«Сплошное море огня…»

Иван Андреевич Флёров, капитан, командир первой в Красной армии батареи «Катюш»

1

Долгие годы его имя значилось в графе «без вести пропавшие». Публиковались скупые сведения: командовал батареей экспериментальных реактивных установок… первый залп по врагу сделал не то в районе Орши, не то в районе Рудни… погиб в октябре 1941 года в Вяземском «котле»… Ходили нелепые слухи, будто бы намеренно завёл установки в болота, чтобы сдать немцам…

Правда была иной.

Иван Андреевич Флёров родился 24 апреля 1907 года^[5] в селе Двуречки Липецкого уезда Тамбовской губернии, ныне Грязинского района Липецкой области, в семье служащего. Отец работал счетоводом на Боринском сахарном заводе, мать была домохозяйкой. Семья была большой – шестеро детей. Иван окончил земскую школу. Учился с азартом, при выпуске получил похвальный лист. Особенное рвение проявлял на уроках арифметики. После окончания школы работал в родном селе. Потом поступил на Боринский сахарный завод учеником слесаря. Затем с отличием окончил школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) при чугунолитейном заводе в Липецке. Как отличника и лучшего выпускника Ивана Флёрова оставили при школе ФЗУ мастером производственного обучения. Уже тогда обнаруживал любовь к конструированию, инженерии.

В 1927 году призван в РККА. Служил в артиллерийском полку. В 1928 году демобилизован.

В 1933 году призван на полуторамесячные командирские артиллерийские курсы. Как оказалось, это стало началом военной карьеры.

В 1939 году Флёров зачислен слушателем на командный факультет Артиллерийской академии РККА им. Ф. Э. Дзержинского^[6]. Через год старший лейтенант, командир батареи 94-го гаубичного артиллерийского полка, он, не окончив курс обучения, принял участие в Советско-финской войне. Отличился при штурме одного из укрепрайонов линии Маннергейма.

После окончания боевых действий Флёров вновь вернулся в академию и продолжил прерванную учёбу. В эти годы он жил в Балашихе.

Тактику в академии преподавал будущий защитник Ленинграда генерал-майор Л. А. Говоров. Леонид Александрович сразу обратил внимание на курсанта, не просто влюблённого в артиллерийское дело, но и прекрасно владеющего им. В год поступления Флёрова в академию вышел научный труд Говорова «Атака и прорыв укреплённого района». Флёров досконально проштудировал его и явился к преподавателю с вопросами. В 1940 году они вместе ушли на Зимнюю войну. Говоров возглавил штаб артиллерии 7-й армии, а Флёров гаубичную батарею одного из артполков этой армии. Оба отличились и оба были награждены орденами Красной Звезды: Флёров получил орден в 1940 году за бои у озера Саунаярви.

Вскоре Говоров возглавил Артиллерийскую академию, но когда началась новая война, тут же отбыл на фронт – руководил штабом артиллерии Западного направления, а затем командовал артиллерией Резервного фронта. Во время Смоленского сражения генерал планировал действия артиллерии в Ельнинской наступательной операции.

Именно по его рекомендации Флёров, к тому времени уже капитан, был назначен командиром первой экспериментальной части реактивной артиллерии – особой батареи реактивного действия. В ней имелось семь установок: пять опытных и две серийные. В батарее была также одна 122-мм гаубица, пристрелочная. Кроме того, 44 грузовика для перевозки боеприпасов, продовольствия, шанцевого инструмента, другого имущества и личного состава – 160 солдат и офицеров. Боекомплект батареи составлял 600 реактивных снарядов М-13 и 100 выстрелов для гаубицы М-30 обр. 1938 года. На машины были загружены бочки с бензином на три полных заправки всей штатной техники батареи.

2

Реактивная установка БМ-13 стала оружием нашей Победы, одним из главных её символов: как дивизионная пушка ЗиС-3, как танк Т-34, как песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой и Красное знамя над Рейхстагом.

Идея снаряда-ракеты родилась давно, ещё до создания ствольной артиллерии. С изобретением более совершенных и мощных видов пороха конструкторы вновь вернулись к «забытому старому». В начале 30-х годов в Реактивном научно-исследовательском институте (РНИИ) в Москве под руководством Юрия Победоносцева^[7] были созданы образцы авиационных реактивных снарядов. В качестве направляющей использовалась труба. С одной стороны, это было удобно, с другой – оперение ракет было небольшим, под калибр направляющей трубы, а это не давало необходимой точности огня.

