– Да куда уж она без тебя, – хмыкнул Аванес и подмигнул девушке. Та фыркнула и демонстративно отвернулась.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

– …А-а-а!

– Тише, тише!

– Ааа, ма-ама-а-а!

– Ну, ну, – бестолково твердил Юра. Он держал Агне за руку; и дрожал так, как не дрожал даже тогда, когда они шли на штурм Большого Цирка. Агне плакала, стиснув зубы и обхватив свободной рукой круглый живот.

Снаружи ревел и выл ветер, бросаясь на стены и сея сквозь окна брызги дождя. Муссон бушевал уже давно. То ли в Городе такое было нормой, то ли давным-давно разладились какие-то древние погодные машины… Но небо кипело мешаниной толкущихся туч, озаряемых молниями – а ливень хлестал так, что улицы превратились в ручьи.

В отсветах очага вокруг суетились товарищи. Кто тащил тряпки, кто чашу горячей воды… Но, наконец, растолкав всех, явилась Повитуха: громадная четырёхрукая акулоидка, приглашённая из дружественного отряда Султана.

Юру иномирянка отогнала внушительным рыком; а сама склонилась над Агне, бережно приобняв за плечи. Оставшись не у дел, Юра заметался, а потом выбежал на лестницу. И там, прижавшись к стене, вздрагивал при каждом новом слабом, но страдальческом крике Агне.

Когда очередной крик вдруг возвысился до надрывного вопля – Юра зажмурился и стиснул зубы… Крик оборвался, сменившись стонами и судорожным дыханием. А потом, сквозь раскат грома, раздался слабый пискливый плач… и за ним ещё один.

ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

…Юра высунулся из-за постамента статуи и дал очередь вдоль проспекта. Лучи скосили нескольких «скелетов», опрометчиво высунувшихся на открытое место.

– Ха! Нате вам, суки! – радостно заорал Мамочка. Ёж пригнул его клешнёй: тут же зыбкий луч тьмы прошил статую над их головами, и та беззвучно рассыпалась облаком пыли по ветру.

Это место прозвали «Садом Богов». Живописный бульвар длиной, наверно, в целую реку. Вдоль него тянулся ряд обелисков в окружении синих и фиолетовых пальм и папоротников; на вершинах сияли звёзды. Проспект обрамляли статуи, изображавшие то ли цветы, то ли языки пламени – непонятное искусство нефов…

Вот только теперь в «раю» пировали демоны.

– О! А это чт… – Балбес запнулся и побледнел.

На бульвар пала тень. Из-за угла выплывала гигантская, изгибающаяся чёрная туша. Летучая тварь – то ли червь, то ли кит длиной с электричку, парящий над землёй. Разинутая пасть с ковшами челюстей зияла тьмой глотки. По бокам из туши росли ряды плоских, извивающихся в танце щупалец… И от их прикосновений фасады домов клубились облачками пыли, и опадали косо отсечённые обломки.

А ещё – из дыр на пузе твари клубами стекал чёрный кислотный туман, накрывая проспект. В нём мгновенно жухли и истлевали растения: лишь «звёзды» сияли сквозь мглу.

– Сука! Валим! Ходу!

Отряд бросился бегом по бульвару. Но «левиафан» обманчиво плавными рывками настигал их. За спиной нарастал грохот рушащихся обломков.

– Агне! Куда?.. – выдохнул Юра. Агне вдруг остановилась, кивнула ему – и бросилась в один из подъездов. Дурик последовал за ней.

Они взбежали чередой вьющихся лестниц и выскочили на открытую галерею. Под ними, совсем близко, проплывал «левиафан».

– Стой! – запоздало заорал Юра, когда Агне через парапет сиганула вниз. Спрыгнул следом, на спружинившую чёрную спину. Туша гиганта-рефа ритмично колыхалась под ним.

– Давай! – бросила Агне. Перевела импульсник в режим постоянного огня, опустила вниз – и огненный луч вонзился в шкуру твари.

