Часть I. Долгий путь к призванию. 1875–1917

Детские и юношеские годы. 1875 – 1895

^Детство, его особенности и условия всегда так или иначе определяют жизненный путь человека, и это в полной мере относится к Анатолию Луначарскому, тем более что в его детстве скрывалась тайна, которую он вынужден был долгое время не придавать гласности. А состояла она в том, что он и свою фамилию, и свое отчество, и даже свое звание дворянина получил не от отца, а от отчима, с которым и жить-то ему рядом практически не пришлось.

Мать будущего наркома Александра Яковлевна (1842–1914), в девичестве Ростовцева, жила и воспитывалась в «богато образованной» семье статского советника Якова Павловича Ростовцева (1791–1871), который с учебы в Харьковском университете приобщился к поистине поражающему объему знаний – от словесности до высшей математики, всю жизнь проявлял себя на ниве народного просвещения. Не от него ли унаследовал энциклопедизм и пристрастие к образованию его внук? Яков Павлович служил директором Черниговской гимназии и училищ Черниговской губернии, был пожалован в 1846 г. потомственным дворянством и принадлежал к образованнейшим людям своего времени. Александра была седьмым (из восьми детей) ребенком в семье Ростовцевых, которые все были, по оценке Луначарского, «люди правые», и старалась не отставать от отца в жажде знаний, а ее братья стали видными деятелями культуры и государства: Павел – витебским губернатором, Иван – действительным статским советником, работавшим в области народного просвещения, переводчиком книг по древнеримской истории, а Михаил – крупнейшим историком Античности и археологом, видным кадетом, эмигрировавшим в США. Любопытно, что эту ветвь своей родословной, которой можно было смело гордиться, революционер Луначарский не очень жаловал в силу ее консерватизма и служения империи.

В 19 лет Александра Ростовцева вышла замуж за 35-летнего Василия Федоровича Луначарского, юриста, стряпчего по уголовным делам, надворного советника, который был незаконорожденным внебрачным сыном полтавского помещика польского происхождения Федора Чарнолуского и крепостной, позднее вольноотпущенной, крестьянки. В таких случаях детям, не имевшим прав на титул и наследство отца, давали измененную фамилию, которая была образована перестановкой частей: «Чарнолуский – Луначарский» (причем изначально написание было Луночарский). Так и родилась оригинальная, поэтическая по звучанию фамилия, в которой слышится и Луна, и чары и которой суждено будет войти в историю. И хотя Василий Луначарский в 1899 г. добился все-таки дворянства на государственной службе, «изъяны» своего происхождения он чувствовал всю жизнь.

У четы Луначарских в 1862, 1865 и 1869 гг. родились трое сыновей: Михаил, Платон и Яков, однако семейного счастья это им не принесло. Мать, взбалмошная и своевольная, с мужем регулярно ссорилась, притом что Василий Федорович был человек мягкий и доброжелательный. И тут, как назло, в 1868 г. в Чернигов, где жили Луначарские, был назначен новый управляющий контрольной палатой, статский советник Александр Иванович Антонов (1829–1885), мужчина импозантной внешности, с которым у Александры через некоторое время вспыхнул роман. Чтобы реконструировать дальнейшие события, имеется очень мало данных, но несомненно, что у Александры тогда к Александру Ивановичу самые серьезные чувства, и несмотря на разлуку, связанную с отъездом Антонова на службу в другие места, а семьи Луначарских в Полтаву, их любовные отношения все-таки продолжались.

В 1874–1875 гг. (по другим данным, осенью 1879 г.) Александра решила разъехаться с мужем, забрав детей. Супруги, однако, так и не развелись, и появившийся на свет в Полтаве в доме по Николаевскому, ныне Первомайскому, переулку 11 (23) ноября 1875 г. Анатолий, «разительно» похожий на Александра Ивановича Антонова, был юридически признан Василием Федоровичем сыном. Вероятно, отчим мальчика пытался замять скандал, чтобы избежать пересудов. Анатолий, как и его отец, по существу, тоже оказался незаконнорожденным, но это тогда всеми замалчивалось, и сам он отнюдь не спешил придавать гласности такой нелицеприятный факт своей биографии. Отчим не отказался тогда от помощи своей жене и детям, помогал он им и позднее, после полного разрыва отношений с женой.