В 1937 году провели очередные испытания. Снаряды-ракеты начинили новым порохом – трубчатым нитроглицериновым, увеличили оперение, направляющие упростили – теперь они были открытыми, рельсовыми. Испытания прошли успешно.

К 1939 году был создан осколочно-фугасный снаряд калибра 132-мм. Конструкторы увеличили боевую часть и дальность полёта. Боеприпас значительно удлинили, что улучшило его баллистику. Реактивные снаряды теперь ложились более точно. Это и был знаменитый снаряд М-13.

Корпус реактивного снаряда представлял собой сварной цилиндр, поделённый на три отсека: боевая часть, камера сгорания и в хвостовой части, суженной, реактивное сопло. Авиационный реактивный снаряд РС-132 имел длину 935 мм, диаметр 132 мм, весил чуть больше 23 килограммов. Установки для пуска РС-132 крепили под крыльями истребителей И-16, штурмовиков Ил-2 и тяжёлых бомбардировщиков. Реактивный снаряд для наземной установки имел длину 1, 41 метра, диаметр 132 мм и весил 42, 3 килограмма. Цилиндр с оперением заполнен твёрдой нитроцеллюлозой. Боевая часть весила 22 килограмма. Масса взрывчатого вещества собственно фугаса – 4,9 килограмма, что равно шести противотанковым гранатам. Как отмечают специалисты, при том, что заряд головной части реактивного снаряда М-13 был вдвое меньше заряда немецкого Nebelwerfer, «поражающее воздействие на небронированную технику и живую силу было намного сильнее. Это было достигнуто вследствие увеличения газового давления взрыва из-за встречного движения детонации. Подрыв взрывчатых веществ осуществлялся с двух сторон (длина детонатора была лишь немного меньше длины полости для ВВ), и когда две волны детонации встречались, то газовое давление взрыва в месте встречи резко возрастало, вследствие этого осколки корпуса имели значительно большее ускорение, разогревались до 600–800 °C и имели хорошее зажигающее действие. Кроме корпуса, разрывалась ещё и часть ракетной камеры от горевшего внутри пороха, это увеличивало осколочное действие в полтора-два раза по сравнению с артиллерийскими снарядами аналогичного калибра»^[8]. Иногда, когда наши бойцы стрелковых подразделений после артподготовки врывались в окопы противника, наблюдали такую картину: ходы сообщения и блиндажи были завалены телами немецких солдат, при том, что следы ранений на них отсутствовали. Возникла даже легенда о «термитном заряде» М-13. Подобный заряд действительно испытывался, но несколько позже – примерно через год под Ленинградом – и был признан излишним. К тому же он был значительно дороже и сложнее в производстве. Залп по площади и без того создавал «интерференцию взрывных волн», и это усиливало поражающий эффект.

В том же 1939 году была изготовлена первая пусковая установка. Раму установили на шасси трёхосного грузовика ЗиС-6. 16 снарядов крепились попарно на восьми укороченных направляющих, которые во время пуска располагались поперёк шасси. Во время огня машину сильно раскачивало, и снаряды разлетались веером. В короткие сроки пусковую модернизировали: теперь она располагалась вдоль машины, что позволило значительно удлинить направляющие. Кроме того, заднюю часть грузовика поддомкрачивали, что придавало установке большую устойчивость и повышало точность огня. Новая модель (МУ-2) производила залп всего за десять секунд. Дальность стрельбы превышала восемь километров. Вес установки составлял 8 тонн 330 килограммов.

В 1940 году провели государственные испытания МУ-2. Военные, присутствовавшие на полигоне в качестве главных экспертов и заказчиков, были в восторге. Установку приняли на вооружение под названием «Реактивный миномёт БМ-13»^[9] и тут же заказали опытную партию.

