Глава 5: «ПОЛНЫЙ СИНУС»

Есть эпоха Возрождения, есть эпоха Просвещения. И есть эпоха Застоя. Застой, он тоже нужен время от времени. Устают люди от бурных событий, ох устают! И очень даже не против пожить спокойно. Пусть застой: присядем, отдохнем. Не зря же это славное время зовется еще «застойно-застольным», совсем не зря!

Назвали так это время те, кто хотел его обидеть. А оно не обиделось – оно не из таких. Оно спокойное. Не всегда «в жизни есть место подвигу» – есть и времена, когда живут без подвигов. И замечательно без них обходятся! И не надо эти эпохи спокойной жизни клеймить! Дескать, это время серых личностей. Ничего подобного! Как раз интересных личностей хоть отбавляй. И даже очень интересных. Как выяснилось лет через тридцать-сорок…

Некоторых интересных личностей можно встретить… в подвале. Да-да! Не удивляйтесь! Это – отнюдь не худший вариант – для тех, кому, в силу юного возраста, не всегда удается посидеть «официально».

«Увы… Подвал. Грязный, мерзкий…» – Ничуть не бывало! Даже близко не лежало. Напротив – тут чисто, сухо и по-своему даже уютно. Подвалы, они разные бывают. И люди тоже там разные попадаются. Не только вонючие бомжи, но и вполне прилично пахнущие: хорошими сигаретами, а, бывает, и дорогим коньяком… Откуда дровишки? Об этом – в свое время.

Сидящие в этом подвале воспринимают его, скорее, как место, не лишенное известной респектабельности. Нечто с легким налетом романтики.

А сидят в нем Саша и его школьный друг Гена. На чем сидят? – Кинокамера панорамирует:

Стены бетонные, на одной из стен голая, но мощная лампочка – 200 Ватт. В середине помещения – голубого цвета ящик, что-то вроде сундука. Он и есть главный предмет тут – это стол. На нем – бутылка водки и тарелки. Да-да, тарелки! Их прихватил с собой из дома Гена, квартира которого находится прямо над головой у друзей. Ну, и стаканы, – наверное, думает читатель. Ан нет! Стаканы отсутствуют. А вместо них – мензурки. Не то, чтобы Саше, который исполняет обязанности наливающего (здесь уже всё давно и четко расписано), нужны были деления на питейной посуде. Он и без всяких делений разливает точно по линейке. А просто так вышло, совершенно случайно, что пришлось купить эти мензурки… Но это не очень интересная история.

Тут же стоит трехлитровая банка, примерно на треть заполненная окурками. На лампочке сушатся несколько сигарет. Тому кто живет в нынешнее, благословенное и проклинаемое время, нужно пояснить, что в Стране Советов, хоть и много лесов, полей и рек, но мало нормальных сигарет. Табак в сигаретах, как правило, сырой, так что курить сигарету сразу, как она есть, почти невозможно. Ее надо хотя бы размять, а еще лучше – подсушить. Вот и сушатся табачные изделия на лампочке. Впрочем, порой друзья покуривают кое-что получше – когда Саша разживается, привезя «гостинцы» из Москвы. Или когда Вова привозит ему что-нибудь пристойное с гастролей в каком-нибудь приличном месте.

А сидят наши закадычные друзья на своих традиционных, «кровных» местах: Саша – на бумажном мешке с засохшим цементом, а Гена – на поставленном «на попа» посылочном ящике, также наполненном засохшим цементом – для устойчивости. И им очень даже удобно.

– Ну, все это, конечно, хорошо, но займемся делом, – произносит Саша.

Привычно-небрежным, отработанным движением он скручивает колпачок с бутылки, наливает в пластиковые мензурки точно, как по линейке.

– Ты есть прав, – с усмешкой соглашается Гена. – Трудно, но нужно! Такая у нас работа!

– Золотые слова! – поддерживает Саша. – Вновь мы на тропе войны с зеленым змием!

– Вообще эти мензурки… Нормально!

– А что, удобно! Как в аптеке. И глаз – ватерпас не нужен.