Полтава. Городская библиотека и музей. Открытка. Нач. ХХ в.

[Из открытых источников]

Большинство приведенных выше данных о родословной будущего наркома просвещения взяты из статьи его приемной дочери И. А. Луначарской «К научной биографии А. В. Луначарского». «Александре Яковлевне 33 года, – продолжала автор данной статьи рассказ о дальнейших событиях в жизни семьи Луначарских. – Она зрелый человек и борется с поразительной отвагой за свое счастье, отлично понимая последствия этой борьбы, игнорирует сплетни и пересуды. Через три года после Анатолия родился Николай, тоже сын Антонова и тоже при крещении записанный отчеством и фамилией Луначарского. Она так и не была разведена с Василием Федоровичем, а брак с Александром Ивановичем – не узаконен. Однако это не помешало Александре Яковлевне стать «счастливой женщиной», как вспоминает Анатолий Васильевич. В конце 1879-го или начале 1880 года А. И. Антонова переводят в Нижний Новгород, также управляющим контрольной палатой, и Александра Яковлевна с детьми переезжает к нему и живет в его доме».

Свидетельство о рождении в Полтаве 11 (23) ноября 1875 г. Анатолия Луначарского.

[РГАСПИ]

О том, что Антонов – его родной отец, Луначарский впервые написал в 1926 г. в автобиографии для Института Ленина. Выдержки из нее были впервые опубликованы только в 1965 г. В ней Луначарский писал, что он в 1879 г. переехал из Полтавы «в Н. Новгород, где жил и воспитывался под руководством моего родного отца (я ношу фамилию мужа моей матери) А. И. Антонова, управляющего контрольной палатой. Это был человек радикальных настроений, несмотря на крупный пост, который он занимал. От него я получил первый толчок к атеизму и революционно-демократическому воззрению на окружающее. А. И. Антонов умер, когда мне было около девяти лет, и после короткого пребывания в Москве, где последовала его смерть, семья моя переехала в Киев».

В Киеве на деньги, оставленные Александром Ивановичем, был приобретен двухэтажный каменный дом на улице Трехсвятительской, 16 (ныне Десятинная улица, 11), который, оделив также всех сыновей незначительной суммой «денежных бумаг» от наследства Антонова, Александра Яковлевна завещала двум его сыновьям – Анатолию и Николаю. Позднее Луначарский писал, что в Киеве он «мог бы при существовавшей тогда дороговизне совсем помереть с голоду, но к этому времени я получил небольшое наследство и при поддержке моих друзей я перемогался». Сумма наследства составила тогда семь тысяч в бумагах «Петербургского акционерного общества», и эту «долю» сводный брат Анатолия Яков перевел ему позже в Швейцарию на учебу, жалуясь в письме по поводу низкого курса рубля во франках.

Анатолий Луначарский с родителями – А. И. Антоновым и А. Я. Луначарской. Нижний Новгород, 1879–1880.

[Из открытых источников]

Вообще Луначарский всегда очень интересовался своей родословной и вспоминал, что его дед «был великоросс – Ростовцев по фамилии, значит, по роду ярославец… Братья матери все были люди культурные, но правые: один был губернатором, другой попечителем округа, почти уже сановники. Дед по отцу был бедный лесничий, а отец его крестьянин, по-видимому, литовец. У моего отца и у меня – литовский профиль. К этому надо добавить, что обе мои бабушки были польки».

Как видим, Луначарский признавался, что в нем «течет» и польская кровь, и, может быть, даже литовская, но еврейской крови в нем не было точно, хотя после революции имел хождение и еще до сих пор нет-нет да и реанимируется миф о еврейском происхождении наркома просвещения. В опубликованных «Правдой» в октябре 1919 г. «Ответах на записки…» Луначарский прямо сообщал о имевших место на его встречах со слушателями подобных заявлениях: «В записках проскальзывает и такая идея, что вот-де я еврей и поэтому хитро хулю чужую веру и обхожу свою. Да будет же известно писавшим эти записки, что не только я сам, но и мои отцы и деды – русские и православные, т. е. я был крещен, как православный, а теперь, конечно, не православный, не еврей, а коммунист»^[8].

