Глава шестая

– Одевайтесь, дамы и господа! – я открыл вход в хранилище одежды. – Там все подписано и пронумеровано. Жду в коридоре.

– Ну, сейчас решится, кто из нас был прав! – Шепнула мне на ухо Лана.

Первым в проеме появился в форме майора – инженера Вадим, за ним, поправляя юбку,  Вера с нашивками лейтенант – интенданта.

– Один – один! – я насмешливо взглянул на Лану.

Вера вышла в коридор, уступая место Плавунову. Он был в белом кителе военврача в звании капитана.

– Ничья! – тихо сказала Лана.

– Господа и Дамы! – громко произнес я. – Нас сейчас пятеро. Это облегчает дальнейшие действия. Лана, Вера и Оскар идут в зал гипернации и записывают время пробуждения наших товарищей. Я с Вадимом займусь исследованием кормы звездолета. Там должны находиться технические отсеки.

В соседних помещениях шифровальная и оружейные комнаты, получайте личные коды и, если есть желание оружие. Корабль нам неизвестен, мы даже друг друга не знаем, поэтому рекомендую в целях безопасности взять хотя бы парализаторы.

Мы пошли по коридору, закручивающемуся вверх метров триста. По моим подсчетам сейчас мы бвли в самой верхней, ну или нижней точке звездолета. Справа и слева были два больших углубления высотой в полтора человеческих роста.

– Думаю, нам налево. – Инженер приложил руку к полосе в стене. Перед нами открылся очередной тоннель, на этот раз прямой как стрела. В конце которого виднелась еще одна дверь, с большим красным кругом посередине. В разные стороны от коридора, примерно через каждые двадцать метров, дугами вниз, уходили другие проходы, а между ними узкие, как на катерах, люки.

– Что теперь, Вадим? Инженер ты, командуй! – я пропустил его вперед. И он уверенным шагом двинулся к последней двери.

Вадим приложил к двери руку. Ничего не произошло. Тогда он достал из сумки, перекинутой через плечо, флеш-ключ и вставил его в паз  на уровне груди.

Раздался легкий свист и перед нами открылся довольно большой зал, снаряженный полупрозрачными мониторами, панелями, пультами и креслами.

Передняя стена была прозрачной, и сквозь нее открывался вид на еще один зал, размеры которого впечатляли.   Его середину занимал тор гигантских размеров, сквозь который проходили десятки труб разного диаметра и размера.

– Сердце Ковчега. – Чуть слышно произнес инженер. – Гипертора такого размера я не видел никогда!

– Что? – я удивленно посмотрел на него. – Откуда ты знаешь? Я, например, ничего не помню.

– Понимаешь, капитан, на Ковчеге не только осужденные. Я вот вольнонаемный, доброволец. И мне никто не блокировал память. Хотя гипернация и мое сознание не пощадила.  Мне тоже придется многое вспомнить.

– И кто еще добровольцем на корабле?

–Знаю только одного, но он пока спит, это администратор Теодор Кругляк. С прочими не знаком.

 Лана и Плавунов методично осматривали и  сканировали саркофаги, а Вера вносила все данные в накопитель, который прихватила, когда  вставляла в ухо личный коммуникатор.

Лана шла по правому ряду саркофагов, Плавунов по левому. В каждом ряду было ровно  по сто капсул. И если на корабле не было других отсеков, то экипаж звездолета состоял из двухсот человек.

«Как странно», – подумала Лана, – «даже на самых крупных земных кораблях экипаж никогда не превышал тридцати космонавтов. А вместе с группой высадки – полусотни. Какова же наша миссия»?

– Все, конец! – послышался в ухе громкий голос Плавунова. – А что у тебя, Лана?

– Я тоже всех обошла.

Плавунов и Лана подошли к Вере, стоящей в проходе с накопителем в руке.

– Итого? – спросил Плавунов.

– Сто девяносто пять душ. – Ответила Вера.

– Ну, это мы и так знаем. Когда ждать следующее пробуждение.

– Двое выйдут из анабиоза завтра вечером.

– Один в камере сто двадцать пять, я знаю, а второй? – Оскар покосился на Лану.

– Камера пятнадцать.

– А когда проснутся остальные? – спросила Лана Веру.

– Следующая партия только через трое суток, но сразу десять человек. И так каждые следующие двое суток.

– Понятно, чтобы не создать на корабле неуправляемый хаос. Люди немного смогут прийти в себя, освоиться и получить минимум информации. Логично, будь я руководителем экспедиции, поступил бы точно так.

Нам надо найти лазарет, кабинет врача и медикаменты. Среди проснувшихся  могут быть  больные, психологически подавленные и просто ослабшие люди. И им может понадобиться срочная врачебная помощь.

– И ты помнишь все о своей врачебной практике? – Вера скептически посмотрела на врача. – Ты осужденный или доброволец?

– Я не осужденный, а казненный! – Плавунов гордо посмотрел на Веру и Лану. – Я отказался оказывать помощь полковнику Рангару, убийце мирных поселенцев на Таволе, во время «Суточной войны». Он умер от заражения крови. Самое смешное, что его и так бы казнили, после допроса, ну, а так казнили меня, как офицера и врача, дважды нарушившего присягу и клятву Гипократа.

– Как же ты будешь здесь лечить людей, нарушивших присягу?

– Это ведь не означает, что они преступники. Есть еще обстоятельства и их последствия! Правильно я говорю, Лана?

– Думаю, да! Во всяком случае, я из таких.

– А ты, Вера? – Лана повернулась к нутрициологу.