Юра понял с полуслова. И тоже последовал примеру жены. Сжав зубы, щурясь от жара в лицо, они прожигали два пореза крест-накрест в шкуре монстра. Наконец батареи иссякли – но в спине «левиафана» уже открылась крестовидная рана.

– Молоток!

– А ты… уф… в своей старушке сомневался? – ухмыльнулась Агне. Ветер трепал её волосы, всё ещё чёрные с серебринкой седины. Она отцепила от пояса шарик гранаты, задала выдержку и уронила в рану. – Давай, бежим!

Они бросились туда, где как раз проплывал выступ балкона. С разбегу прыгнули, держась за руки… Как раз когда сзади ухнуло; спина твари вспучилась и взорвалась.

У них всё получилось. Вот только монстр дёрнулся, выгнувшись в судороге. И его щупальца, гибкие мечи, с гулом рассекли воздух совсем рядом.

Юра упал, ударившись коленями о камень балкона. И лишь тогда ощутил на щеке горячие брызги. Он непонимающе взглянул на руку Агне, которую всё ещё сжимал… Одну лишь руку. Косо отрубленную ниже локтя.

– А… А-а-ааа!

С диким криком, перегнувшись через перила рывком, Юра успел увидеть её. Агне, рассечённую напополам, падающую в брызгах собственной крови: застывшее изумление на её лице… За миг до того, как чёрный туман, затопивший бульвар, поглотил её без следа.

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

– …Ду-рик! Ду-рик!

Снаружи, под балконом, в предрассветной мгле колыхались огни, озаряя лица. Тысячи лиц, людских и нелюдских – и все рты раскрывались в едином крике:

– Ду-рик! Ду-рик!

Толпа выкрикивала его прозвище, за столько дней ставшее чуть ли не титулом… А Юра не мог себя заставить выйти к ним, чтобы принять возложенную на него честь.

Приподнявшись с дивана, Юра с трудом распрямился. Эх, колени скрипят, и поясница… что уж, не нов, не нов! Близоруко прищурился и покрутил в пальцах длинную прядь волос, уже почти белых.

Сколько лет… И для чего? Зачем сейчас идти туда, к тем, кто хочет назвать его вожаком? Если рядом уже не будет тех, кто бы обнял, похлопал по плечу, шутя ткнул кулаком в бок? Ни Балбеса, ни Бандита, ни верного Ежа?

Не будет её…

– Ду-рик!

Юра вздохнул – и пошёл на балкон.

ПЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ…

– …Тише, тише! – загорелый паренёк придержал Юру, когда тот споткнулся, тяжело поднимаясь на холм. – Осторожней, дедушка… Пошли.

Юра отдышался, разогнув спину. Подслеповато взглянул на внука, в который раз ища в его лице полузабытые черты… Её черты.

Вдвоём они дошли до вершины холма, где среди цветов вздымался высоченный серебристый обелиск. Здесь мальчишка оставил Юру и почтительно удалился, зная привычки деда.

Юра постоял, щурясь на обелиск. Некогда гладкие, грани его были теперь исписаны сотнями выжженных имён: всех, кто пошёл за ним, кто отдал жизни в их общей борьбе. Агне. Аванес, Мишка, Ёж (его полное имя опоясывало все грани), Марио. Столько ещё тех, кого он уже и не всегда смог бы упомнить…

Он обернулся и взглянул на раскинувшийся позади Город. Зеленевшие (точнее, в основном синевшие) на крышах сады, надстройки и мостки через улицы. Всё было не зря. Ради их земли: огромного участка Города, зачищенного от рефов и ставшего им домом. Ради первых детей, что уже родились на этой земле, не зная рефской угрозы.

Обелиск обвивала лоза, на которой светились зелёным созревшие «лечилки». Юра утёр слезу, и по старой привычке стал обламывать плоды…

– Юрик-Дурик!

Он не сразу узнал этот радостно-глупый голос. Над ним в воздухе завис знакомый шар с объективами.

– Кругляш? – хрипло спросил Юра, не веря. За столько лет он мысленно проклинал «гида», звал, молил вернуться и вернуть… А потом просто забыл.