До смерти своего отца 2 сентября 1885 г. в Москве Луначарскому выпало всего лишь около 6 лет (примерно с 4- до почти 10-летнего возраста) прожить в семье с обоими своими родителями, и это был самый благополучный период его детства. Как вспоминал Анатолий, «мои ранние годы были счастливыми годами. Отец и мать были людьми живыми и смелыми. Оба могли быть хорошими актерами, и совсем крошечным мальчиком я сиживал, свернувшись клубком в кресле, до позднего часа ночи, слушая, как отец читает моей матери Щедрина, Диккенса, «Отечественные записки» и «Русскую мысль». Но счастье продолжалось не долгие годы. Отец в результате неудачной операции умер, и мать, тяжело переживавшая эту потерю, из счастливой, остроумной, радостной женщины становилась все более и более угрюмой, замкнутой и истеричной. Прирожденная властность характера приобретала характер деспотичности».

«Странная» жизнь матери, не уживавшейся с окружающими, не могла не оказывать влияния на Анатолия, как и других его братьев, которые позднее отдалились от матери, приезжая к ней только по необходимости. Только младший брат Николай постоянно находился при ней: мать даже забрала его из гимназии. Луначарский очень откровенно описывал в воспоминаниях и письмах свои многочисленные и во многом полярные черты характера, сформировавшиеся в детстве и сказавшиеся потом на его судьбе и поведении в самых различных ситуациях: «мягкость характера», «развитая фантазия», «вспыльчивость», «неженка», слабая «физическая подготовка», «легкий и ясный ум», «пластичный характер», «добродушие и благородство», «эпикуреизм и идеализм».

Все эти характеристики, которые очень многое объясняют в поведении и поступках Луначарского, вместе с тем показывают, как хорошо он знал и понимал самого себя, откровенно признавая все свои слабые и сильные черты. Удивительно, что многие эти черты были списаны как бы с… Дон Кихота: «умственная торопливость», «недостаточность жизненных тормозов», «цикличность настроения», «ласковость к людям», «живая любознательность», «умение быстро оправляться от ударов». Так через века соединились два героя: один литературный, а другой реальный, да еще и помещенный в эпоху бурных перемен и революций.

Конечно, Луначарский в своих воспоминаниях явно преувеличивал свой «оппозиционный настрой» к власти, проявившийся якобы с самого детства. «В 7–8 лет, разумеется под влиянием старших, с гордостью называл себя «либералом», ненавидел Каткова и с благоговением произносил слово «революция», «мальчиком выступал, как яростный противник религии и монархии», – писал он о себе, и такой настрой не находил тогда особого протеста у его родителей. Здесь мы подходим к вопросу, как становились в ту пору революционерами многочисленные представители интеллигенции, будь то дворяне или разночинцы, которые, попадая в оппозиционную, либерально или народнически настроенную среду, делали вскоре шаги к социал-демократии или социалистам-революционерам. Пример Луначарского показывает, что именно подобная среда – в семье, в гимназии – в том или ином городе постепенно вовлекала молодых людей в революционный круговорот.

Из-за семейных неурядиц и переездов Луначарский поступил на учебу в Первую киевскую гимназию на год позже своих сверстников, только в 1886 г., и к тому же, как он писал, в гимназии «один раз остался на 2-й год». В итоге «потерянными» оказались два года, что объясняет удивлявшее многих окончание им гимназии почти что в 20-летнем возрасте. Удивление может вызвать и то, что энциклопедически образованный, знавший много языков Луначарский, по его собственному признанию, «школу презирал», «учился плохо, на тройку, очень рано проникся ненавистью к сухому преподаванию почти ненужных предметов. Читал все время массу, не только на русском, но и на французском, и на немецком языках».