Ничем подобным ни одна из армий мира не располагала. Разработки велись и в США, и в Германии, но зарубежные ракетостроители шли по несколько другому пути. Немецкие конструкторы уже к началу войны имели шестиствольный 158, 5-миллиметровый реактивный миномёт Nebelwerfer 41. Наши солдаты называли его «ишаком» – при запуске он издавал характерные звуки. Почти по всем параметрам он уступал советской БМ-13: по мобильности, по весу и мощности разрывного заряда, по максимальной дальности стрельбы, по количеству направляющих, а значит, и мощи залпа. «Ишак» стрелял осколочно-фугасными, зажигательными и агитационными минами на расстояние до 6,9 километра и размещался на двухколёсном лафете. В 1942 году их стали устанавливать на полугусеничные тягачи и бронетранспортёры – новая машина получила название 15 cmPanzerwerfer 42 auf Sf или Sd.Kfz. 4/1, – сделав реактивную артиллерию вермахта более мобильной. Массово немцы применили Nebelwerfer в 1942 году на Восточном фронте во время летнего наступления под Севастополем. Известно, что в начале зимы 1942-го всадники 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова^[10] захватили одну установку в районе Всходов на реке Угре во время прорыва на Вязьму^[11].

В самый канун нападения Германии – 17 июня 1941 года – дивизион БМ-13 первой промышленной серии прибыл на подмосковный полигон. За действиями расчётов и пуском наблюдали нарком обороны СССР маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г. К. Жуков, недавно назначенный наркомом вооружения СССР Д. Ф. Устинов. По итогам стрельб 21 июня 1941 года командование приняло решение о развёртывания серийного производства боеприпаса М-13 и установок БМ-13 на базе грузовиков ЗиС-5 и ЗиС-6… В это время офицеры передовых частей вермахта рассматривали в бинокли противоположный берег Буга, определяя броды и намечая направление атак, а танковые экипажи дивизий первого эшелона загружали боеприпасы и дозаправляли свои боевые машины.

Двадцать второго июня 1941 года сотрудники НИИ-3^[12] собрались на экстренное совещание. Стало очевидным, что никаких войсковых испытаний проводиться уже не будет – не до того. Сейчас, в новых обстоятельствах, самое важное «собрать все установки, отправить их в бой». Первые семь машин, собранные в НИИ-3, составили первую батарею реактивной артиллерии.

Решение о формировании первой отдельной экспериментальной батареи БМ-13 было принято 28 июня 1941 года. Из резерва Ставки Верховного главнокомандования батарею тут же передали в распоряжение командующего войсками Западного фронта «для испытаний непосредственно в боевой обстановке». Тогда же назначили надёжного командира с инженерным образованием и артиллерийским опытом – капитана Ивана Андреевича Флёрова.

Состав отдельной экспериментальной батареи:

– взвод управления (1 головная машина);

– пристрелочный взвод (122-мм гаубица);

– 3 огневых взвода (по 2 боевых машины);

– парковый взвод;

– взвод боевого питания;

– хозяйственное отделение;

– отделение подвоза горюче-смазочных материалов;

– санитарная часть.

Продуктовый паёк батареи – семь сутодач.

Расчёт установки БМ-13 состоял из 5–7 человек:

– командир установки – 1;

– наводчик – 1;

– водитель – 1;

– заряжающие – 2–4.

Штат управления подразделением и обслуживания нового оружия тоже находился в экспериментальной стадии. Командный состав батареи укомплектовали в основном выпускниками и слушателями Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского и курсантами 1-го Московского Краснознамённого артиллерийского училища им. Л. Б. Красина, на базе которого и шло формирование батареи – в комплексе зданий по Хорошевскому шоссе. Солдаты и сержанты подбирались из числа опытных артиллеристов. Все были коммунистами и комсомольцами.

Как это ни парадоксально, никакой специальной подготовки ни офицеры, ни номера боевых расчётов батареи капитана Флёрова не имели. Готовить и обучать их было некогда. Фронт 41-го года был полем для многих импровизаций.

По воспоминаниям миномётчиков батареи, когда их выстроили перед установками, многие решили, что под чехлами трёхосных грузовиков понтоны. Когда же брезент сняли, с минуту длилось молчание. «Всё было дико и неясно», – рассказывал командир боевого расчёта Иван Гаврилов. Бывалый воин, участник Зимней войны и похода в Западную Белоруссию, повидавший много разных диковинок среди трофейного оружия и имущества, он никак не ожидал, что новое секретное оружие внешне будет выглядеть настолько просто и совершенно не воинственно. Но, как оказалось, под этой видимой простотой крылось гениальное коллективное изобретение советских военных конструкторов.

В дни формирования подразделения руководители-разработчики БМ-13 инженер-конструктор А. С. Попов^[13] и военинженер 2-го ранга Д. А. Шитов^[14]