взбунтовался против такой несправедливости:

– Вы пишете задания моим же почерком, это чтобы

никаких претензий. Дескать, я слабоумный, написал, по-

ставил автограф и сам все делаю, хороша ситуация! При-

шлите хоть Мая, тут мы вдвоем еле справимся…

– Ты проспал весь день!

– Но я не спал нормально целую вечность. Иначе я

стану отключаться днем, и звери меня слопают. Тогда

ищите другого сантехника-инженера.

– Май не годится тебе в помощь… некомпетентен.

82

– Он лучше меня! Пришлите, какая разница… я буду

давать задания, а он откручивать гайки.

– Разговоры окончены. Приступай сейчас!

Я понимал, что пройдет не больше получаса, и совсем

стемнеет, поэтому догадался спросить:

– Можно начать со спецсооружения? По-видимому,

это самый крепкий орешек, перенеси меня…

Страж колебался, и я перевернул задание написанным

к нему и ткнул пальцем в прямоугольник, к которому схо-

дились сотни трубок. Даже школьник бы понял, что это

самый центральный объект, и это сработало. Вжик – и

мы оказались возле вагона наподобие того, что я уже ви-

дел. Охранник исчез, и я принялся отыскивать вход.

Технический люк располагался на крыше, и едва я за-

лез, как следом стала проникать ночь, и я буквально от-

резал ее, затворив массивную заслонку. Перед тем как ис-

чезнуть в полумраке вагончика, в сгущающейся темноте

моя «пара», а точнее, левый романтик зафиксировал тон-

кий блеск объектива камеры, направленной как раз в мою

сторону. Люк захлопнулся, и почти сразу через массивный

металл донеслось десятикратно усиленное карканье. За

часы, проведенные в «I», вороны неоднократно попада-

лись на глаза, но их время пришло только теперь.

В теплом полумраке спецсооружения я понял, что

Высший Разум приложил руку и к сотворению этих мало

проницаемых для его света глубин. Свидетельством этого

божественного открытия были мерцающие лампочки в

чреве вагона. Веселенькие огоньки принесли Рождествен-

ское настроение, и захотелось петь.

83

– Выгодно иметь, но лучше быть! – произнес кро-

шечный динамик, примостившийся в верхней консоли

приборной доски. Подумать только, громкоговоритель

распустил корни повсюду, но, как и в другие разы, непо-

нятно, что за мысль пытался донести этот рупор.

– Кем быть? – машинально поинтересовался я, но

ответом было мерное потрескивание предохранителей.

Желудок и остальные внутренние органы этого спец-

сообружения на вид казались необычайно сложными.

Будь я знатоком прогрессивной инженерии и электротех-

ники, даже и тогда ум за разум заскочил бы. Опрометчиво

посылать людей моего калибра разбираться с гиперслож-

ной техникой.

Мой электрический факел выхватил из тьмы несколько

труб, прикрепленных друг к дружке в ряд, ими я и решил

заняться!

Но трубы не нуждались ни в чистке, ни в прозвонке.

Идеальная конструкция, с какой стороны ни посмотри:

ни одна из труб не похожа на инженерную конструкцию,

и все вместе они напоминают кровеносные сосуды. Дво-

ятся как попало, расщепляются на более мелкие, и для ра-

боты с такой арматурой требуется детальная карта.

– Кар-кар! – доносилось снаружи.

«Откуда в джунглях вороны? Все же это странно, – за-

стряло у меня в голове. – В царстве непроходимых лиан

все имеет значение, значит, и вороны к месту, но слиш-

ком уж громко орут ночью. Какой величины должны они

быть?»

Я вел фонариком вдоль ответвления, нити которого

уходили в консоль. Тут пруд пруди незнакомых мне тер-

84

минов, взять хоть этот – «гипофиз». Понятия не имею,

что за зверь…

За железной стеной опять каркали. На задворках ума

шевелилось, что объем работы гигантский, что охранник

теперь появляется утром и вечером, все стало сложнее и

потеряло определенность, и сроки выдержать нереально.

Раздался скрежет железа по железу прямо у меня за

спиной, как если бы по ангарной двери полоснул увеси-

стый экскаваторный ковш.

«Да кто же тут такой исполинский?!»

В воображении мгновенно нарисовалась гигантская

ворона со стальным клювом, и это скрежещущее привет-

ствие предназначалось мне. Если такие жесты – это еже-

дневный ритуал, то вагончик скоро сложится внутрь.

Злобные звуки утихли, и начались щелчки и бульканье

внутренностей моего убежища, лампочки мигали и наве-

вали дрему.

«И без меня все работает и будет пахать сто лет. Но вер-

нуться в эту катакомбу придется не раз: ночевать с желез-

ноклювыми воронами – это развлечение для героев».

