Вторая серия

1

Утро. Орет петух. Солнце поднимается из-за горизонта, освещая и хутор, и крепость и дорогу, ведущую к Очакову.

На крепостной стене спят Тюркай и Ышик. На крепостную стену садится черный ворон и громко каркает. Янычары от вороньего карканья вскакивают. Ворон быстро улетает. Тюркай и Ышик оглядываются. Ышик смотрит вниз.

– Тюркай, смотри! Тот, что у нас вчера пленника отбил.

– Где? – Спрашивает Тюркай.

– По дороге бежит.

Тюркай вглядывается вдаль. Радуясь, что может отомстить, выкладывает перед собой два пистолета и готовится стрелять из ружья.

– Сейчас я с ним быстро справлюсь.

– Далеко, – говорит Ышик, прикидывая расстояние до Максима, – Его отсюда не достанешь.

– Достану!

2

Максим бежит по дороге. Он одет в белую рубаху и штаны. Он совершает утреннюю пробежку. Максим приближается к крепости.

3

На берегу русские солдаты следят за передвижениями бесстрашного Максима. С ними Герасим – денщик Суворова.

– Смотрите, братцы, смертник бежит! – Говорит он, – Пристрелят его сейчас. Ой, пристрелят…

Солдаты наблюдают за происходящим.

4

Тюркай стреляет из ружья, видит, что промазал. Стреляет из пистолетов. Потом берет пистолеты у Ышика и стреляет из них.

5

Пули попадают в землю рядом с Максимом, но тот спокойно продолжает бежать, не обращая на это внимание.

6

Русские солдаты, видя, как Максим ловко уклоняется от пуль, принимаются свистеть, хлопать в ладоши, поддерживая его.

К солдатам подходит Суворов, обращает внимание на Максима.

– Кто этот молодец?

– А кто его знает, ваше высокоблагородие! – Отвечает денщик.

– Смотри: не одна пуля его не задела, – качает головой генерал-аншеф.

– Наверное, турки плохо стреляют? – Высказывает свое предположение Герасим.

– А ты сам перед янычарами, как он, пробегись, – предлагает Суворов, – тогда узнаешь!

– Не-е! – Отрицательно вертит головой денщик, – Я не хочу, ваше высокоблагородие.

– То-то же!

7

Максим останавливается на горе и принимается заниматься утренней тренировкой с казацкой саблей. Он вертит ею, перехватывает, рубит невидимого противника.

8

Тюркай плюется.

– Отсюда его не достать. Но ничего, Ышик, я его подстрелю, когда он будет возвращаться. Заряжай!

Тюркай и Ышик принимаются заряжать оружие.

На крепостной стене появляется Жан.

– Чего стреляли? Русские наступают?

Тюркай и Ышик вытягиваются перед Жаном.

– Никак нет, ваше превосходительство, – отвечает Тюркай, – Русский шпион…

9

Максим разгоняется и прыгает с высокой кручи в воду. Купается.

10

Жан смотрит в сторону, куда показывают ему Тюркай и Ышик. Качает головой.

– Идиоты! В него не стрелять нужно, а ловить.

– Так точно, ваше превосходительство! – Отвечает Ышик.

Жан показывает на оружие янычар.

– Да и попасть из этого ружья с такого расстояния нельзя. Зря патроны тратите.

– Виноват, ваше превосходительство, – оправдывается Тюркай.

– Еще раз такое повторите, я вас сам застрелю, – приказывает Жан и бросает ещё раз взгляд на берег, где купается Максим. Не узнает его и уходит.

11

Максим выходит на берег и отправляется в обратную дорогу.

12

Тюркай со злостью провожает Максима взглядом.

– Ничего, я тебя достану, когда француз на корабль к адмиралу уедет!

13

Максим подбегает к воротам и бросает взгляд на подкову. В этот раз она висит рогами вниз.

14

Скорик выходит во двор из сеновала. Сладко зевает, широко расставив руки, потягивается. Во двор возвращается Максим.

– Доброе утро, Скорик!

– И тебе того же, – отвечает тот.

– Ты деда Сирка не видел? – Спрашивает Максим.

– Где-то спит, наверное, – пожимает плечами Скорик.

Максим направляется в хлев, а Скорик идет на сеновал за сеном для скотины.

15

Скорик входит на сеновал и видит Игонькина, который лежит посередине магического круга, раскинув руки. Скорик бежит во двор.

