Кузнецов, отгоняя параноидальные размышления о том, насколько эффективным психотерапевтическим средством могут оказаться бетонные столбы, глубоко вдохнул воздух. Примораживает, заметил он. Ну, конечно, такой глубокой осенью, как сейчас, воздух имеет обыкновение ближе к полуночи становиться морозным. Он взглянул на часы – в участке, наверняка, давно никого нет. Но спешить домой ему было ни к чему, потому что там его никто не ждал: жена умерла восемь лет назад от рака, и дети вскоре разъехались по своим новостройкам в других районах Москвы. До закрытия метро оставалось еще достаточно времени, а участок и дом находились от станций в пешей досягаемости.

Внутри здания было темно. Только в отсеке охранника за стеклом моргал тусклый свет от мониторов и телевизора.

– Пал Палыч! – удивленно, но радостно прорычал дежурный голосом, хриплым от долгого молчания перед телевизором. – Почему так поздно? Что-то случилось? Как, кстати, поживает наш господин Асанов, который сегодня скончался?

Парень ехидно захохотал, довольный собственной шуткой.

– Вот об этом я и хочу подумать, Олег. Эти стены, знаешь ли, источают сам дух криминалистики, поэтому в них легче думать о том, кому нужна чужая смерть, чем дома в уютном теплом кресле или на диване под любимым пледом. И надо бы мне еще посмотреть кое-какие документы в архиве. Дай-ка мне, друг мой, ключи от моего кабинета. И от архива ключ я тоже сразу прихвачу. Может, и не дойду до него сегодня, потому что, согласен, очень поздно уже, но если вдохновит какая-то идея, то не хочу бегать к тебе лишний раз. Мы, люди старые – люди ленивые, знаешь ли. Вот вырастешь, вспомнишь мои слова и скажешь: «Да, прав был старина Пал Палыч!»

Кузнецов взял ключи и побрел вверх по лестнице.

Жогов только что в разговоре, естественно, подтвердил, что вокруг Асанова было неисчислимое множество тех, кто жаждал избавить от него район, потому что Асанов не отличался принципиальностью и не имел понятия о справедливости. Эрлан запросто мог утром перейти на сторону того, кого вчера поздно вечером обличал, как преступника, и стать на время лучшим другом вчерашнего заклятого врага. И никто не мог предполагать, на сколько хватит Асанова в очередной игре. Это было очень неудобно. Все говорили, что такую тактику теперь уже покойный чиновник применял для того, чтобы взятки росли, и ему это удавалось. Иногда, отвернувши нос от вчерашнего партнера, к вечеру следующего дня он получал от него удвоенную сумму. При этом, следующая ставка начиналась с предыдущего взвинченного ценового уровня.

В общем, как доверительно рассуждал только что в приватной беседе Жогов, отправить на тот свет чиновника могли как те, кто находился у Асанова в фаворе и довольно поблескивал глазами, готовясь заглотить самые лакомые куски Бутово, так и другие, обиженные и глотающие лишь слюни. Первым его устранение нужно было для того, чтобы не вырвалась у них из рук мимолетная удача, как это часто бывает с теми, кто имеет дело с Эрланом, чтобы не упорхнула их Синяя Птица при досадной перемене ветра в голове главы земельного департамента района.

И все же, даже появление хищной стаи Зуброва на месте смерти чиновника не свидетельствовало о том, что смерть эта была насильственной.

Жогов, однако, так и не припомнил, чтобы Асанов когда-то жаловался на нездоровье, а общались эти двое довольно часто и бывали в разных ситуациях. Кузнецов Жогову доверял.

«И, тем не менее…» – подумал следователь и, нащупав в кармане ключи от архива, устало ступая, отправился изучать материалы многочисленных дел, в которых так или иначе упоминалось имя Асанова.

* * *

Утро было вполне сносным. С некоторыми допущениями можно было даже назвать его милым. Правда, время после полудня обычно никто уже не называет «утром», но Вера все в своей жизни отсчитывала по-своему. Она проснулась буквально только что. Утренний сон приносил ей особое наслаждение. Обычно муж, уходя на работу, непременно будил ее, но снова заснуть после его ухода и еще долго сладко нежиться, посапывая, было приятно каким-то особым образом. В это время никогда не снились кошмары, тело мягко расслаблялось, а отзвуки просыпающейся за окном жизни напоминали детство и приносили глубочайшее умиротворение.

Собственно, сегодня она могла бы спать еще долго, потому что дел в галерее не было: текущая экспозиция уже заканчивалась, но готовить новую пока еще было рановато, а со случайно залетевшим клиентом девочки сами умели разобраться, – но Вера очень захотела Вика. Просыпаясь в неге этого первого за долгую неделю спокойного утра, она вдруг ярко представила, как он ласкает ее спину и целует ягодицы.

