Это, в свою очередь, позволило ему в короткие сроки обзавестись рядом широких привычек, свойственных обеспеченным и холостым людям (когда-то был женат, но жена, прельстившись заокеанскими богатствами, давно и безболезненно его бросила, благо детей и состояния нажить не успели, а любовь исчахла сама по себе).

Именно эти привычки – одно пристрастие к рулетке чего стоило! – генерал Слепцов именовал «сладкой жизнью» и каленым железом пытался выжечь их из подчиненного. Но Роман считал, что, пока закона не нарушает, он может жить так, как ему вздумается, и двумя руками держался за Леню, своего благодетеля и кормильца.

Со своей стороны, Леня полагал, что самой дурной привычкой Романа является его служба в Конторе, и всячески старался его от этой привычки отвратить. Но тут уж Роман стоял насмерть, ибо только в защите Родины видел единственный смысл своей в общем-то непутевой жизни. А без смысла жить русский человек не приучен.

Леня злился (особенно, когда «горел» очередной важный заказ), грозил односторонним расторжением конвенции, язвил не хуже Слепцова, но все же терпел, тешась надеждой когда-нибудь заполучить Романа в свои руки целиком и полностью.

Так Роман и мыкался между двумя начальниками, формальным и теневым, то разрываясь пополам, то вполне удачно гармонизируя ситуацию. Все зависело от того, как ляжет карта, то есть, как всегда, от Ее Величества Удачи. Считать себя баловнем последней Роман вряд ли имел серьезные основания, но все же иной раз удостаивался ее благосклонного взора.

– Если короче, то работаю, – выбрал самую осторожную формулировку Роман.

– На кого, Рома? – тут же уточнил Леня.

– Как обычно – на нас, – еще осторожнее ответил Роман.

– «На нас» – с кем? – копал все глубже неутомимый работодатель.

– Ну, Леня, ты же понимаешь, что я сейчас на задании, – пошел в наступление (довольно-таки робкое) Роман. – Временно, конечно. Но это не мешает мне заниматься нашими общими делами…

– Заниматься, Рома, можно онанизмом, – перебил его Леня, бесцеремонный, как все работодатели. – Или вязанием, на худой конец. А дела надо делать.

– Я же не против, Леня…

– Не хватало еще, чтобы ты был против! – возмутился тот. – Три года я тебя кормлю, пою и воспитываю. А ты – против?

– Да нет же, Леня, я совсем не о том…

– А я о том, Рома. Я каждый раз о том и только о том. Другой бы на твоем месте уже двести раз все понял и не вынуждал старого, больного человека повторять снова и снова прописные истины.

– Ну так и не повторяй, – буркнул Роман.

– А, заело! – торжествующе заметил Леня. – Значит, что-то наподобие совести в тебе все-таки шевелится.

Про совесть можно было бы поговорить отдельно. Но Роман предпочитал не трогать сей хрупкой материи. И вообще, Леню лишний раз лучше не заводить. В отличие от Слепцова, он долго грозить не будет, а просто возьмет да и выкинет за борт. И пищи потом, барахтайся, махай руками – поздно. И бесполезно. Так и пойдешь ко дну, пуская пузыри, и кто тебе будет виноват?

Ответ был один, и более чем очевидный, поэтому Роман в подобные моменты норов свой натуго перетягивал веревочкой и ответные реплики из уст своих не исторгал. Пусть уж учит, коли есть охота.

И потом, для кого Леня-сан старается, как не для него?

– Ну что, будем работать, Рома? – помолчав, ласково спросил Леня.

– Будем, – сказал Роман.

– Тогда будь добр, напомни, о чем я тебе говорил перед расставанием?

– Оловянная руда, вольфрам, тиковое дерево, – четко выговорил Роман. – Но в первую очередь – нефть из Сиамского залива…

– Ты моя умница, – одобрил Леня. – Хоть памятью тебя бог не обидел. Ну и что же тебе удалось узнать? Хотя бы не в первую очередь?

– Леня, честное слово, ни минуты не было свободной. Но как только…

– Все с тобой ясно, – холодно произнес благодетель. – Я, конечно, понимаю, что наши дела для тебя вроде стрельбы по тарелочкам…

– Леня, ну зачем ты так!

– Как, Рома?

– Так, как будто я отказываюсь работать.

– Но, Рома, выходит, что это так! Ты вот уже больше суток находишься в таком хлебном месте и, вместо того чтобы порадовать меня толковой информацией, лепечешь что-то невразумительное. А скажи мне, не ты ли третьего дня спустил в казино все свои наличные, а также и безналичные капиталы?

– Ну, не то чтобы все, – снова сдулся Роман.

– А после, – не слушая его, продолжал Леня, – ты будешь сидеть на мели и просить меня выручить тебя «в последний раз». Так, Рома?

– Леня, я все понял!

– Сильно на это надеюсь, – сделав внушительную паузу, сказал Леня. – Когда возьмешься за дело?

– Прямо сейчас, – поспешно ответил Роман.

– Мо-ло-дец. Надеюсь на тебя, Роман Евгеньевич.

– Надейся, Леня!