16

Скорик выбегает на постоялый двор и громко орет.

– О, Господи! Убили! Как есть убили! Господи! Убили!

17

Максим, умывшись из ведра, надевает рубашку и слышит крик Скорика. На ходу надевая сюртук, выбегает из хлева.

18

На крик Скорика на сеновал прибегают постояльцы и гости постоялого двора. Крутиус и Чуприна, Дарина и Милка, дьяк Омелько и Исаак, кузнец Иван и Максим, одноглазая старуха. Все видят Игонькина и обступают вокруг. Дьяк Омелько показывает на магический круг.

– Это точно нечистая сила! Видите, знаки магические? Это сам сатана проводил свои дьявольские ритуалы перед тем, как забрать душу русича в преисподнюю.

– Ой, лишенько! – Пугается Дарина.

Максим приседает перед ним и щупает пульс за ухом.

– Да он живой!

Максим толкает Игонькина. Тот открывает глаза и смотрит на всех мутным пьяным взглядом. Видит одноглазую старуху, отмахивается рукой.

– Сгинь, нечистая!

Постепенно приходит в себя. Осматривает всех, находящихся на сеновале.

– А вы чего здесь?

– Так сказали, что вас убили, господин офицер, – сообщает Исаак.

– Кто сказал? – Интересуется офицер.

Все поворачиваются к Скорику. Скорик крестится.

– Он же лежал, как покойник. Ей Богу!

– Со мной все в порядке, – успокаивает всех Игонькин, – Я, наверное, во сне сверху свалился.

Он загадочно подмигивает Дарине. Та, смущенно, опускает глаза в пол.

– Ничего не побил, Серафим? – Спрашивает Максим, – Кости целы?

Игонькин ощупывает себя и обнаруживает, что под рубахой нет секретного письма. Он лихорадочно проверяет свои вещи.

– Письмо пропало!

Все останавливаются. Игонькин поднимается наверх и переворачивает там сено. Все следят за его действиями. Игонькин обводит всех пристальным взглядом.

Максим незаметно поглядывает на всех, Исаак разводит руки в стороны, Милка качает головой, Дарина сочувственно вздыхает, дьяк Омелько крестится, Скорик плюется, кузнец Иван делает вид, что ему это неинтересно, хорунжий Чуприна задумчиво чешет бритый затылок, сотник Крутиус крутит длинные усы, а одноглазая старуха часто моргает своим единственным глазом.

Игонькин поднимается на ноги и растерянно ходит по сеновалу.

– Это ж трибунал! Да что трибунал! Это позор на весь наш род Игонькиных.

– Подожди причитать, офицер! – Останавливает его сотник, – Письма точно нет?

– Как в воду кануло, – разводит руки в стороны Игонькин.

– Давай я ещё раз проверю, – предлагает хорунжий.

Крутиус кивает. Чуприна проверяет сначала верхнюю одежду Игонькина, а потом его самого. Крутиус вопросительно смотрит в глаза Чуприне. Тот отрицательно вертит головой. Сотник вздыхает:

– Да! История!

– Это всё черный человек сделал! – Крестится дьяк Омелько.

Чуприна задумчиво крутит на голове хохол:

– Я одного понять не могу. Ну, и забирал бы этот чертов черный человек душу русича – это ладно. А зачем ему письмо генерал-аншефа Суворова понадобилось?

– Вопрос? – Кивает сотник.

– Всё! – Выкрикивает Игонькин, – Конец!

Все смотрят на него. Тот выравнивается и гордо выходит из сеновала.

– Чего он? – Спрашивает Дарина.

– Пошёл смывать позор собственной кровью, – объясняет Крутиус.

– Это как?

– Кончать жизнь самоубивством.

Услышав страшные слова, Дарина начинает причитать. Сначала тихо, а потом все громче и громче:

– Ой, горенько какое!

За ней принимается причитать одноглазая старуха.

– На кого ж ты нас оставляешь, соколик наш ясненький?

Их поддерживает Милка.

– Ой-вей! Осиротеем мы без тебя, голубок ты наш молоденький!

– А ну, цыц! – Орет на них сотник.

Женщины мигом замолкают.

– И без ваших воплей, внутрях водовороты играют, – говорит Крутиус женщинам, а потом обращается к Чуприне, – Пошли посмотрим, чтоб он какой глупости не наделал, а то потом за него перед графом Румянцевым отвечать придется по всей строгости военного времени.

