Цитаты из книги «Заповедник»

Читая, я незаметно уснул. Проснулся в два ночи. Предутренний летний сумрак заливал комнату. Уже можно было сосчитать листья фикуса на окне. Я решил спокойно все обдумать. Попытаться рассеять ощущение катастрофы, тупика.Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело. Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха. Изучить каждый фактор в отдельности.Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать. Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию. В свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки?

А какому-то деятелю не понравилось… Простите, вы женаты? Галина Александровна произнесла эту фразу внезапно и, я бы сказал, – застенчиво.– Разведен, – говорю, – а что?– Наши девушки интересуются.– Какие девушки?– Их сейчас нет. Бухгалтер, методист, экскурсоводы…– Почему же они мной интересуются? – Они не вами. Они всеми интересуются. У нас тут много одиноких. Парни разъехались…

Короче, не люблю я восторженных созерцателей. И не очень доверяю их восторгам. Я думаю, любовь к березам торжествует за счет любви к человеку. И развивается как суррогат патриотизма… Я согласен, больную, парализованную мать острее жалеешь и любишь. Однако любоваться ее страданиями, выражать их эстетически – низость… Ладно…

– Твое вечное пьянство. Твое… даже не хочу говорить… Нельзя быть художником за счет другого человека… Это подло! Ты столько говоришь о благородстве! А сам – холодный, жестокий, изворотливый человек… – Не забывай, что я двадцать лет пишу рассказы.– Ты хочешь написать великую книгу? Это удается одному из сотни миллионов!– Ну и что? В духовном отношении такая неудавшаяся попытка равна самой великой книге. Если хочешь, нравственно она даже выше. Поскольку исключает вознаграждение… – Это слова. Бесконечные красивые слова… Надоело… У меня есть ребенок, за которого я отвечаю…

же? – Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.

И вообще, что может быть прекраснее неожиданного освобождения речи?!. К оскорблениям Гурьянов не подготовился. А потому заговорил естественным человеческим тоном:

Фигура россиянина напоминала одновременно Мефистофеля и Бабу Ягу. Деревянный шлем был выкрашен серебристой гуашью.

мысленно поджег ее обесцвеченные гидропиритом кудри. Подошел инструктор физкультуры Серега Ефимов.

Сталина в деревне не любили. Это я давно заметил. Видно, хорошо помнили коллективизацию

– Тут негигиенично. – Не смотри.