Вот и разгадка начитанности и энциклопедичности Анатолия – это его самообразование, которое он активно, порой даже до чрезмерности, продолжал и в годы учебы, и в долгие годы эмиграции, и находясь на посту наркома. «Капитал» Луначарский штудировал в 4-м классе гимназии, а уже в 5-м классе он влился в зарождавшееся в среде киевского студенчества социал-демократическое движение, попав в его «центральный кружок», где были уже попытки пропаганды «не только среди учащихся, но и среди рабочих и ремесленников» (интересно, что в этом кружке активно участвовал учившийся в той же гимназии товарищ Анатолия будущий философ Н. А. Бердяев).

«Очень скоро у нас окрепла организация, охватившая все гимназии, реальные училища и часть женских учебных заведений. Я не могу точно припомнить, сколько у нас было членов, но их было во всяком случае не менее 200». «К 1891 году я был уже «марксистом», – писал Луначарский, но начало своей революционной деятельности он относил все-таки к 1893 г., когда вступил в партийную организацию, работавшую среди ремесленников и пролетариев железнодорожного депо в предместье Киева Соломенке. Там гимназист сразу закрепил за собой роль «бойкого агитатора-пропагандиста» и, главное, начал в гектографической социал-демократической газете свое «писательское творчество», которое продолжалось потом всю жизнь. Уже в 1894 г. Луначарский попадает в списки неблагонадежных, а в январе 1895 г. за ним устанавливается полицейский надзор.

Яркий агитатор и талантливый публицист – эти две ипостаси революционера Луначарского формировались именно в гимназические годы. Тогда же он открыл в себе и еще одну страсть, ставшую его визитной карточкой, – углубленные занятия философией, которые выдвинут его в итоге в первые ряды философов-революционеров. Как признавался Анатолий, «в последних классах гимназии я сильно увлекался Спенсером и пытался создать эмульсию из Спенсера и Маркса».

Анатолий Луначарский в студенческие годы. Киевская гимназия.

[РИА Новости]

Вскоре Луначарский увлекся модным цюрихским профессором Рихардом Авенариусом, чья «Критика чистого опыта» вышла в Германии в 1888–1890 гг., и его эмпириокритицизмом. В голове выстроился четкий «план победить во что бы то ни стало сопротивление семьи и, устранившись от продолжения моего образования в русском университете, уехать в Цюрих, чтобы стать учеником Аксельрода (П. Б. Аксельрод – один из основателей группы «Освобождение труда», впоследствии меньшевик. – С. Д.), с одной стороны (к нему я имел хорошие рекомендательные письма), Авенариуса – с другой. Кстати, ввиду моей довольно явной политической неблагонадежности, педагогический совет Киевской первой гимназии, выдавая мне аттестат зрелости (далеко не блестящий вообще), поставил там «4» по поведению, что ставило большие затруднения при поступлении в русский университет. Эти затруднения я еще преувеличил в глазах моей матери и, обещав ей возвращаться в Россию на все каникулы, выхлопотал для себя право отправиться за границу».

Неправильно думать, что Луначарский в Киеве вел «затворнический», «книжный» образ жизни, ему не чужды были простые радости юности, в том числе романтические отношения с девушками. Увлекался искусством, что впоследствии определит его службу на посту наркома. «…Я далеко не целиком отдавался политике, – признавался позднее Анатолий Васильевич. – Я интересовался, насколько это было можно в Киеве, искусством, особенно музыкой, литературой, людьми. Ко многим товарищам я относился с нежностью, начал рано влюбляться во взрослых женщин. Я начинал обожать жизнь. До 17 лет я проповедовал воздержание от курения и вина»^[9].

«Обожать жизнь» – этот жизненный лозунг надолго станет путеводной звездой будущего наркома, которому он будет верен даже в самые суровые времена, в чем ему во многом будет помогать безмерная широта его интересов и увлечений – от революционной работы, публицистики и философии до написания стихов, пьес и литературоведческих работ, первые из которых появились уже в гимназические годы. В Киеве проявилась и склонность Луначарского к изучению языков: украинский и польский он вообще считал для себя родными языками, а помимо этого занимался в разной степени немецким, французским, английским и даже испанским, что позднее, в эмиграции, будет закреплено широкой языковой практикой.