После обеда Славуд разрешал полчаса поспать, а потом они снаряжали лошадей и двигались дальше. Иногда инспектор исчезал на целый день, это в основном бывало в городах, но один раз было и просто среди леса. Он предупредил, чтобы Соболь ждал его здесь, а сам уехал, по едва заметной тропе прямо в чащу. С кем он мог встречаться в лесной глухомани, парень не представлял.

Но самое интересное было вечером, через час после ужина. Славуд начинал учить его тому, что он мудрено, по-канцелярски называл – специальные дисциплины. Сначала, когда инспектор впервые произнес это, Соболь скривился – он с детства не любил арифметику, отец силой заставлял его высиживать уроки с приходящим в дом деревенским знахарем Ефаригеном. Однако, первое же занятие перевернуло все его представление о учебе – оказывается, урок мог быть также интересен, как и занятие фехтованием.

Так он впервые узнал, что взрывы и фейерверки на праздники в Срединной Империи, о которых так много слышал в детстве от матери, в большинстве своем, совсем не продукт магии. Есть такая штука – порох и его может сделать даже обычный человек. Есть различные горючие составы, некоторые могут гореть даже под водой. То, что это происходит без помощи магии, Соболь, конечно, не поверил – огонь и вода, две взаимоисключающие стихии – должен победить только один.

Корад рассказывал и показывал, не только про химические хитрости, но и про такое, что, казалось, так же волшебно в его исполнении, но при разборе оказывалось совсем простым. Например, как вскрыть замок куском простой металлической проволоки.

Соболь уже давно понял представителем какой «армии» является его учитель. Для воинов, летящих в лаве с копьем на врага, все то, чему учил Инспектор было совсем не нужно. И тем более не нужно это было интендантам. Нужно это было только тем, кто в одиночку бродит в тылу врага – разведчикам или шпионам, смотря с какой стороны смотреть. Однако, расспрашивать он не пытался, надеясь, что, когда надо, Корад все расскажет сам.

Так и случилось. Сегодня они остановились на ночлег на берегу небольшого лесного озера. Озеро с дороги было невидно, но «интендант» так уверено ехал к нему по едва заметной тропке среди начинающего увядать леса, что сразу становилось понятно – он здесь не первый раз. После обычных дел: накормить и помыть лошадей; сварить ужин – пока Соболь занимался с лошадьми, Славуд поймал несколько хороших окуней; приготовить навес на случай дождя и натаскать дров; поесть, наконец – наступил час занятий. Но, сегодня Корад не стал учить какой-нибудь новой премудрости. Он откинулся и оперся о дерево.

– Хорошо. Когда–нибудь в старости, я брошу все, поселюсь на берегу вот такого озера, и буду целыми днями сидеть с удочкой. Знаешь, иногда я думаю, что рыбалка, это и есть мое главное призвание.

Славуд еще помолчал, мечтательно глядя в огонь. Потом глаза его стали обычными – холодными и серыми.

– За эти две недели, ты научился хотя и немногому, но без этих главных умений стать тем, кем я хотел бы тебя увидеть, не удастся. Скоро мы попадем с тобой на ту сторону Белой, там уже вовсю хозяйничают орки. Поэтому учиться вряд ли удастся, придется работать, и работать в полную силу. Я буду откровенен – я только числюсь в Королевском Интендантстве, – он улыбнулся, увидев довольное лицо Соболя: – Да, я вижу, что ты об этом догадывался. Так и должно быть, ты парень умный, а главное оружие в нашей службе находится тут.

Он постучал согнутым пальцем по голове. Соболя распирали сотни вопросов, заметив его нетерпение, Корад отрицательно покачал пальцем:

– Не сейчас, все вопросы после. Так вот, сегодня я хотел бы узнать, что произошло с тобой, почему ты считаешь себя трусом?

Юноша вскочил.

– Нет! Мы же договаривались, что я не буду рассказывать о своей семье!

– Сядь! – в голосе Корада прорезалась такая властность, что парень непроизвольно присел.

– Тебе не надо рассказывать, я все узнаю сам. И вот, что я тебе скажу сразу, даже еще не зная твоей истории – ты никакой не трус. Ты или находишься под наговором, или, что скорее всего – сам себе придумал и поверил в это.

Его голос немного потеплел.

– Так вот, что бы ты знал – я хоть сейчас готов в бой, если, мою спину будешь прикрывать ты.

Соболь глядел на агента и не знал, что сказать. После той ночи он уже настолько свыкся с тем, что он трус, что подобное утверждение человека, которому он всецело доверял, выбило его из колеи.

– Решайся. Я хочу иметь за спиной, человека, уверенного в себе…

– Что я должен сделать? – Соболь решился.

– Ничего. Дай сюда кружку.

Корад достал из-за пазухи маленький кожаный мешочек. Поставил рядом две кружки, вытряхнул на ладонь два синих кристаллика, и опустил их в кружки. Травяной отвар в них мгновенно вскипел и, через секунду, успокоился. Славуд взял свою посудину и выпил.

– Пей.

Соболь выпил.

– Теперь посидим. Расслабься.

***

– Их опять видели.

Старший брат Иливан отодвинул кружку с брагой и подтянул ближе к себе деревянное блюдо с мясом. Он уже сходил в свой первый поход и считался воином, поэтому отец лишь нахмурился, но ничего не сказал. Воин имеет право говорить за столом.

– Где? – отец тоже отставил кружку.

Все напряглись.