Долго не думая, Вера поднялась. Главные обряды утреннего туалета она совершила спешно, а возиться с мелочами не было смысла, потому что она собиралась заняться сегодня бурным сексом, а не вести деловые переговоры или блистать на коктейле.

Небо было ярко-синее, небольшие желто-розовые перья облаков делали его веселее. Солнце добавило выразительности рыжим листьям и превратило в зеркало проезжую часть – наверное, ночью все же шел дождь. Нет, скорее, недавно поливали дорогу. Тротуары же сухие – заметила Вера.

Движение было не особенно плотным, но на светофоре недалеко от выезда на МКАД выстроилась приличная очередь. С первого зеленого ей прорваться не удалось, да и на второй рассчитывать, похоже, не приходилось. Но московские пробки – это тренинг выдержки и воли. Деваться из них некуда – только вперед, только тогда, когда, наконец, повезет. Вера не собиралась портить себе настроение этой досадной неувязкой, потому что знала, что Вик никуда не денется и, безусловно, будет рад ее появлению, как дети радуются, когда родители приходят забрать их из садика – Вера сейчас была единственным звеном, связывающим Вика с внешним миром. И сейчас он уже не посмеет отнекиваться, ссылаясь на стресс и усталость! Да и вряд ли захочет, подумала она, щурясь от ярких бликов солнца на боках стоящих рядом машин.

Женщина, чтобы как-то развлечься, включила радио, достала и закурила тонкую сигарету, вытащила телефон.

Сзади раздался визгливый гудок – набирая номер Виктора, она прозевала то, что впереди загорелся зеленый светофор, и машины зашуршали, стремясь вырваться на простор. Вера, прижав телефон к рулю и не выпуская из пальцев сигарету, медленно подалась чуть вперед. Поток автомобилей почти сразу же пресекся.

– И нечего было так нервничать, – ехидно прошипела она, глядя в зеркало заднего вида, и воображая, что раздраженный водитель позади слышит или хотя бы догадывается о том, кем она его считает.

Это заняло секунды и только позабавило, но, слава Богу, не внесло какой-либо оттенок диссонанса в радужное настроение. Как только наступило очередное затишье, Вера снова вернулась к телефону. Она уже нашла номер Вика и готова была нажать кнопку вызова, но вдруг остановилась, глубоко затянулась сигаретой и, выпустив дым, сама у себя спросила:

– Интересно, чего я хочу больше: тепленького Вика, только что из-под одеяла, или свежепомытого, во всеоружии? Предупредить или преподнести приятный сюрприз, накинувшись на него прямо с порога? Подготовленного или ошарашенного?

«В конце концов, – просчитала Вера самый верный ход, – из теплого постельного Вика в любой момент можно сделать что-то другое, но быстро вернуть его в это состояние уже после душа невозможно!» Она отбросила телефон на соседнее пассажирское сиденье и, улыбнувшись в предвкушении, отпустила тормоз и прибавила газу. Этот зеленый свет был для нее.

Мансарда, куда она перевезла Вика вчера, была громадной, занимала все свободное пространство под крышей старого дома на окраине Москвы. Чудо, что дом этот еще сохранился в гонке новостроек пухнущей столицы! Впрочем, стоять ему оставалось недолго.

Чердачное помещение какое-то время назад было с боями и взятками выкуплено ее подругой-художницей под мастерскую, но довольно скоро заброшено, потому что оказалось, что вкладывать громадные деньги как в крышу, так и в стены, предстоит бесконечно долго и много. Только две дальние комнаты и помещение, отдаленно напоминающее кухню, были более-менее отремонтированы и пригодны для обитания. Находились они в глубине чердака и пробираться к ним приходилось через темный лабиринт недостроенных коридоров и перегородок.

Вера вспомнила об этом помещении сразу, когда они с мужем только начали обдумывать план. Муж одобрил идею, и она позвонила подруге. Та с легкостью дала ключи. Вопросов о цене интереса к мансарде не возникло никаких – подруга была как земля колхозу обязана Вере за содействие в организации выставок и в очень дорогой продаже ее картин, а иногда даже сама уверяла, что это помещение отчасти принадлежит Вере, потому что куплено было после одной из выгодных сделок. К тому же и в возне с документами весьма существенно помог муж Веры, включив свои солидные связи.

Необходимые для нормальной жизни вещи: одеяла, постельное белье, кое-какая посуда и продукты на несколько дней были закуплены заранее. Вещи Виктора она тоже перевезла накануне. Накануне же вызвала мастера и починила краны в не до конца отремонтированной, но, в принципе, действующей и чистой ванной. С газом и электричеством проблем не было.

