстро, стоит только сказать пару слов, зевнуть и всё – сон распадается на несвязанные фрагменты, теряет всякий смысл и забывается абсолютно. На этот раз сон можно было прокручивать, как фильм в любую сторону, замедляя или полностью останавливая воспроизведение – я помнил каждую деталь: зримо, выпукло, до селезёнки, по которой били вполне реальные горячие пули. Казалось, тронь сейчас те места и почувствуешь след от заросшего шрама. – Ну, хоть намекни, что снилось, – потребовала Светка, снова устроившись на постели. – Чем так можно напугать нашего великого победителя всех и всего? Да, не дуйся ты, шучу! Без особых эмоций, пропуская целыми блоками, в общих чертах я обрисовал первичный сон, потом то, что произошло позже. – Понимаешь, я ведь поверил, что всё происходит в реальности! Там после первого сна я реально проснулся и меня разбудил телефон! – Какой телефон? – во взгляде Светки было столько скепсиса, что и дурак догадается – никаких телефонов здесь нет, не было и не будет. Здесь всё делается лично! Нет телефона, значит, всё действительно

господин куратор? Молчит, волком смотрит, но молчит. Так, что тут у нас? Совершенно инертное мясо, грубо говоря. Пусть себе полежит, а мы пока займёмся осмотром изгороди, то есть барьера. Никогда не задумывался, почему у меня получается работать с ним, а у Панкрата нет – самое время озаботиться. Барьер, барьер, где ты кончаешься? Почему ты ко мне всегда одним боком? А не поворотишься ли, как изба Бабы Яги к лесу задом, а ко мне передом? Нет! Сам, всё сам! Полетели, Андрей Иванович? Это что за ерунда такая? Кто тут «муфточек» навтыкал? Это не мои доморощенные «руку сунул и черпай», а вполне стационарные приспособления для работы с барьером, точнее для его преодоления без затраты энергии. Ну-ка, попробуем вас на зубок! Вот никогда не было так и снова началось, как говорил покойный ныне премьер Черномырдин. А энергию как качать, если я там, а глаза мои здесь? Нет, таким путём мы не пойдём, так до морковкиного заговения будем телепаться с дырками. Быстрая инспекция и общее понимание – что есть барьер? Ничего себе махина! Жизни не хватит его облететь, громадина безразмерная, охватившая практически весь земной шарик. Но кое-где дырявая в силу неизвестных мне законов. Не в том смысле дырявая, что утекает энергия или души, а как бы естественные продухи в сплошной оболочке. Вот в такую «щель» и прошмыгнула чужая «капсула». В этом районе и насверлила дырок, как рыбак во льду. Видать по всему, не в первый раз подобным занимаются. А что же сам барьер, неужто не заложено в нём сопротивление подобным действиям? Не год и не два существует, за миллионы лет мог бы и озаботиться самовосстановлением. Но это опять вопрос к Вечности, которой без разницы, что мы о ней думаем. Давай-ка, Миша, сам кумекай, как лучше сделать. Итак, смотрим там, а работаем с барьером здесь, где прямой контакт. Первое, что пришло в голову – забираем максимум энергии из барьера, формируем на поверхности узкий канал, прилепленный к нему, подводим его к «муфте». Заливаем муфту энергией, плавим её стеночки, рвём в клочья чуждые структуры. Есть, залатали! Ура! Осталось ещё миллиона полтора-два и работа сделана. Нет, то, что сделано не за один день и даже год, вряд ли можно заштопать таким образом за час. Так, пора изображать оживляж трупа – ударяем энергией по нашему пациенту, пусть немного подвигается, ему полезно, а главное совершенно безопасно. И думаем, господин аналитик, голова нужна не только, чтобы в неё есть! Энергия залепила дырку, но сейчас барьер совершенно равнодушен к этим проколам, словно их вообще для него не существует. Стоили мне плеснуть в дырку «бензинчика», как барьер тотчас же подключился к её уничтожению. Нужны помощники, много помощников, которые толкнут эту самую энергию во все дырки разом. Пусть помаленьку, но «подсветят» барьеру, что в нём не так. Запустят его собственный механизм самоисцеления.