Под утро сонливость прошла, а выходить наружу было

страшно. Тут-то я обнаружил принципиальную схему

«спецоборудования». Книжечка новая, явно никем не

читанная. В свете фонарика зашуршали страницы с боль-

шими массивами слов. Зная язык, я мог читать буквы, но,

как ни странно, текст не предназначался для чтения – это

был язык программирования.

Правда, если не терять терпения, через полстраницы

возникал понятный текст, но обрывался так же внезапно,

сменяясь символами без порядка и смысла.

85

Машинально я стал выискивать слова разборчивого

текста и нашел:

«…отвечает за:

1. Функцию ограниченности: непрерывно воссоздавать

барьеры в формах ущемленной личности, обиженной лич-

ности, незащищенной личности. Результатом следует

считать состояние неуверенности. В ходе суточного цик-

ла неуверенность должна возникать в различных формах

ограниченности.

2. Формы ограниченности: изначально обуславливаются

положением астрономических объектов в момент рождения

интеллекта и в обобщенном виде распределяются:

2.1. Первый промежуток цикла – непрерывное чувство

уязвимости, вызываемое окружающим миром, инциденты в

судьбе возникают для обострения мнимого, полностью сфа-

брикованного ощущения незащищенности. Крайняя форма

– фобия одиночества, чувство заброшенности».

– Оригинальная замена гороскопа! – предположил я

вслух, на что динамик отозвался:

– Судьба может быть изменена неизменной волей!

– Это правильно! – ответил я, выставив вверх указа-

тельный палец правой руки и ожидая, что, наконец, завя-

жется разговор. Но динамик был непреклонен, как и воля,

о которой он говорил. Я скрыл свое неловкое намерение

словами:

– Ну, где мы остановились? Так! Хотя зачем все чи-

тать, если мой месяц… восьмой. Итак:

86

«2.8. Восьмой промежуток цикла. Сомнение в привер-

женности собственной цели. Соотнося себя с целью, интел-

лект, рожденный при комбинации восьмой астрономической

последовательности (8ап), понимает:

2.81 что равен в возможностях со всеми остальными;

2.82 что имеет все возможности познать цель и объеди-

ниться с целью;

2.83 что имеет с целью общий источник;

2.84 что, невзирая на вышеперечисленные знания, интел-

лект 8ап испытывает неуверенность в том, что достоин

своей цели, что имеет с целью одно общее начало, что ин-

теллекту 8ап предопределено слиться с целью.

2.9. Девятый промежуток цикла. Интеллект типа 9ап

отчужден от настоящего времени. Отстраненность рож-

дает страх и непонимание будущего…»

Это уже было не про меня, и я еще раз пробежался гла-

зами по сточкам из параграфа 2.8.

Слишком сухо и замысловато все написано, надо бы

для себя изложить попроще. Тишину опять прорвали уда-

ры по металлу, и я притаился, не зная, чего ждать.

– Вылезай! Если еще раз так долго будешь спать, введу

тризол с кофеином.

От души отлегло, это был охранник.

– Тризол не надо! – запротестовал я, вылезая из

люка. – Как я работать буду, это зелье капилляры в голо-

ве рвет, и боль адская!

– Пойдет на пользу! Ты, по-видимому, невнимательно

смотрел задание. Калькуляция показывает, что тебе отво-

дится не более четырех часов на спецобъект…

87

Я вскипел, и в очередной раз захотелось вбить охран-

ника по пояс в землю. Я злился, что раньше случалось так

редко, а теперь появлялось при каждом случае. Четыре

часа спать, а?! Завтра – три, а потом, через неделю, с ка-

тушек слететь…

– Задания продиктованы джунглями, и ни у меня, ни

тем более у тебя нет власти их изменять, я повторяю это

уже в сорок седьмой раз. На пятидесятый прикреплю тебе

к запястью вечную табличку.

Про себя я кипел: зачем же эта сволочь меня так выво-

дит, ведь однажды я сорвусь!

Я ощетинился всем телом и в любую секунду был готов

броситься на охранника. Прежде мои нервы не испыты-

вали такого перегрева. Разум затянуло пеленой, и я себя

уже не держал. Как вдруг, откуда ни возьмись, зазвучала

флейта – это было так нежданно! Ясный, объемный звук

с чистыми обертонами, волшебный такой звук. Мне не

приходилось слышать такую флейту прежде, она быстро

завладела эмоциями, как факир коброй. Моя спесь сду-

лась, и я стоял с опущенными руками, внимал, склонив

голову набок, словно хотел поймать все ноты.

Охранник крутил головой, не понимая, кто этот музы-

кант. Играл динамик, и скоро охранник догадался:

– Надо разобраться с появлением непроизвольных

звуков. Давно поступают сигналы, что система опо-

вещения потеряла контроль. С чего она вдруг флейту

запустила?!