Вику новое место понравилось, но, узнав, что ему придется там пребывать как минимум дня четыре, а то и все семь в неделю, при этом никуда не выходя ни днем ни ночью, он закапризничал. Уговоры Вера вела долго и изобретательно и в конце концов страх за его собственную бледную шкуру и «легко ранимую нервную организацию» победил. Он весьма испугался вероятности того, что в случае несогласия ему придется много общаться с полицией и отвечать на бесконечные вопросы. Он этого не желал даже ради того, чтобы снять с себя всяческие подозрения, «нелепые и бессмысленные».

Убедило его и предложение покровительницы относиться к грядущему периоду полу заключения как к «творческому погружению в себя для избавления от пагубного влияния безвкусных и грубых социальных штампов».

Она сумела убедить его еще и в том, что нет ничего прекраснее, чем несколько дней беззаботно валяться в разостланной кровати и мечтать в свое удовольствие, глядя в небо через наклонные окна в крыше: делать ему там будет больше нечего.

Женщина неслышно отомкнула дверь, стараясь, чтобы Вик не обнаружил ее прихода раньше времени. В суматохе последних дней она заметила, что игра в криминал, оказывается, доставляет ей массу удовольствия. Такая ролевая игра служит, пожалуй, отличной прелюдией к сексу: нервы напрягаются, чувства обостряются. Застать его врасплох – это отличная идея, подумала она. Сердце возбужденно заколотилось, когда она подумала о том, что вот-вот его голое тело окажется рядом.

Чтобы проложить себе дорогу в темном коридоре, Вера включила экран панели мобильника, но все равно двигаться приходилось наполовину на ощупь и поэтому очень медленно. Усугубляло положение то, что она очень старалась не нашуметь. «Идеально получится, – фантазировала женщина, постепенно продвигаясь к цели, – если Вик все еще спит». Вера представила, как он удивится, просыпаясь от совершенно не ожидаемых в его ситуации прикосновений ее холодных после улицы рук. «И, пожалуй, от поцелуев в самом интимном месте!» Улыбка растянула ее губы, когда она представила, как его плоть начинает тихонько подниматься, протестуя против оков Морфея. «Сначала он подумает, что это сон, – решила она, – и интересно, каким будет его первое слово, когда он проснется?»

Увлеченная фантазиями женщина наступила на что-то твердое и узкое и с шумом подвернула ногу.

– Черт! – в отчаянии шепнула она и затаилась, зачем-то быстро спрятав мобильник в карман, будто он производил лишний шум, а не свет, который кроме нее сейчас видеть некому.

Через пару мгновений к женщине вернулось самообладание и она с ухмылкой вспомнила, что до комнаты, где поселился Виктор, остается еще целых два поворота и три пролета по коридору, а это значит, что вряд ли он что-то слышал. «Впрочем, – тут же решила она, – интересно будет, наоборот, немного его напугать… Все равно я не уверена, что он до сих пор спит».

Вера посветила телефоном на тот предмет, о который споткнулась. Это была ножка сломанной табуретки. Женщина пнула ее ногой, отправив с грохотом кувыркаться по коридору. Эхо придало жути всей ситуации, и мурашки побежали по затылку даже у нее, у виновницы, которая отлично знала, что происходит, которая сама же это все и затеяла.

Со стороны комнат не донеслось ни звука. Вера прошла еще пару шагов, повернула направо и, подняв с пола кусок доски, с хрустом протянула ее концом по стене. Дверь где-то вдали, за поворотом, осторожно скрипнула. Вера вдруг осознала, что прямо у нее за спиной находится другая дверь в какую-то комнату, и тут же придумала новый план, решив поиграть еще круче.

Она юркнула внутрь, но вход за собой не прикрыла. Это надо, решила она, чтобы видеть или хотя бы слышать Виктора. Тем временем мужчина, осторожно крадучись, уже проходил мимо. Сердце у Веры забилось так громко, что она испугалась, не услышит ли его стук ее любовник?! Азарт распалялся и будоражил ее нервы. Она даже чуть высунулась, когда поняла, что жилец миновал дверь и движется в сторону выхода.

– Бинго! – прошептала женщина одними губами, когда разглядела в сумраке, что он голый, лишь на его бедрах намотано полотенце.

Вера решила выйти из укрытия в тот момент, когда Вик на обратной дороге поровняется с ее дверью. Она даже придумала, что не просто выйдет, а втащит его, ничего не ожидающего, в эту темноту, сорвет дурацкое полотенце и сделает что-нибудь такое, от чего любой просто ошалеет. Потом он обязательно простит ей это маленькое безобразие, но не сразу, потому что Вера обязательно должна будет и так и сяк вымаливать у него это прощение.

– Тут никого нет, – вдруг услышала она голос Вика.

Все ее фантазии растаяли быстрее, чем дым сигарет. Там, в комнате, кто-то есть? Ее сердце забилось еще сильнее, чем прежде.