– Поздравляю с окончанием вашей игровой сессии! – сообщил шар.

Старик моргнул. «Окончанием»?

– Ваш выигрыш составляет… – Кругляш свистнул, зажужжал и выдал сумму, которая ничего не сказала Юре. – Минус расходы на приобретение оружия-боеприпасов-порчу-культурного-наследия…

И снова озвучил сумму, хоть и меньшую, но с кучей нолей. Юра слушал и не понимал. Когда последний раз он держал в руках деньги? Даже не вспомнить…

– Желаете завершить Игру немедля? – подмигнул линзами шар. – Или у вас ещё есть незаконченные дела?

Юра помолчал.

– Ты… – сказал он, наконец. – Столько лет прошло… А ты приходишь – и просто денег предлагаешь? И всё?

– В соответствии с контрактом!

– И всё? Столько всего было… Все они… – голос старика дрогнул, когда он указал рукой на обелиск. – И ради этого? Ради… денег?!

– Вы сами изначально подписывались на это ради денег, уважаемый Юрик-Дурик! – Кругляш качнулся, словно пожав плечами. – Не наша, а ваша цивилизация сделала деньги высшим мерилом всего и вся на свете. Между прочим, если вас интересует, вы уникум: большинство других разумных цивилизаций отказалось от идеи денег, в среднем, ещё в эпоху, которую у вас назвали бы «античностью» – а вы цепляетесь за атавизм… Странно было бы предлагать вам иную мотивацию!

– Они никогда не вернутся домой, – у Юры в горле отчего-то встал ком. – А вы, суки…

– Морально-этических установок в меня не заложено, – беззаботно возразил Кругляш. – Но, замечу: разве вас это раньше когда-нибудь волновало? Разве вас когда-то тревожило, что в вашем мире ежедневно пропадают без вести многие тысячи человек?

Юра стиснул зубы и опустил голову. Кругляш помедлил, потом его тень на траве у ног Потехина выросла: бот спустился пониже. «Камнем бы тебя», – бессильно, даже без злости, подумал Юра.

– Вы желаете получить ваш выигрыш? – повторил Кругляш. Юра помолчал, потом вдруг поднял взгляд, осенённый неожиданной идеей:

– А я… Я могу отказаться?

Кругляш, казалось, на секунду завис.

– Отказаться? – повторил он. – Зачем?

– То есть, обменять выигрыш… Выкупить их! – Юра ткнул рукой назад. – Моих людей! Ну, не только… вообще, всех! Прекратите их контракт. Верните их домой!

– Суммы вашего выигрыша для всех недоста…

– Кого можно! – Юра сорвался на крик. – Хватит с них ваших игр!.. – он подавился и закашлялся, схватившись за сердце. Тупая игла боли воткнулась и зашевелилась внутри. Годы, годы… то есть, дни, мелькнуло в голове.

На сей раз Кругляш молчал дольше.

– Это… возможно, – наконец проговорил он. – Будь по-вашему. Сумма вашего выигрыша аннулируется; взамен допустимое количество игроков получит право на досрочное расторжение контракта. Фирма позаботится об их возвращении по адресу вербовки.

– Дети… – выдавил Потехин, чувствуя, как по морщинам на лице потекли жгучие ручейки слёз. – У многих тут дети родились… даже внуки есть…

– Отнюдь! Фирма позаботится, – повторил Кругляш. – Вы слабо представляете себе, насколько широко распространяются наши возможности, уважаемый Юрик-Дурик. Мы никого не бросим на произвол судьбы, – впервые в его голосе Юре почудились какие-то настоящие эмоции.

Сквозь слёзы Юра рассмотрел жёлтое пятно. Шар снизился и заглянул ему в лицо своими объективами.