После этих слов охранник исчез, а я отметил, что вол-

шебные звуки подействовали благотворно: злоба стала

меня оставлять и сменяться безразличием. Опять рутина

88

с утра до вечера, опять усталость, ноющая боль в плечах

и пояснице. К привычному букету ощущений добавился

другой сорняк – опустошенность, отсутствие веры. Я

с завистью вспоминал первую зону, когда приходили со-

мнения, но я понимал, что они есть пар, газы, действую-

щие на мозг.

Теперь же будто неизвестный мошенник украл у меня

уверенность в себе. Я заметил, что всякий раз, прикасаясь

к трубам, я на несколько пунктов опускаюсь в собствен-

ной оценке. К полудню я уже зевал и одновременно по-

зверски хотел есть. Все нервы! Возможно, задание так

рассчитано, что быстро уходят силы и требуется смена

работы.

– В часы отдыха он развлекал себя легким чтени-

ем, смотрел фильмы, от которых бы решительно от-

казался во время отчета. Очень нравились пустые ко-

медии, от них голова легчала, и фантазия позволяла

невероятно шалить с прозрачными образами… – про-

изнес громкоговоритель.

Вправду, слишком свободный текст для системы опо-

вещения… хотя постой, он что-то про книжку говорил?!

Чтобы расслабиться, я полез за брошюрой, взятой из же-

лезного вагона. Открыл наугад, наткнулся на ряд ничего

не значащих остроконечных значков и только через стра-

ницу обнаружил понятное:

«…устройство позволяет преобразовывать послания

других интеллектов в импульсы защиты. Длительное про-

тивостояние приводит к возникновению большего числа

опасных ситуаций. Неуверенный в себе интеллект можно

89

отучить бояться первичных раздражителей, но взамен он

возьмет столько же или больше новых. Так внутри интел-

лекта поддерживается ощущение изменчивости, зыбкости

мира в противовес нерушимой устойчивости, существую-

щей в реальности…»

В раздумьях я крутил гайки и прочищал муфты. Работа

спорилась, я быстро переходил на новый участок и не об-

ращал внимания на животных, сколько бы их ни ходило

рядом. Но те очень даже меня видели, в особенности во-

роны. Они были главными на участке «I» и своим поведе-

нием символизировали местный уклад жизни. Большими

гроздьями вороны скапливались на ветвях и каркали, ста-

раясь привлечь мое внимание к себе. Когда это не удава-

лось, одна-две, что посмелее, начинали летать над головой

и чуть не смахивать кепку. Бороться с выскочками было

бесполезно, у ворон было очевидное численное преиму-

щество. К тому же, пока я никого не трогал и вежливо об-

ходился со сферами влияний, никто не трогал меня – так

здесь повелось.

Мне оставалось только покрикивать и отпускать угро-

зы, но это плохо помогало. В отличие от тех черных во-

рон, которых я знал, эти были в полтора-два раза крупнее

и смышленее. Они подмечали поступки и догадывались

о мотивах. Где-то среди них, должно быть, живет тот ги-

гантский предводитель с титановым клювом и по ночам

скребет по железным стенам.

– Эй вы, крылатые-клювастые, давайте загадку ре-

шать: вот блестящий шарик, кому из вас он достанется,

если его кинуть вон за те деревья?

90

Я махнул рукой, и все вороны посмотрели в том направ-

лении. Поначалу я хотел показать им другой трюк, только

он не приходил на ум и не хотел вспоминаться – все из-за

пресловутой неуверенности.

Сказав «а», надо было продолжать, и я проделал па-

мятный с детства фокус: запустил руку в стремительном

броске вперед, а шарик незаметно скользнул назад, вниз

под ноги. Четыре вороны наперегонки и с криками сорва-

лись в сторону ложного броска. Как только они скрылись,

шарик снова попал мне в руку. Снова на былой манер я

швырнул его, и еще с десяток остроклювых улетели искать

Эльдорадо. Несколько таких бросков – и на ветках оста-

лось не больше пяти ворон, которые, как болельщики, со-

провождали все мое представление шумным карканьем.

Путь расчищен, и я принялся за работу. Как ни стран-

но, но до самого вечера бедные вороны разыскивали ша-

рик, который преспокойно отдыхал в моем кармане.

«Др-ынь, др-ынь» – откуда-то издалека донесся звук

телефонного вызова. Я подумал, что так динамик извещает

о конце рабочего дня, но когда я вернулся в вагончик и за-

драил люк, этот же самый звук буквально взорвал замкну-

тое пространство каморки. Телефон звякал из динамика,

и рядом мигала кнопка. Нажав ее, я услышал радостное:

– Студент, ты? Брат родной! Отвечай, что молчишь…

Я опешил. Это был голос Мая, сто процентов, его.

91

ГЛ А В А 1 5

– Это я! А ты откуда взялся?

– На периферии, как обычно.