Крутиус и Чуприна выходят. Все направляются за ними.

19

Молоденький Игонькин среди инструментов выбирает косу. Примеряет её к горлу. В хлев входят Крутиус и Чуприна. Крутиус громко кашляет. Игонькин поворачивается к ним с прискорбным видом.

– А стреляться не пробовал? – Спрашивает Чуприна.

– Похороните меня под березою, в крайнем случае, под сосною, – просит Игонькин, – И маменьке отпишите, что погиб, мол, её геройский сын в неравном бою со смертельно опасным противником.

– Не сумневайся, отпишем, – кивает Крутиус, – И место тебе хорошее подберём, соответствующее твоему стану. На кладбище тебе ж нельзя…

– Нельзя, – подтверждает хорунжий.

– По статуту не положено, – объясняет сотник, – Самоубивца.

– На берегу можно.

– Ага. Возле оврага.

– Точно. Его там никто не найдет.

Игонькин пробует пальцем остриё косы. Режется. На пальце появляется кровь. Игонькин сунет палец в рот.

– Самому косой не получится, – комментирует Чуприна, – Для таких целей лучше серп взять.

– Ага. И наточить лучше, чтоб сразу, – советует Крутиус, – А то потом придется мучиться.

– Я оселок могу дать, – предлагает хорунжий, – Он у меня славный. Вмиг серп наточит.

Игонькин смотрит на них с удивлением. Он ждет, что те будут его отговаривать от самоубийства, а выходит наоборот.

– И не уговаривайте меня! Всё равно умру!

– Только давай скорей, – просит Крутиус, – чтоб засветло похоронить успели.

Игонькин ставит косу на место.

– Вы издеваетесь?

– Ни сколько, – отрицательно вертит головой Чуприна.

– А вот не буду я сейчас помирать! – Заявляет офицер.

– Ну, и правильно, – положительно принимает это решение сотник, – Зачем грех на душу брать.

Чуприна снова закручивает на голове хохол:

– Вот я и говорю: зачем черному человеку письмо Суворова? Он же души собирает. Один ответ: незачем!

– Вот и выходит, – кивает Крутиус, – что не он это письмо взял, а кто-то другой.

– Другой? – Спрашивает Игонькин.

– Другой.

– А кто?

– Вот это и нужно выяснить, – предлагает Чуприна.

– Правильно! – Говорит сотник, – А ты – «позор»! «Смыть кровью»! Найдешь, письмо и никакого позора не будет.

– Только трудно это будет сделать, – вздыхает хорунжий.

– А я знаю, кто нам поможет, – вдруг оживает Игонькин. В его глазах загораются огоньки.

– Кто? – Задает вопрос Крутиус.

– Танцюра. Максим.

– Это кто?

– Вчера из плена вернулся, – рассказывает Чуприна.

– Ты уверен в этом, хорунжий? – Сомневается сотник, – Вдруг он турецкий лазутчик.

– Если б он им был, сотник, ещё б ночью с письмом сбежал.

– А он согласится помочь?

– А мы его попросим, – предлагает Чуприна.

20

Во дворе стоят Дарина, Милка, Максим, Исаак, кузнец Иван, дьяк Омелько, одноглазая старуха и Скорик. Дверь на сеновал медленно открывается. Это служит сигналом для женщин. Они поднимают руки к небу и принимаются голосить.

– Молодой какой, а оставил нас! – Начинает Дарина.

Ей вторит одноглазая старуха.

– Ой, молодой! Ой, молодой!

Первым из сеновала бодрым шагом выходит Игонькин, надевая свитку и шапку. Женщины удивленно смотрят на него.

– Хватит меня оплакивать, милые женщины, – просит офицер.

Следом за Игонькиным во дворе появляются казаки.

– Решили мы с громадой расследовать это загадочное происшествие, – говорит сотник Крутиус, – потому как возникли у граждан людей каверзные вопросы.

– Короче, слухай, Максим, – объясняет хорунжий Чуприна, – у господина офицера до тебя дело есть.

– Какое дело? – Спрашивает Максим.

– Государственной важности! – Поднимает вверх палец Чуприна.

Игонькин выходит вперёд.

– Максим, мы просим тебя разобраться во всем и найти пропавшее письмо…

– Найти письмо? – Удивляется Максим, – Ты шутишь? Я никогда такими вещами не занимался. Сомневаюсь, что у меня получится.