– Ну, ты и в нормальные стаканы (это слово он произносит с ударением на последнем слоге) наливаешь —точняк!

Саша не возражает.

– Да уж… – говорит он. – Серьезное дело требует профессионального подхода.

Оба почти синхронно берут мензурки в руки.

– Ну, вздрогнем! – произносит Гена. – Но не дрогнем.

– А если и дрогнем, то не продрогнем!

– Давай за встречу. – отвечает Гена. И, смеясь, добавляет: – Давненько не виделись.

– Давай, как водится, – завершает Саша этот обмен ритуальными фразами, и оба выпивают – вновь почти синхронно.

– Закусим, однако, – говорит Гена, после чего с деловым видом достает большой бумажный пакет и начинает его разворачивать.

Это настоящая «матрешка». Сначала снимается наружная бумажная обертка, под ней еще один пакет – уже поменьше, он перевязан бечевкой. Гена тщательно, сосредоточенно снимает бечевку, разворачивает и этот пакет. Это напоминает священнодействие. Саша напряженно следит за этими манипуляциями. Возникает и нарастает предвкушение того, что там, внутри – нечто из ряда вон, деликатесы, и довольно много. Под вторым слоем упаковки – третий – из плотного ватмана. Он тоже перевязан и он еще меньше. Гена разворачивает и его. Напряжение нарастает.

– Было трудно, – со вздохом произносит он, – но вражеские посты пройдены благополучно.

Взору предстает, наконец, полиэтиленовый пакет, также аккуратно перевязанный. Гена торжественно разворачивает и его. В нем… одинокий соленый огурец.

– Натур-продукт! – комментирует Гена.

– Я уж было подумал, там яства обильные, на пятерых, не меньше… – говорит Саша.

– Ну, – вздыхая, отвечает Гена, – такова суровая сэ ля ви.

– Ну, к счастью, не столь уж суровая… – возражает друг и достает полиэтиленовый пакет, который передает Гене.

Тот разрывает пакет – в нем обнаруживаются беляши, упакованные особым образом: так, чтобы сохранить их теплыми как можно дольше. Это – «ноу хау» Бабки.

– Теплые! – произносит Гена с восхищением – С ума сойти!

– Марь Степанна специально так сделала, – говорит Саша. – Сказала: (он имитирует ее произношение) «Вы там, чать, голодные будете сидеть. Знаю я вашу закуску. Консервы какие-нить. Так хоть беляшков поешьте».

– Круть! – Гена откусывает беляш. – Мария Степановна всё понимает. Правильный человек.

И он откусывает еще.

– Да, Маруся – она такая – произносит Саша с нежностью.

– Вкусно – усраться можно!

– Ну, с этим мы подождем, я думаю. Как-то не к месту…

Гена смеется.

– Ну-с, не будем тянуть кота за хвост – это жестоко и негуманно, – замечает Саша. – Как говорит мой дорогой фазер – между первой и второй перерыв должен быть максимально… короткий!

Оба смеются. Саша наливает по второй, совсем немножко в и без того небольшие мензурки.

– В нашем деле лучше не гнать лошадей, – заявляет Саша нравоучительным тоном. – А то, помнишь, на дне рождения у Элки, бухают стаканАми, как колхозники. Набуздынят стаканЫ-гранчаки всклинь – (он показывает пальцами полный стакан), – так что водяра чуть не через край переливается… И весьма скоро праздничное застолье плавно перетекает в подстолье.

– Это есть дебилы, – подхватывает Гена. – Вскрытие показало отсутствие серого вещества.

– Вскрытие показало, что смерть наступила в результате вскрытия.

– Всех вскроют, раньше или позже. Но лучше позже.

– Лучше позже, чем никогда.

