– Вика, давай-ка мне сюда эти самые материалы, – заторопился Рыбкин. – Где расписаться? Здесь? И здесь? И здесь? Бюрократия бессмертна… Почему так много? Борькины тоже здесь? Вот жук… Я так понимаю, ты в офисе, чтобы бумажки эти как раз раздать, но раньше Клинского не уедешь все равно? Ну, так дай знать, как он уберется. Нет, в кабинет не пойду. Я в спортзал. И если что – его не видел. Поняла?

– Поняла, – послушно кивнула Виктория Юрьевна.

– Хорошо, – улыбнулся Рыбкин и как всегда, скользя взглядом по ухоженному лицу Ламиной Виктории Юрьевны, в одно мгновение вспомнил сразу все – и ее же задорный молодой смех пятнадцатилетней давности, и запах ее тогдашнего тела, и его мягкость, и частое дыхание, и оборвал собственные воспоминания проникновенным. – Спасибо, Вик. Как тут Чуковский без меня?

Корней не любил, когда его называли Корнеем. Когда это делал Клинский, он морщился и добавлял – Чуковский.

– Нормально, – она отвечала уже ему в спину, но Рыбкину показалось что голос у нее дрогнул. – Вадим Вадимович Корнеев у себя. Он вам нужен?

– Нет! – откликнулся Рыбкин и пробормотал уже сам себе под нос. – Вот уж кто мне точно не нужен.

…

– Привет.

Он столкнулся с ней в коридоре. Галка была на пол головы выше Ольги, хотя и младше ее на десять лет. Черт, больше, чем на десять. Впрочем, и та, и другая расти перестали уже давно. От кого они взяли цвет волос? Сергей Сергеевич в юности был скорее шатеном, его жена, Фаина Борисовна, блондинкой. А дочки – обе черненькие. Хотя и разные. Совсем разные. Ольга напоминала ураган. А вот Галку следовало бы сравнить с падением на землю астероида. Каким чудом в прошедшие молодые годы Рыбкин умудрился не переспать с нею? Несколько раз проходил буквально по самому краю. Чуть более глубокий вдох, и крышу бы снесло. Что ему помешало? Только одно – абсолютная уверенность, что убивать его после этой самой близости Ольга и Галка будут одновременно, в четыре руки. Даже если Галка на эту близость пойдет. Что она забыла в офисе? Вроде выбыла из того возраста, когда таскалась за папенькой как хвост?

– Привет, муж сестры.

– Привет, сестра жены, – улыбнулся Рыбкин.

– Прилетел? – сузила взгляд Галка.

– Нет, – покачал он головой. – Это мой призрак. Самолет разбился.

– Любопытно. Юлька?

– В порядке. Вернется через неделю. Или раньше. Как управится.

– Ладно.

Кивнула и прошла мимо него так, словно он и в самом деле был призраком.

– Ладно, – согласился Рыбкин и пошел в спортзал.

…

В спортзале обнаружился Артем Кешабян. Заместитель управляющего розничной сетью Никитского, тридцатилетний красавец, любимец женщин всех возрастов охаживал кулаками тяжелую грушу. Рыбкин с легкой завистью окинул взглядом мускулистую, лоснящуюся от пота фигуру и, бросив сумку на кресло, пролистнул выданные Викой материалы.

– Ерунда, – подошел, тяжело дыша, пожать руку Кешабян. – Я уже смотрел. Ничего глобального, чтобы рвать выходные и вытаскивать в Москву народ, нет. Общие вопросы, текучка. Во вторник будет возможность отоспаться на совете директоров.

– Зачем тогда? – пожал плечами Рыбкин.

Бумаги и в самом деле были заурядными.

– Наверное все дело в «и др.», – усмехнулся Кешабян. – Будет какое-то и др. Да чего гадать-то? Послезавтра и узнаем. Волноваться нечего, рынок в порядке, рушиться нечему. Сводки прекрасные.

– А здесь тогда почему? – кивнул на грушу Рыбкин.