– Тогда мне остается: камень к ногам и с обрыва в воду! – Сообщает офицер, – Другого выхода, чтобы спасти свою честь, я не вижу.

– А нам слава какая? – Задает вопрос Крутиус, – Все ж будут говорить, что у нас червь завёлся.

– Который «черным человеком» называется, – продолжает Чуприна.

– Никакого черного человека нет, – категорически заявляет Максим.

– Вот и докажи это, – предлагает хорунжий, – А мы тебе поможем, правда сотник?

Крутиус важно кивает.

– Поймать его трудно будет, – задумывается Максим, – Занятие не для простого ума.

– У тебя его на двоих хватит, – хвалит Максима офицер, – Я это точно знаю.

– Ладно, – соглашается Максим, – Я попробую.

Он осматривает всех. Все облегченно выдыхают. Исаак улыбается. Милка радостно прижимается к кузнецу Ивану, а Скорик кладет тому руку на плечо. Дьяк Омелько крестится. Дарина поправляет платок, Игонькин, Крутиус и Чуприна благодарно пожимают Максиму руку.

– А дед Сирко где? – Спрашивает Максим.

– Он ещё ночью, как чумной, со двора сбежал, – сообщает Крутиус.

Скорик выходит вперёд.

– Если за ним сходить нужно, то я готов.

– Не надо, Скорик, – говорит Максим, – Я с ним потом разберусь.

Крутиус начальственно кашляет. Все обращают на него внимание.

– Если ты найдешь того, кто это сделал, получишь от меня благодарность, – сообщает он, – а сверху целых пять гривен.

– Я обещаю заплатить, – произносит Игонькин, – Когда мне матушка денег вышлет.

– От меня получишь бесплатное столование раз у неделю, – выходит вперед Исаак.

– А я буду прибираться в твоей хате, – нежно произносит Дарина.

– У меня хаты нет, – разводит руки в стороны Максим.

– Ну, будет же…

Максим кланяется всем в пояс. Все кланяются ему в ответ.

– Спасибо всем, – благодарит он, – Ничего мне от вас не надо. Мне Отечеству нашему помочь хочется. России нашей многострадальной…

В калитку входит трезвый дед Сирко.

– Привет, честной компании.

– Здоров будь, дед Сирко! – Отвечает хорунжий.

– Куда это ты вчера ночью чесанул? – Спрашивает сотник.

– Не куда, сотник, а от кого… – объясняет дед Сирко, – От черта проклятого, что ко мне в постель вчера залез. Я его хотел прогнать да голову оторвал.

– Черту? Голову? – Удивляется Максим.

– Вот этими руками! – Показывает дед руки, – Вот такую голову, вот с таким рылом!

Чуприна и Крутиус переглядываются. Дед Сирко выходит на середину двора. Все с интересом рассаживаются вокруг него, готовясь слышать очередную байку.

– Да ну? Не может быть! – Не верит кузнец.

– Может! – Сообщает дед, – После такого страха у меня весь хмель из головы вышибло. Я так испугался, что только у себя дома до тямы дошёл. И то, только после того, как три раза «Спаси и сохрани» прочитал.

Все, улыбаясь, кивают головами, а дьяк Омелько поднимает вверх палец.

– Вот что молитва с человеком делает!

– Причем, я эту молитву никогда выучить не мог, как ни старался, – продолжает Сирко, – а тут каждое слово сразу вспомнилось.

Все смеются. Дьяк Омелько грозит деду Сирку пальцем.

– Опять богохульствуешь.

– Не опять, а снова.

Дед Сирко поворачивается к Максиму.

– Ты чего меня вчера здесь оставил, Максим? Я чуть не помер.

– Я тебе, дед, предлагал идти домой, – оправдывается тот, – но ты отказался.

– Нужно было меня силой от сивухи оторвать, раз у меня такой силы нету. Вот оно уважение к старшим. В наше время такого не было.

Все, подтверждая слова деда, кивают.

– Я, понимаешь, попал в дьявольские жернова, а тебе все равно.

– Нет, дед, – говорит Максим, – Не все равно. Мне твоя помощь нужна. Надо сложное дело распутать.

– Это мы можем, – сразу соглашается тот, – Говори, что нужно делать?

– Для начала, покажи, где ты вчера с чертом встречался?