Оба смеются. Этот короткий и быстрый импровизированный обмен репликами напоминает спарринг, или разминку. Это своеобразное упражнение в острословии есть обычное застольное занятие друзей. Это – не соревнование: друзья не соперничают между собой, а просто «разогреваются», поигрывают, как говорит Саша, «головным мускулом». А насчет соревнования…

Саша полагает, что друзья не должны быть соперниками ни в чем – таково его мнение. На то и нужны друзья, чтобы с ними чувствовать себя раскрепощенно, без напряга – как у себя дома. Его шокировали слова песенки, прозвучавшей в ставшем жутко популярным, фильме Рязанова «Ирония судьбы»: «И с другом не будет драки, если у вас друга нет – друга нет». – Глупость какая-то! – сразу же сказал он, услышав это. – Какой же это друг, если вы с ним друг дружку по морде..? – Кто тебе поставил этот здоровенный фингал? – Друг!

Что же тогда с врагом делать? Оторвать голову, что ли? И чем же тогда друзья от врагов отличаются? И Саша убежден: с другом не будет драки, не потому что его нет, а потому что он друг.

Да и вообще, он считает, что махание кулаками – это последнее дело. – У человека, – любит говорить он, – имеется вторая сигнальная система. То есть, он умеет говорить и понимать обращенную к нему речь. Вот этой способностью и надо пользоваться! Всё можно решить разговором – если чуть-чуть мозгов есть. Ну а если нет, – вот тогда только и остается, как бабуины, друг друга метелить. Это – забава для дебилов или дикарей.

– Да, ты прав:, – продолжает он спарринг, – Лучше пусть нас вскроют позже, чем никогда. – говорит он. А в ожидании этой малоприятной процедуры…

– Ну, почему малоприятной? Может, это доставляет удовольствие?

– Но мы его уже не почувствуем.

– Жаль!

– А уж как мне жаль! Мало в жизни кайфа!

– Придется пока довольствоваться тем, что есть.

Наконец, Саша поднимает мензурку.

– Ну, понеслась! – произносит он.

– Давай за удачу! – сразу посерьезнев, отвечает Гена: это ритуал, а к ритуалам друзья относятся серьезно. – Чтоб она и дальше нам сопутствовала! – добавляет он.

– Давай! За это, – завершает Саша ритуальную формулу.

Вот теперь можно выпить – и даже нужно. И они выпивают, закусывая беляшами.

– Ну, что у тебя с подготовкой к политеху? – переводит Саша разговор на тему, которая сейчас для обоих является наиболее актуальной и, можно сказать, животрепещущей. – Как там высшая математика?

– Там до высшей ышо далеко. Пока что низшая.

– Шютка?

– Какие шутки? Мне не до шуток. Потому и шучу. – Он смеется. – Ты ж знаешь, какой я знаток математики. Вместе списывали. Копировали, так сказать, документы.

– Это тоже искусство, – замечает Саша. – В политех не поступишь – в разведчики пойдешь. Многое уже умеешь.

– Ну да. «А что? Английский я уже знаю».

Оба смеются.

– А если серьезно? – спрашивает Саша.

– А если серьезно… Кратко? В двух словах?

Саша кивает.

– Трындецус полнус, – отвечает друг.

– Что, так хреново?

– А! Трубка дело…

– Махнул рукой?

– Скорее ногой.

Друзья смеются.

– В армию ж можно загреметь, – замечает Саша.

– Это не есть возможно, – вздыхает Гена. – Напряжем свои могучие силы…

– Военная карьера не прельщает, значит? А то, может, в генералы выйдешь? «Стану я точно дегенералом»…

– Лучше адмиралом.

– Контра-адмиралом.

– Ну да. Я вообще контра недобитая.

– Или нет – витя-адмиралом, – продолжает Саша любимую забаву – игру словами, – Точнее, Гена-адмиралом.

– Буду енарал-аншеф.

– Ковальчук-паша, – обыгрывает Саша фамилию друга.

– Лучше Кавацука —сан. Самурай. Страсный селовек! – подхватывает Гена и кричит «дурным» голосом и довольно громко: – За сёгуна!!

…Увлекся человек – подзабыл, где находится.

– Ты это… потише, – напоминает ему Саша. – Все ж-таки сверху твоя хата.

Гена комически подносит палец к губам.

– Всё. Уходим в подполье, – произносит он.

– Вроде бы мы и так в подполье, – саркастически возражает Саша.