Ладно, потом будем плакаться, да каяться, сейчас нужно действовать, не привлекая внимания противника и не раскрывая ему лишних сведений. Эх, сюда бы Пашу с Алиской! – А что мешает? – чёрт, едва успел выскочить из сознания куратора, не хватало ещё, чтобы он услышал голос Алиски. – Ты же знаешь, мы всегда рядом! Кстати, ты ведь можешь слышать Пашу, если ещё не забыл об этом, а я буду транслировать ему только твои слова для сокращения трафика. – Ребята, дела дрянь! – признался я, чисто для вида тщательно проверяя и перепроверяя крепления на теле пациента. – Алиса, прими картинку, расскажи Паше, что увидишь, а кратко поясню – меня использовали, чтобы организовать этот прорыв. – Миша, ты же не хочешь сказать… – Алиса с трудом подбирала слова, боясь признать очевидное. – Хочу, Алиса! Я не знаю, кто мне прислал эти образы, но наш куратор во всём этом участвует на стороне противника. Давно участвует и я не первый в его проекте. Тебе повезло, у тебя не появилось именно этого дара, а то бы и тебя утащил в свою мышеловку. – Миша, давай точнее, что нужно сделать, чтобы всё это остановить? – мысли Курбатова были по-военному чёткими и резкими, он готов был немедленно кинуться в атаку, если поступит приказ. – Кабы я знал, Паша, – горестно признался я. – Нужно закрыть пробои в нашем барьере, закрыть его для них, чтобы они начали гробить свои души. Их это не остановит, но хотя бы вдвое уменьшит численность потенциальных агентов. Беру это на себя! А вот тебе, Алиса, придётся поискать родственные души, нам понадобятся все, кого сможем собрать. Но перед тем, как посвящать кого-то в наш план, бери его за руку, а я буду сканировать – не хватало подцепить заразу. – Миша, можем мы организовать что-то вроде диверсионной работы на их территории? – Слабо себе это представляю, если честно, – засомневался я. – Это же не наземная операция, не самолёт и не ракета в космосе, они в такой зоне, где любые привычные нам методы ведения войны бесполезны. Но нужно думать, как их прижучить там, в их гнезде, чтобы им стало не до нас. Иван Иванович наконец окончательно пришёл в себя и тотчас же принялся командовать, разгоняя лишних людей и ставя мне оперативную задачу. – К сожалению, Михаил Григорьевич, операцию нужно будет провести уже завтра утром, поэтому я позволил себе выдернуть вас из постели. Вы должны довести до конца эксперимент с подавлением тела, принимающего душу, иначе всё, над чем мы работали, ставится под сомнение. – Пациент у нас сегодня, мягко говоря, специфический, – поморщился я для порядка, изображая приверженца научности и чистоты эксперимента. – Не повредит общей картинке? Все ж таки клиент самого высокого уровня, а мы на куклах безмозглых эксперименты ставим, – ворчал я, кидая пробный шар в ворота куратора.

а также бассейн с подогревом, судя по исходящему от него пару. Ныряем обратно в здание, пролетаем по нашему этажу, оценивая на ходу систему защиты. Отмечаем, где камеры, датчики движения, посты охраны, двери с электронными замками. Всё серьёзно, рассчитано на полную блокировку любого вторжения извне, а также неконтролируемого перемещения внутри здания. И как нам отсюда выбираться? Оптимально на вертолёте с бронёй, как у танка, но где его взять? Реально – найти резервные пути эвакуации, открытые для любого в случае экстренной ситуации. Не станут же они поджаривать людей в случае пожара лишь по той причине, что их пропуск не соответствует уровню допуска. Или станут? Вопрос неоднозначный! Вентиляция! Во всех фильмах герой обязательно удирает или пробирается на жутко засекреченный объект по вентиляции, где обычно никто ничего не устанавливает. Фишка такая – везде собаки и пулемёты, а в вентиляции полная свобода перемещения. И в шахтах лифта! Угу! Тут не кино – повсюду камеры и датчики, мышь не проскочит, не то, что человек. Возвращаемся на исходную и отпускаем Ерохина. Нужно обмозговать ситуацию, не впадая в истерику. Пока что над нами не каплет и никто не собирается отправлять нас в бассейн с крокодилами. Мы нужные сотрудники, здоровье и жизнь которых