– А сам? – растянул губы в улыбке Кешабян и тут же ответил. – Раньше начальника с работы нельзя уходить даже в воскресенье. А НИИ сказал, что Сергей Сергеевич сегодня обязательно нагрянет. Да все уже предупреждены. Засели по кабинетам и изображают интеллектуальный штурм. А ты не знал?

– Не знал, – буркнул Рыбкин, подхватил сумку и пошел к душевой.

– Ну, так знай, – крикнул ему вслед Кешабян. – Пригодится.

Никитский Игорь Ильич был в компании персональным врагом Рыбкина. Нет, он ни разу ни в лицо, ни в спину, ни за спиной не сказал о Рыбкине ни одного злого слова, но каждый в компании знал, что если бы Рыбкин не был зятем Клинского, то управляющим директором стал бы Никитский. И, наверное, Никитский оказался бы лучшим директором. Другой вопрос, что и Рыбкин не считался свадебным генералом на этой должности.

Спортивный зал был оборудован по высшему разряду. Но сейчас Рыбкин не хотел ни седлать тренажеры, ни рассекать гладь бассейна. Сначала ему нужно было упорядочить самого себя. Жизнь очевидно дала трещину. Причем не тогда, когда он перестал ложиться с собственной женой в одну постель, не тогда, когда умер его отец, нет. Жизнь дала трещину именно теперь, когда пропала Сашка. Когда она не появилась в аэропорту и никак не дала о себе знать. Сашка не должна была исчезать. Сама по себе – не должна. Несколько месяцев знакомства были не слишком большим сроком, чтобы познакомиться с прошлым человека, который сводит тебя с ума, но прочувствовать его можно было хорошо. Сама по себе Сашка исчезнуть не могла. Значит, кто-то ей помог. Кто-то на нее повлиял. Надавил. Кто? И как?

Рыбкин скинул одежду, вошел в душевую кабину и включил воду. Сейчас ему было нужно именно это. Холодные струи, сбегающие по затылку и плечам. Чтобы успокоиться и понять, кто мог приложить руку к его жизни. Ольга? Вряд ли. Слишком много было того же холода и презрения в ее редких взглядах в последнее время. Даже нет, не презрения. Скуки и равнодушия. Наверное это его и расслабило. Сама нет. Тем более что она и в самом деле в Италии, Юлька при нем созванивалась с матерью. Да и вряд ли Ольга знала о Сашке. Знала бы, давно бы высказалась. Съязвила бы что-нибудь уничижительное. Было время, специально следила за Рыбкиным, даже признавалась в этом как-то в те редкие дни, когда им казалось, что прошлое вернулось и ожило. Следила, чтобы уличить и уничтожить. Но не вышло. Не потому, что Рыбкин так уж был чист, нет. Просто не прирастал ни к кому. Главное – не прирастать ни к кому. Ну, так прирос же. А если, к примеру, Галка? А ей-то это зачем? Да и какая разница, Галка, Ольга? Какое им дело? Дочь взрослая, Ольга ни в чем не нуждается. Купить квартирку и переехать туда с Сашкой? А она согласилась бы? Сказала бы она ему «да»? Ну, так он и не спрашивал. А сказала бы? Должна была сказать. Прижималась так, словно внутрь хотела забраться. Никогда ни о чем не просила, но отдавалась взахлеб.

Сначала он стоял под тугими струями неподвижно, стоял долго, пока в висках не загудело от холода. Затем шагнул в сторону, нащупал, не открывая глаз, флакончик, выдавил на затылок гель, прибавил горячей и принялся яростно намыливаться, стараясь не пропустить ни пяди тела, чтобы ничего, ни мутного полета, ни глупостей, которые лезли в голову, ни утреннего незвонка-исчезновения Сашки, ни запертой квартиры – ничего не осталось. Шампунь вспенился на затылке, пополз по коже вниз, начал уже приносить облегчение, когда Рыбкин почувствовал присутствие постороннего. Он снова шагнул под воду, взъерошил волосы, смыл пену с лица и открыл глаза.