– Идём, – предлагает дед Сирко, – Тут недалече.

Максим, Игонькин и дед Сирко идут в дом.

21

Максим заходит в комнату Дарины. Дед Сирко останавливается у двери, не решаясь заходить внутрь.

– Это здесь ты у черта голову оторвал? – Спрашивает Максим.

– Ага. Здеся, – подтверждает дед.

Максим осматривает комнату.

– Где же обезглавленное тело? – Интересуется Игонькин.

– Ушло, – сообщает Сирко.

– Куда?

– В потусторонний мир.

Максим заглядывает под кровать. Достает муляж головы дикого кабана. Показывает деду Сирку.

– Это она?

Дед Сирко крестится.

– Максим, что это означает? – Вырывается у Игонькина.

– Кто-то старательно всех пугал, – задумчиво отвечает Максим.

– Зачем?

– Пока не знаю.

– Что будем делать дальше? – Задает вопрос офицер.

– Искать.

22

Максим, дед Сирко и Игонькин входят в шинок. Игонькин и дед Сирко усаживаются на лавке у входа, а Максим проходит к хозяйскому столу, становится на табурет и прикрепляет на место муляж головы дикого кабана.

– Интересно, как это кабанья голова отсюда ко мне в постель попала? – Спрашивает Сирко, – Загадка. Без черного человека здесь точно не обошлось.

Закрепив на стене охотничий атрибут, Максим спускается вниз.

– Дед, когда я пошел спать, все гуляли в шинке?

– Не-а! – Отрицательно вертит головой дед Сирко, – Один я сидел до последнего. Все остальные раньше сдались. Сивуха всех покосила.

– Все быстро захмелели, – подтверждает Игонькин.

– Крепкая вчера у Исаака сивуха была, – облизывается дед, вспоминая вчерашнюю выпивку, – Как никогда. Даже псина упилась.

– Это та, что вчера сдохла? – Уточняет Максим.

– Ага, – кивает дед, – От сивухи и сдохла. Исаак бутыль с сивухой разбил, а пёс давай лакать. Налакался так, что сдох.

– А где сивуха разлилась? – Задает вопрос Максим.

– Аккурат там, где ты стоишь, – отвечает дед.

Максим приседает и исследует пол. Проводит по нему рукою, потом нюхает пальцы. Потом говорит деду Сирку:

– А позови-ка ты сюда Исаака.

– Это я могу.

Дед Сирко выходит из шинка во двор.

Во время дальнейшего разговора Игонькин внимательно наблюдает за действиями Максима, а тот проводит химический анализ. Набирает кружку воды и выливает её на пол, затем макает в неё кусочек черной тряпки. Тряпку просушивает над печкой. На черной поверхности ткани выступают белые пятна. Выяснив то, что нужно, Максим бросает тряпку в огонь.

– Максим, откуда ты грамоту знаешь? – Задает вопрос Игонькин.

– Оттуда, – отвечает Максим, проводя исследования, – У меня учитель был. Баллоном звали. Француз по национальности.

– Француз? – Удивленно поднимает брови офицер.

– Француз, – повторяет Максим, – Конечно, удивительно, что у простолюдина такой учитель. Но если бы ты знал мою жизнь, не удивлялся.

– Так расскажи, буду знать.

– Про плен ты знаешь? – Начинает Максим.

– Да.

– Так вот. Тогда часто татары на Украину заглядывали и уводили женщин и детей к себе в плен. Мне повезло. Попал я в Кафу. Там на людском базаре купил меня французский дипломат для своего сына, чтоб ему не скучно было одному постигать науки.

– И чему вас учили?

– Грамоте, математике, потом химии, физике и геометрии.

– На каком языке? – Интересуется Игонькин, – На русском? На украинском?

– На французском, – говорит Максим.

Игонькин крайне удивлен:

– Как на французском? Connais-tu le francais? /Ты знаешь французский язык?/

– Pas seulement./Не только/ Ещё турецкий, татарский и английский.

В шинок входит дед Сирко. За ним идет Исаак.

– Что панам надо от бедного Исаака? – Спрашивает хозяин постоялого двора.

– Знать, что ты делал вчера ночью? – Сообщает Максим.

– То, что все люди делают по ночам, – произносит Исаак.

– Всё, Исаак, зависит от возраста, – вставляется дед Сирко, – Кто спит, а кто другим занимается.