– Ты хоть понял, что это шумело?

В комнате была женщина!

– Нет, мурка, ничего не понял. Может, что-то с вентиляцией. Или, возможно, от соседей снизу. Или птицы с котами носятся по крыше как дурные.

Он шел обратно. Он проходил мимо двери, за которой с дрожащими руками стояла Вера.

– Мурка, я уже иду, – кричал на ходу ее любовник, – сбрасывай одеяло и раздвигай ножки! Мне от страха очень захотелось чего-то очень сладкого!

«Скотина!» – стучало в висках у Веры. Вик уже давно прошел мимо, снова скрипнула дверь, а она все еще сжимала свой телефон и смотрела в темноту.

Ей стало казаться, что теперь в наступившей тишине она отчетливо слышит звуки возни, вздохи, шепот, скрипы, стуки. Когда сознание все же вернулось, женщина поняла, что это было все же лишь ее воображение. Вокруг царила гробовая тишина.

Вера тихо вышла в коридор и побрела прочь, но всего лишь через пару шагов в направлении выхода вдруг застыла, постояла секунду, а потом развернулась на сто восемьдесят градусов и, ступая предельно осторожно, направилась снова в сторону жилых комнат.

Чем ближе она подходила, тем отчетливее слышала уже не воображаемые звуки возни, скрип кроватных соединений, тихие переговоры, стоны время от времени – Вика и еще чужие, женские.

Перед дверью Вера, замерев, долго держалась за ручку, не зная, как ей поступить: дернуть с шумом, с грохотом, ворваться и поубивать всех на месте или, может, отойти, позвонить, чтобы полицейские приехали и прямо такого, голого, увезли бы в участок?

Нет, вдруг сообразила она, так поступить нельзя, потому что он потянет за собой на дно и ее.

Еще – можно уйти. Навсегда! И никогда больше не приходить. И не отвечать на звонки Вика, а он обязательно позвонит, потому что захочет есть и развлекаться. Он попросту обделается от страха, когда поймет, что его бросили в этой дыре без денег, без еды, в смертельной опасности, из-за которой он не может нос высунуть на улицу, потому что на всех углах уже висит листовка с его портретом. Хотя, снова осеклась Вера, эта прошмандовка может его поддержать, сбегать в магазин, приготовить еду. Может она, наверно, и деньги ему давать какое-то время, веря обещаниям, что он вернет все до копейки. Оставалось одно – убить всех на месте!

Вера тихонько потянула дверь на себя. Дверь предательски скрипнула. Вера отпрянула в сторону и затаила дыхание, но, похоже, любовники, увлеченные друг другом, ничего не услышали и не заметили. Или решили, что это сквозняк. Вера заглянула в щель.

Ей было отлично все видно.

Девушка была молодая. Как будто кто-то гвоздь воткнул Вере в горло, когда она увидела, как молода партнерша, с которой Виктор ее обманывает. И куда делись капризы: мол, я очень устал от всего этого, я напуган, мне не до секса, милая, давай потом, потому что мне надо отдохнуть! Так вот, значит, каков его отдых! Зря он думает, что может так запросто выбирать свой досуг и свою компанию. Пускай она, Вера, возможно, уже никогда с ним в постель не ляжет, но она не спустит ему эту обиду, это оскорбление!

Девушка была молода и мила. Зато, подумала Вера, отнюдь не богата, судя по одежде, которая валялась на стуле около кровати. Такие жалкие тряпки ни одна уважающая себя женщина на себя не наденет! И, судя по всему, она была не из среды творческой интеллигенции. Она была простушкой, насколько могла рассмотреть Вера через щель.

И тут ее взгляд упал на уголок стола, примостившийся глубже в комнате. «Вик совсем распустился!» – разозлилась женщина, увидев, что разбросано на столешнице. К этому моменту ее самообладание уже вернулось, и Вера подумала, что убить их – это слишком просто. Ее ум уже почуял наслаждение от криминальных игр, и она теперь желала поразмыслить в спокойной обстановке и изобрести какое-либо изощренное наказание, преисполненное изящества и оригинальности. Осторожно и тихо ступая, она направилась к выходу.

Дойдя до двери, за которой недавно укрывалась, женщина остановилась, несколько секунд поразмыслила и юркнула в темноту.

– В конце концов… – шепнула она сама себе. – А кто и когда сказал, что надо откладывать удовольствие на потом, если его можно получить тут и сейчас?!

Вера набрала номер Вика.

Она не дала ему возможность ответить, тут же сбросив вызов. Она не собиралась с ним разговаривать. Во-первых, это было выше ее сил, а во-вторых, это было рискованно: ее могли услышать. Но сразу после сброшенного вызова она набрала и отправила на номер теперь уже однозначно своего экс-любовника сообщение, в котором было одно короткое слово: «Еду».

* * *