В пяти шагах от него стояла Галка Клинская. Стояла абсолютно голой, чуть расставив ноги и опираясь одной рукой о бедро, другой потирая бок под левой грудью. Рыбкину всегда казалось, что свояченице не хватало женственности, но теперь, без одежды, ее женственность была очевидной и безупречной. Просто она отличалась от того, что нравилось Рыбкину, но не отметить совершенства натренированного тела Рыбкин не мог. Сколько Галке? Тридцать пять? Бред. Этому телу не было и тридцати.

– А ты в хорошей форме, – усмехнулась Галка.

Рыбкин нащупал рукоять крана и снова прибавил холодной воды, пустил в волосы и на плечи свежесть и ясность. Обжигающую свежесть и ясность. Неплохой способ справиться с непроизвольной эрекцией.

– Женская душевая на ремонте? – проговорил он, обнаружив, что губы не слушаются, дрожат от холода.

– Почему у вас не срослось с Ольгой? – спросила Галка.

– Не срослось? – ему почти удалось удивиться. – Столько лет вместе. Это называется «не срослось»?

– Когда у тебя была с ней близость в последний раз? – спросила Галка. – В этом году? Или в прошлом? Или в позапрошлом? Или пять лет назад? А? Может, десять? Не допускаешь, что она делится с сестрой сокровенным? Может, назвать тебе имена ее любовников?

«Любовников? Вот ведь бред. Да не все ли равно?»

– Чего ты хочешь?

Он подхватил полотенце, вытерся, прихватил его на поясе, полез в сумку за нижним бельем.

– Чего я хочу? – сдвинула брови Галка. – Дай подумать… Даже не знаю, вот теперь – не знаю. Но не тебя, это точно.

– Я и не рассчитывал, – Рыбкин торопливо одевался, стараясь не смотреть на нее.

– Конечно, – она вошла в кабинку, намочила волосы, протянула руку, поймала флакон шампуня. – Рассчитывать – не в твоем стиле. Хотя все тут считают тебя лучшим логистом. Но хотя бы предполагать ты мог?

– Хочешь сказать, что мне должны сниться подростковые сны? – спросил Рыбкин.

– Как вариант, – пожала она плечами.

– Скажи, – вдруг отчего-то весело стало Рыбкину, – а если бы я тогда, сделал предложение тебе, а не Ольге, у нас бы срослось?

– Мне тогда было тринадцать, – напомнила Галка.

– Ну, – Рыбкин вспомнил молчаливого угловатого подростка с черными глазищами и черными волосами. – Я мог бы подождать лет пять.

– Подождать? – засмеялась Галка. – Нет, он мог бы подождать. Ждун. Кто тебе сказал, что я согласилась бы?

– И все-таки? – принялся застегивать рубашку Рыбкин.

– Тебе повезло, Рыбкин, – прошептала Галка.

– Почему? – спросил он.

– Я бы давно уже убила тебя, – ответила Галка.

– За что же? – не понял Рыбкин.

– По совокупности, – сказала она. – Или за пустоту.

…

Он выбрался из душевой, покрутил пальцем у виска в ответ на ошалевший взгляд Кешабяна и пошел по коридору. Не сдержался, наклонился у первой же урны и долго плевался. Нет, тошноты не было. Но какая-то странная горечь в горле осталась, как будто он не только разговаривал с Галкой, но и принимал что-то внутрь. Шагнул к ближайшему кулеру, напился воды, снова сплюнул и вытащил из кармана телефон. Звонила теща.

– Привет, Рыбка.

Он всегда был для тещи Рыбкой. Другой вопрос, что лет пятнадцать, а еще лучше двадцать назад звучало это куда как приятнее, чем теперь.

– Здравствуйте, Фаина Борисовна.