– Все, пока. Завтра буду звонить.

Последние слова были сказаны не без грозного намека. И попробуй этого намека не учесть!

– Хорошо, Леня. Жду…

Роман хотел присовокупить еще что-нибудь, но трубка уже запикала отбоем.

Ну и ладненько. Все вроде обошлось чинно, без битья посуды и хлестания по щекам. Легкий втык – это баловство, без этого в любой работе никуда. А завтра будет видно, что и как.

Отбросив надоевший мобильник, Роман встал с кровати и неторопливо прошлепал босыми ногами к большущему, от пола до потолка, окну.

Из него открывалась дивная панорама. У горизонта темно-синим стеклом лежала океанская гладь, смыкаясь в необозримой дали с прозрачной небесной лазурью. Белела девственным песочком линия прибоя, вдоль нее густо зеленели взбиваемые бризом кучеряшки пальм. Далее картину несколько портили городские застройки и кишащее транспортом шоссе. Но внизу, под стенами отеля, лежал бассейн, такой чистый, голубой и прохладный, что Роману немедленно захотелось сигануть в него со своего девятого этажа.

Он вышел на балкон, на горячую мраморную плитку, свесился вниз и принялся разглядывать загорающих у бассейна. Зрение у него было еще ого-го, практически орлиное, и он без труда разглядел пару-тройку женских тушек, выгодно выделяющихся из числа других стройностью форм и ровностью загара. Он уже принялся с увлечением намечать приоритетное направление, когда снова зазвонил мобильный.

На этот раз курлыкал он на волне Лака, и Роман понял, что пора выдвигаться. С сожалением оторвавшись от сравнительного анализа, он вернулся в номер и взял трубку.

– Слушаю тебя, Лак, – сказал он строго.

Как-никак, хоть тут он был начальником.

– Они собираются ехать, шеф, – соловьиной трелью прощебетал его молодой помощник.

«Щебетал» Лак, природный таец, на английском, до неузнаваемости коверкая этот благородный язык, и слово «chief» у него выходило скорее как «thief». Роман пытался объяснить подчиненному разницу, но проще было изменить свое отношение к лукавой фонеме, нежели исправить выговор Лака.

«Thief так thief», – решил Роман Евгеньевич, и ни «боссом», ни каким-нибудь там «патроном» величать себя не повелел. В конце концов, не отражало ли это обращение истинную суть его нынешнего задания? Тем более что Лак, по простоте душевной, вкладывал в плохо поддающееся ему словцо самый что ни на есть рьяный и чинопочитательный смысл.

– Хорошо. Держись от них неподалеку, – приказал Роман. – Но не светись. Я скоро буду.

– О’кей, шеф, – горячо отозвался Лак. – Но… я и так не включаю днем фары.

Роман не сразу сообразил, что выражение «не светись» его смышленый помощник понял слишком буквально.

– Не светись значит – не лезь им на глаза, – терпеливо пояснил он.

По напряженному молчанию Лака стало понятно, что очередная русская идиома, переведенная на английский язык, ввела бедного тайца в состояние легкого мозгового ступора. А может, и не легкого.

– В общем, поезжай за ними, – торопливо сказал Роман, выбирая самые простые слова из своего словарного запаса. – Я тебя найду.

– О’кей, шеф, – приободрился Лак. – Я буду за ними ехать.

– Едь, – согласился Роман и нажал отбой, чтобы, не дай бог, снова не сбить Лака какой-нибудь непредсказуемой лингвистической каверзой.

Гардероб для выхода был подготовлен заранее, так что облачение в маскхалат не заняло и пяти минут.

Поскольку вчера Роман щеголял в накладной бородке и остроконечных усиках, смахивая на героя-любовника из романов Мериме, то сегодня он решил свой лицевой эпидермис не утруждать и пошел налегке.

Из одежды выбрал туристический минимум: шорты-хаки, бесформенную майку с логотипом Принстонского университета и парусиновые кеды. Плюс дурацкая панама, в которой узнать его вчерашнего – в цветистой шелковой «гавайке», золотых цепочках и лаковых туфлях – смог бы только гений из отдела биометрической экспертизы.

Переодевшись, Роман пару минут разглядывал себя в зеркало. При этом он немного ссутулился и стал как бы уже в плечах. Зато животик пошло выпятился, а шорты, наоборот, повисли сзади, как на бельевой веревке.

Поиграв лицевыми мускулами, Роман искривил губы кислой ухмылочкой и придал глазам тревожный, голодноватый блеск.

В результате его усилий получился эдакий невзрачный доходяга, изнуренный бдениями в университетской библиотеке и одинокими блужданиями по закоулкам порносайтов вечный студент, которого не любят девушки, и вообще, мало кто любит, и который, отчаявшись реализовать свои фантазии дома, в чопорном Принстоне, прилетел в Паттайю, одну из мировых секс-столиц, на поиски доступной и недорогой любви.

Зафиксировав полученный образ в памяти, чтобы воспользоваться им, когда придет необходимость, Роман вернул себе обычное выражение, расправил плечи, подхватил сумку с дополнительным реквизитом и помчался вниз.