ценны в масштабах государства. Звучит, как музыка, но как-то не приносит успокоения. Спать, немедленно спать, как говорил Ленин на слова часового, что тот уже трое суток ничего не ел. * * * Сон мне приснился очень странный. На первый взгляд привычный барьер и толпа обитателей иного мира, ожидающая моей аудиенции. Единственно, что никто из них в принципе не стремился к общению со мной. Да и сам я, обычно располагающийся прямо перед барьером, был в этот раз поодаль в роли стороннего наблюдателя, не принимающего участия в событиях. Хуже того, не я решал, что мне видеть, как мне это видеть и когда сменить кадр. Кто-то целенаправленно показывал лично мне некий демонстрационный ролик. При этом объекты, участвующие в фильме, показывались в отрыве от общего антуража, который как-то скрадывался мглой, оставляя для просмотра только важные фрагменты. Обычный дом, обычная квартира на третьем этаже пятиэтажки, без изысков, всё просто и небогато. На кровати, накрывшись одеялом, лежит человек, он спит, просто спит – это не лабораторный образец, потому что действие происходит в совершенно обычной квартире. От барьера отрывается всплеск энергии, летит замедленно в сторону человека. По мере приближения к цели камера расширяет фокус, приближая человека и область стыка. Мне показывают стык, спокойно спящий стык человека, не имеющего души. Это интересно! Обучалка? И кто меня обучает?

– Послушай, Светик, у меня неприятные новости, поэтому соберись и молча выслушай до конца, – она послушно кивнула. – Сегодня узнал, на кого мы работаем и это для нас, как приговор. Не могу сказать больше, потому что куратор угрожал периодически читать твои мысли. Хотя в этой ситуации нам уже без разницы. Наш клиент сам… – я молча ткнул пальцем в потолок. – Против него работает его ближайшее окружение, именно они хотели нас уничтожить в поместье, потом в вертолётах. Они пойдут до конца, потому что моя работа сделает его… снова сильным и здоровым. Нас уберут в любом случае – те или эти, без разницы. Поэтому, как только у нас появится вариант, действуй без вопросов – будем удирать изо всех сил. – Сколько можно, Миша? Ну, чем мы провинились перед Богом? – она заплакала. – Хотели ведь творить добро, делать людей счастливее, а вместо этого бегаем, как крысы по лабиринту! Что я мог ей ответить, если сам давно и безуспешно ищу ответ на тот же вопрос? – Сейчас важно найти способ вернуть Машку, – уговариваю я её потерпеть, – пока есть возможность экспериментировать в идеальных условиях, нужно это использовать. Будем надеяться, что мы успеем всё сделать, а потом найдём способ вырваться из мышеловки. Светка, тяжко вздохнув, промолчала, только ещё крепче обняла меня, словно только так могла избавиться от всех проблем. Вот бы сейчас ковёр-самолет и рвануть из этой золотой клетки на свободу, куда подальше, где нет ничего и никого, где никто не знает ни нас, ни моих способностей. Спрятаться в человеческом муравейнике, зажить обычной жизнью обычного человека, не беря на себя миссию Бога. * * * Пока Светлана спит, забывшись тревожным сном, самое время обследовать нашу комфортабельную тюрьму. Нет, я не собираюсь, натянув чулок на голову, тайно пробираться по коридорам, обходя посты охраны, как ниндзя. У нас есть отработанный приём полётов во сне и наяву в паре с Ерохиным. – Полетаем, Андрей Иванович? Окунаюсь в его зрительное поле, плавно взмываю над кроватью, бросив прощальный взгляд на Светланку, быстро ныряю на улицу – совершим обзорный облёт здания. Нужно понять, как будем уходить, если дело дойдёт до этого. Если я правильно понимаю, то это Москва-река, там шпиль МГУ, с высоты в отдалении можно разобрать звёзды Кремля. В целом понятно, хотя для того, кто никогда не жил в Москве, без разницы, что и где находится – без провожатого не обойтись. Теперь само здание. Ничего себе громадина! В периметре не меньше километра, этажей тридцать, кто видел Пентагон, тот поймёт замысел создателей этой громадины. Внутри периметра, закрытого зданием, находится обширная зона со своим зимним парком, имитацией речки