С тещей было общаться проще, чем с тестем. Она не делала вид, что у ее дочери все хорошо. Но Юлька для нее была светом в окошке, и за это теща готова была простить зятю если не все, то многое. Фаина Борисовна начала расспрашивать о том, как все прошло в Красноярске, чем занимается Юлька, почему она не прилетела вместе с Рыбкиным, нельзя ли было поручить все хлопоты какому-нибудь агенту, а Рыбкин только поддакивал ей и отвечал что-то неопределенное, поскольку ответы Фаину Борисовну вовсе не интересовали. Даже когда той же Юльке удавалось затащить отца в дом тестя, теща запускала собственные монологи, не поднимая на зятя взгляд. Вот и теперь ее шарманка повторяла ту же мелодию:

– Да, Рыбка. Никто не вечен. С другой стороны, разве твой отец следил за своим здоровьем? Красноярск грязный город, сколько раз я говорила, чтобы ты перевозил отца сюда? Да хотя бы в дом к собственной матери. Я понимаю, что дача, но не сарай же. Мог бы и утеплить, привести в порядок. Или он и так был теплым? Жил бы здесь под боком, могли бы и помочь чем, устроить в санаторий, подлечить, да и все бы обошлись без такого исхода. Хотя, конечно, возраст есть возраст…

Рыбкин почувствовал прикосновение, обернулся и увидел тестя. Тот стоял рядом и держал зятя за локоть. Качал головой и выпячивал губы, жевал ими словно Луи Армстронг перед тем, как приставить к ним трубу.

– Фаина? – спросил чуть слышно тесть, кивнув на телефон.

– Да, – моргнул Рыбкин.

– Как там? – неопределенно махнул головой куда-то в сторону тесть.

– Как всегда, – пожал плечами Рыбкин, продолжая слышать из трубки бормотание тещи. – Как всегда бывает в подобных случаях. Главное – перетерпеть.

– В наше время это называлось пережить, – заметил тесть. – А еще есть такое слово – переживать. Бумаги взял?

– Да, – кивнул Рыбкин.

– Во вторник все сделаем быстро, потом можешь догуливать отпуск, – предложил тесть.

– Какой же это отпуск? – вздохнул Рыбкин.

– Это точно, – кивнул тесть, как будто избегая встречаться с Рыбкиным взглядом. – Ольга звонила, сказала, что пришлось заменить замок. А ключ забыла оставить. Точнее оставила, но в квартире. Ох уж эти женщины. Я говорил тебе, что надо строить дом. Поехали к нам?

– Нет, – замотал головой Рыбкин. Вечер наедине с тестем и тещей был явно лишним.

– А куда? – спросил тесть. – Она же ведь еще и машину отогнала на сервис. Там что-то с движком. Будешь квартиру вскрывать?

– Зачем же идти на крайности? – улыбнулся Рыбкин, сбрасывая тещу в ответ на ее – «будь здоров, Рыбка». – Все самое необходимое у меня с собой. Я к Горохову поеду. Банька, пиво, разговоры. Надо прийти в себя. Он звал.

– Понятно, – кивнул тесть и похлопал Рыбкина по плечу. – Держись. Я, правда, плохо твоего отца знал, что мы пересекались по службе, мельком. Вот ведь, загнала его нелегкая в этот Красноярск. Чего ему тут не жилось?

– Родина? – предположил Рыбкин.

– Еду я на родину, – хрипло запел, захихикал тесть, развернулся и заорал на весь офис. – Мать твою! Толик! Ты где там? Хватит уже подкатывать к чужим секретарям. Даже к красивым. Оставь в покое Викторию Юрьевну! Дело есть! Надо отвезти управляющего директора к Борьке Горохову.

– К Борису Николаевичу, – улыбнулся Рыбкин.

– Какой он, нахер, Николаевич, – скривился тесть. – Вы там чтобы без излишеств. Чтобы во вторник – не спать. Надоело ваши сонные рожи рассматривать. Привет ему. И щелбан, если не лень. Сказал Вике, что не приедет. Мол, ты ему привезешь бумаги.

– Передам на словах, – пообещал Рыбкин.

Ему хотелось выть. В ушах тянулась все та же нота. Слайдера на пальце не было.