– Я доброволец! Земля для меня просто звук. Меня никто не ждет и я, уже давно никого не жду.

Глава седьмая

– Ты уверен, что мы не переступаем черту, за которой кончается мораль? – гросс-адмирал Коблец выбил о край пепельницы старинную трубку, достал из ящика тяжелого инкрустированного стола, кисет с табаком, и аккуратно вжимая табак пальцами, набил ее снова.

– О какой морали ты говоришь? – администратор Кругляк ударил кулаком о свою ладонь. – Вся наша жизнь насквозь аморальна. Мы отправляем людей на смерть десятками тысяч, потом, когда у них происходит психологический надлом, мы или выбрасываем их на улицу или судим. А случается, что и казним.

Кобленц, ты когда-нибудь считал, за сколько смертей ты несешь ответственность? Сколько людей по твоему приказу стали калеками, сколько моральными уродами? Сколько овдовевших жен, проклинает тебя, сколько детей готовы перерезать тебе глотку?

Нет? Тогда не говори о морали. Мы подминаем под систему все и вся и все эти люди отрыжка этой системы. Мы прикрываемся законом, а сами творим абсолютное беззаконие.

 Да, может быть, мы сегодня тоже нарушаем наши законы, может быть, мы наносим этим людям непоправимые душевные раны. Да, мы сами преступники. Но, мы даем им всем шанс на новую жизнь.

Может эти наши робкие попытки, исправить систему, когда-то дадут мощные ростки и другое поколение, наши дети, изменят этот несправедливый мир?

Мы посылаем их туда, где рука правосудия, нашей конфедерации планет во главе с Землей не настигнет их и не заставит снова склонить головы. Мы даем им шанс начать жизнь заново, на новом месте и только от них самих будет зависеть, какой будет эта жизнь.

Да, и не забудь, я лечу вместе с ними и если колонисты посчитают, наш поступок аморальным, я отвечу за это своей жизнью.

И потом, будут другие корабли. Новые человеческие вливания. Ресурсы, оборудование. Наша колония встанет на ноги и заявит о себе. И пусть это будет справедливый мир.

– С каких пор ты стал пацифистом?

– Я стал реалистом! Из последних ста лет Земля воевала девяносто девять! Причем со своими колониями, а не с мнимыми пришельцами.

Как только какой-нибудь мир заявлял об автономии, туда направлялись карательные экспедиции, выжигающие оружием иномыслие и стремление к самостоятельности.

А ведь в нашей конституции, черным по белому, написано: « Все миры имеют одинаковые права, в том числе право на самоопределение»! Так-то  мой друг!

Я хочу создать справедливый мир, где закон будет не тяжелым кистинем,  а правилом поведения, равнозначным как для руководителя так и для простого человека. Мир, где главенствует справедливость, доверие и равноправие, а не насилие и жестокость.

Я благодарен тебе адмирал, что ты мне в этом оказываешь неоценимую поддержку. И только благодаря тебе мои замыслы приобретут шанс на жизнь.

– Поживем – увидим! – Коблец усмехнулся. – Я, конечно, вряд ли проживу еще полвека, но в моих силах отправить с разницей в год-два еще несколько Ковчегов.

Подними за меня бокал вина в новом мире, мой друг!

Коблец встал из-за стола и обнял Кругляка:

– Прощай!

Как вам удаётся держать все это в тайне? Ведь в правительстве не полные идиоты? – администратор Кругляк стоя на террасе подземного комплекса Луна-сити, подняв руки, попытался обнять все пространство на котором стояли сотни анабиозных камер.

– А мы ни от кого ничего не скрываем. – Главный врач Селены Михаил Прудников с усмешкой посмотрел на администратора. – Официально это проект «Статус». Правительство думает, что мы готовим здесь экипажи кораблей для дальней разведки. Мы и официальные рапорты раз в месяц посылаем в президиум конфедерации, и отчеты о расходах, и технические накладные…

И, потом, разве частное финансирование потянуло бы такую глобальную аферу? На девяносто процентов здесь задействованы финансы государства. Нас с вами содержит земное правительство! Обслуживание только вот этой части комплекса, обходится в десятки миллионов кредитов.

– А корабли? Ни у кого не возникло вопроса, зачем для разведки эти десяти километровые монстры?

– Адмирал Кобленц, заверил государственный совет, что этот полёт путь в один конец и, чтобы не тратить лишние средства, лучше сразу посылать корабль способный нести большой экипаж и приспособленный для колонизации планеты.

– И его поддержали в этой авантюре?

– Ещё как! Кто в правительстве не хочет примерить на себя лавры первопроходцев. Впервые, при их правлении, корабли будут исследовать космос за пределами возможностей варп-двигателей!

Уже триста лет мы летаем в пределах одного прыжка, двадцать световых лет. Колонизировали два десятка планет и спутников. И все дальше тупик.

В правительстве тоже считают, что нужен прорыв. И Коблец пообещал им его, заявив, что отправит звездолёт на пятьдесят парсеков, с экипажем в автоматическом режиме, а это сфера в девять раз превосходящая наши нынешние возможности. И его поддержало большинство членов совета.

– К счастью они не знают истинных размеров нашей авантюры! – администратор посмотрел на Прудникова. – Иначе мы бы сейчас с вами не разговаривали.  И не предполагают, кто входит в экипажи кораблей…

– Завтра я начинаю загрузку саркофагов в первый Ковчег «Прорыв», вы будете присутствовать?

– Вас не предупредили?

– О чем?

– Я тоже лечу!