– Иметь дело с вашим разумным видом бывает… странно, уважаемый Юрик-Дурик, – всё с теми же необычными интонациями сказал Кругляш. – Даже с учётом опыта Игры, ваш вид всё-таки ещё может удивлять. Что ж. Теперь…

Кругляш взмыл выше, почти до самой верхушки обелиска – и там вдруг вспыхнул ярче, чем солнце Города-Кольца. Свет ослепил Юру, он невольно заслонился рукой: но свет, казалось, пронизал его насквозь… А следом с небес грянул голос:

– ИГРА ЗАКОНЧЕНА!

…Юра шатнулся – и чуть не упал. На гладкий пол торгового центра.

Он огляделся. Вокруг был всё тот же центр, из которого он когда-то шагнул в Игру. Прогуливались посетители, играла тихая музыка.

Потехин поднял голову и встретил ошалелый взгляд своего отражения в витрине. Молодого, в тех же шортах и футболке «ТамбOFF». Только без пакета с йогуртами в руке. Как будто не было всех этих лет-дней с той минуты, как он зашёл в турагентство нефилимов…

Не было?

Юра уставился на вывеску. Никаких тебе живых картин других планет – обычные иероглифы с мелким английским переводом пониже. И самого турагентства за витриной тоже не было. Был парфюмерный магазинчик, с улыбчивой тайкой за прилавком.

Но…

Юра медленно разжал кулак. На ладони мерцали зелёным кристаллы-лечилки. Пять штук.

* * *

– Вернулся, наконец! – сказала Ирка, открыв дверь. Бормотал телевизор, дети пялились в мультики на чужом языке. – А йогурты где?

– Ага… – невпопад выдавил Юра. Всё время, по дороге к гостинице, он попеременно думал, что при виде жены разрыдается, или обнимет, или (что всего страшнее) вообще ничего не шевельнётся в душе… И не ожидал, что всё окажется вот так. Как всегда. – То есть… Деньги потерял.

– Ох! Ладно, иди обедать.

Проклятая фирма оказалась милосердна. Пока Юра дошёл до отеля, вспоминая дорогу на ходу – он успел вновь почувствовать себя собой. Вернулись безвозвратно, казалось бы, ушедшие воспоминания и даже чувства. А всё пережитое под искусственным солнцем Города-Кольца уже казалось сном: то страшным, то щемяще-красивым, очень чётким и врезавшимся в память… но закончившимся. Лишь кристаллы в руке не позволяли поверить в это.

«По одному – Ирке, себе, детям», размышлял Юра. «Один… кому-нибудь. А там посмотрим. Главное, помнить… Не забывать. Никого, никогда!»

Может, книжку написать?..

Потехин сел за стол, оглядывая полузабытых родных и робко улыбаясь. Ещё не в силах поверить, что проклятая Игра наконец-то закончилась!..

– Явилси! – довольно протянула тёща, вплыв в кухню. – Что, обворовали? Поделом тебе!

Хлёсткий ответ (после всего пережитого робеть перед тёщей было бы глупо) вдруг застрял у Юры в горле. Он уставился на тёщу.

– А это чево у тебя? – подозрительно прищурилась та, заметив кристаллы на скатерти.

Юра сглотнул.

– А это… сувенир, – сказал он изменившимся голосом. – Эти, мантры… нет, чакры очищает. Специально всем купил. А вам, мама, особенно! Носить, не снимать.

– Ты же в это не веришь! – укорила Ира, ставя перед мужем тарелку.

– Правда, что ль? – тёща повертела камушек в пальцах. – Ну-у, если только очищает… Ишь, красивенький!

Она ушла в комнату; вернулась и села за стол уже с камушком, повешенным на шею на нитке. Разглядывала кристаллик, восхищённо цокая языком. Ира в сомнении качала головой: дети уже хвастались друг перед другом своими «лечилками», споря, у кого красивей и ярче светится…

А Юра смотрел – и не мог отвести взгляда.

«Если долго носить, – прозвучал в его голове голос Балбеса, – то либо вылечишься, либо… Зато быстро!»

Потехин чётко видел призрачную, незаметную для других чёрную дымку, окутывавшую тёщу. И редкие синие огоньки, что порхали вокруг тёщиной тучной фигуры. Метку порчи.

Игра не закончилась.

Игра никогда не закончится.