– Постой, так сюда можно позвонить?

– Как видишь! Я подсчитал, что ты должен быть в

Cемизонье и где-то в «I». Дал охраннику взятку, и он ска-

зал номер, вот теперь наговоримся!

Меня охватила радость, я не помнил такого восторга

с давних-давних пор. Как мне не хватало его пояснений,

его мудрости, наконец, обычного человеческого участия!

Окажись сейчас у меня несметные сокровища, все отдал

бы Маю. Какой он герой, что разузнал, как можно со мной

поговорить!

– Ты! Надо же. Миллион раз благодарен, что не забыл!

Чем занимаешься?

– Химия, как обычно. Я-то как рад, что тебе хоть какое

разнообразие перепало, так что лучше ты рассказывай…

Зря он попросил, у меня язык так и чесался болтать и

хвастаться. Рассказал про «D», про «Джелоси Маун-

тейн», но потом вдруг забеспокоился:

– Как думаешь, разговор прослушивают?

– Если и так, что плохого, нас не прерывают, помех не

делают… Про слежение ты сам знаешь – всегда кто-то

смотрит.

– Май, я и больше сведений накопал, но…

92

– Зачем сведения? Важно, что с тобой все в порядке,

что третью неделю ты справляешься и научился пережи-

вать ночь. В Семизонье везде неспокойно ночью!

– Да-да, – отчего-то занервничал я, чувствуя, что

первая радость ушла и внутри заклубились непонятные

беспокойства, – лучше ты расскажи. Может, новый кто в

периферии оказался?

Май стал понимать, что я сворачиваю свое

повествование:

– Ты вообще можешь говорить? Никто рядом не

мешает?

– Да кто здесь?! Я да вороны вокруг.

– Тогда ясно. Ты ведь в «I», insecurity* значит

неуверенность.

– Как ты сказал? Неуверенность? Пожалуй, так. Даже

в руководстве к спецоборудованию все про неуверен-

ность написано.

– Но ты, друг сердешный, не поддавайся неуверенно-

сти. Я-то смотрю, раскисаешь на глазах. Держись!

– Ты что, совсем нет! – но сам подумал, что обычно

я сразу всю душу выворачиваю, а сейчас осторожничаю.

– Знаешь, – продолжил я, – сегодня я в руководстве вы-

читал про интеллект, который сам создает ограничения…

и он поддерживает внутри себя чувство неустойчивости

мира взамен нерушимой устойчивости, существующей в

действительности… Это как расшифровать?

* insecurity (англ.) – неуверенность.

93

– В самое яблочко! – воскликнул Май. – Сегодня

ты сам пример неуверенности, образец неустойчивости.

– Не понял?!

– Смотри, ты во власти ощущений, которые мешают

тебе быть счастливым, пребывать в радости хоть сколько-

нибудь, согласен?

– Какая радость? Первый раз вот порадовался… ты

позвонил!

– Но через пять минут насторожился, замкнулся, на

тебя это не похоже! Значит, неуверенность стала под-

менять реальность синтетическими, ненастоящими чув-

ствами. Джунгли и свое собственное мироощущение ты

поставил под сомнение, подумал, что если радость длит-

ся долго, то это неправильно. Вчера и позавчера у тебя не

было радости. Сегодня она пришла, но она чужак, ей нет

места там, где много дней торчала досада, ты не создал

дома для радости в своей душе. Чтобы прогнать радость и

чтобы ты не понял, что наделал, у твоего интеллекта есть

трюк – сначала надо усомниться в подлинности реаль-

ности, поставить ей жесткий, каверзный вопрос.

Вникни, ты учинил своей радости допрос:

«Сколько ты собираешься гостить? Когда уйдешь?»

Я замешкался, ничего не поняв, а потом попытался

возражать, но Май расставил все по своим местам. Друг

продолжал:

– Охранник отправил меня на периметр, мы с тобой

там много раз разбирали завалы, помнишь?

– Ага!

– Туда трудно добираться из-за широкой реки, и за-

валы по всем берегам…

94

– Не тяни, помню это… – я хотел уловить главное и

торопил Мая, и он заспешил:

– Охранник увидел, что я быстро управился со своим

берегом, и показывает мне на другой. В тот день река была

бурной после ливней в Семизонье.

– Да, здесь поливало, как из ведра!

– Я говорю: давай завтра, сегодня слишком бурные

воды. Тот мне: нет, и так ничего не делаешь, вперед! Но

я вижу, охранник понимает, что мне никак не перебрать-

ся. И тогда он начал язвить: ты студенту все про садик

рассказывал, такой сад и разэтакий, и цветы, и ароматы,

и тайные силы. Если бы ты верил в этот сад, то для тебя

пара пустяков через этот ручеек перескочить, прошел бы

прямо по воде. Я отвечаю, что в Сад верю, что джунгли и