– Ну да, – Конспиация, конспиация и еще аз конспиация! – картавит Гена, изображая товарища Ленина.

И это не должно удивлять: эпоха Застоя – она не так проста. Это – не только время застолий, но и время осмеяния. Время, когда громкие фразы и крикливые лозунги выхолащиваются и лишаются своего содержания. Время, когда пафос неуместен. Эпоха без кумиров.

То есть, – может подумать читатель, – эпоха без образцов для подражания? Без принципов? Нет, не так: это – эпоха без дутых, картонных кумиров. Как это ни странно – время застолий – это и время протрезвления. Кумиры еще стоят, но большинство уже видит, что они – «дурилки картонные». И позволяет себе над ними покуражиться. Жизнь как бы расслаивается: слой официальный (или официозный) – где все по виду соблюдают «протокол», – и слой неофициальный, частная жизнь, где можно себе позволить говорить то, что думаешь – в благословенную эпоху Застоя за это уже не сажают. При условии, если это делается не публично, а «на кухне», то есть, среди своих. Можно рассказывать и политические анекдоты – нынешний Хозяин относится к этому спокойно. «Рассказывают анекдоты, значит, любят» – считает он. Мужду властью и народом как бы заключено неписаное соглашение, и это устраивает подавляющее большинство.

– Правильно, – отвечает Саша. – Раз партия требует… Вернемся к нашим непосредственным обязанностям.

И он наливает по третьей.

– Вернемся к нашим баранам, – поддерживает Гена.

– Вернемся к нашим мензуркам.

Гена поднимает мензурку.

– Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть! – произносит он со вздохом человека, примирившегося с тяжелым трудом.

– Да, – подхватывает Саша, – партия – это рука миллионопалая…

– … сжимающая один громадный стакан, – заканчивает «цитату» Гена.⁴

И друзья смеются.

– Хорошо, с закусоном сегодня без проблем, – замечает Саша.

– Ну, не хлебом единым…

– Но и водкой. Правильно мыслишь. А вообще…

– А вообще… – Гена «включает» воодушевление и переходит на нарочито-бодрый тон, – «Нам солнца не надо – нам партия светит. Нам хлеба не надо – работу давай»!

– Ну, у нас тут в подвале солнца и так нет, – резонно замечает Саша – и предлагает свой вариант: – «Нам солнца не надо – нам лампочка светит. Нам хлеба не надо – водяру давай»!

– Все – до лампочки!

– Все до лампочки Ильича! – «поправляет» Саша.

– Ну, тебе видней – кто тут у нас Ильич, в конце концов?!

– Точно!

– Называйте меня просто «Ильич»!

– Спасибо. Но не надо.

Оба смеются, после чего Саша достает из кармана портсигар с монограммой «К», который он привез из Москвы, и раскрывает его: сегодня как раз такой случай, когда можно покурить сигареты, на требующие сушки и разминания. А те – на лампочке, пусть себе сохнут дальше: чем суше будут, тем лучше. Затем Саша подносит портсигар Гене. Тот берет сигарету. Тут же Саша щелкает своей десятирублевой зажигалкой, и Гена прикуривает. Только после этого он закуривает сам.

Какое-то время они курят молча, задумчиво. Друзьям есть о чем помолчать вместе.

– Рука бойца держать устала! – прерывает молчание Гена. – За что выпьем?

– Давай просто так, – немного подумав, отвечает Саша.

– А что? Тоже наш традиционный тост.

Оба выпивают, закусывают.

– Ну, а все-таки, как продвигается подготовка к экзаменам? – жуя беляш, интересуется Саша. – Прогресс есть?

– Прогресс лютый! Дело прогрессирует быстро, очень быстро. Что не знал, то уже забыл. В общем, перед тобой есть полный болван.

– Ну, не полный…

– Верно, худой, – смеется Гена.

– А как твой заветный цитатник? – спрашивает Саша – С формулами и т.д.?

В ответ Гена достает маленькую зеленую записную книжку.

– Учим помаленьку. Скоро придем к полному синусу, – Гена вздыхает. – Чует мое сердце – будет мне секир-башка.