– Они прошли через черный мертвый лес у Пьяного ручья.

– Лес сгорел только два года назад. Звери еще не вернулись туда. Кто мог оказаться в мертвом лесу, чтобы увидеть их?

– Лес – угодья Бобров. Они отправляли зятя проверить, как он – оживает или нет.

– Как лес может ожить за одно лето? – отец усмехнулся. – Ладно, говори, что он видел?

– Следы. Большой отряд – три десятка всадников прошел через старую переправу.

– Просто следы? – опять усмехнулся отец. Однако, Радан сразу понял, что отец поверил. Голос его стал совсем другим, таким какой был у него, когда он узнал о пожаре на кузне. Тогда он тоже переспрашивал. – Это могли быть кто угодно, почему он подумал, что это именно они?

– Дроган, – голос матери тоже изменился, всегда тихий, сейчас он звучал твердо и решительно. – Это они. Кто в это время поедет таким отрядом здесь. Нам надо готовиться.

Отец хотел возразить, но оглядев сидевших за столом, понял, что успокаивать никого не надо. Вся семья, как старшие – Илион, Тробин и Грина, так и младшие – Радан и Веса, все смотрели на него так, как и должны настоящие жители гор – ни в одном лице не было страха.

Отец неожиданно улыбнулся и спросил:

– Братьев звать будем?

– Не надо, что позориться–то, – ответил за всех Илион. – В прошлый раз их чуть меньше было, так у нас Радан и Веса маленькими были.

– Нет, предупредить все-таки надо, – рассудительно возразила мать. – А звать не будем, здесь за стенами кочевники с нами ничего не сделают. Я-то знаю.

Мать не зря говорила, что она знает – напавшие на их усадьбу в прошлом году были её родственниками. А, значит, и в этот раз будет также. И по имени матери – Дживишана, и по её облику сразу можно было сказать, что она не местная – не из тайги предгорья Великих Гор. Все местные мужчины были как на подбор высокими, широкоплечими и кареглазыми, с русыми, а иногда и рыжими волосами. Женщины были того же типа. А Дживишана, или как её теперь все звали на местный манер Шана – была невысокой, едва по плечо мужу, стройной, черноволосой и черноглазой, со смуглой, покрытой пушком кожей. И дети в семье разделились: все старшие пошли в отца, а младшие в мать.

Отец Радана, Дроган Шробич-Медведь – был третьим сыном князя и, следовательно, не имел никаких видов на наследование княжеского титула и поместья. Он, как и все остальные братья, кроме самого старшего, не обремененные наследством, по достижении девятнадцати лет, отправлялись с отрядом в набеги. Не всем из них повезло вернуться, еще меньшему числу повезло разбогатеть – в нынешние времена защищаться научились даже самые малые деревни по берегам. Поэтому уходить приходилось все дальше и дальше от родных гор. Медведь забрался так далеко, как никто до него – аж в степи, про которые здесь в горах никто не слышал.

Все знают про зеленые, с травой по пояс, степи, где живет проклятье рода человеческого – Черная Орда. Однако, ладью Дрогана с отрядом судьба вывела совсем в другие степи – жёлтые, выжженные солнцем бескрайние равнины, по которым кочуют воинственные племена невысоких загорелых людей с раскосыми глазами. Ладья Медведя добралась туда на тридцатый день плаванья, после выхода из устья Арагалмы.

Медведю повезло – он не только вернулся из тех степей живым, но и его дружина награбила не мало золота – степняки ценили его больше всех других металлов и даже у самого бедного кочевника была какая-нибудь золотая вещица – браслет или цепь на шее. Однако не это оказалось главной наградой за его дальний поход – он привез оттуда жену. Худенькую, гибкую красавицу с черными густыми волосами. Неисповедимы пути богов и дочь вождя одного из племен, которую он взял как рабыню стала его женой.

Дрогана можно было понять – необычная, невиданная красота Шаны покорила не только его. Гораздо труднее понять её – как она захваченная силой, человеком, разграбившим родной дом, как она смогла полюбить его и остаться самой верной женой на долгие годы.

Лишь иногда она, взглянув, на младших детей, вспоминала свою родню, украдкой вытирала слезу и бормотала – накажут меня боги, накажут, не простят мне такое счастье.

Гордые жители степи имели несколько незыблемых правил жизни – одно из них гласило: посягнувший на дом степняка, должен быть наказан. Даже мелкая обида обычно смывалась кровью, были племена, полностью вымершие из-за многолетней вражды. Тут же была не просто обида – смертельная ненависть, мало того, что Медведь с отрядом разрушил и ограбил стойбище, он еще и опозорил племя – дочь вождя стала его женой! Поэтому, все степные боги, ветром носящиеся по степи на вороных огненных конях, требовали наказать его! Месть настигла бы Дрогана немедленно, ибо ради такого, даже враждующие племена объединились бы, но слишком далеко он спрятался от кары.

Очень долго искали его кочевники, так долго, что выросли уже сыновья и дочери от богопротивного брака. Даже Дживишана поначалу твердо уверенная, что ей не простят случившегося, понемногу стала забывать о грозящей угрозе. Но, как оказалось, зря.

Первое нападение произошло год назад. Ночью на огороженный крепким частоколом из заостренных бревен дом Медведя, напали непонятные люди. Атака была хаотичной, нападавшие под дикое завывание и крики лезли через стену со всех сторон. Но, хотя и давно семье Медведя не приходилось драться в своем доме, однако, готовы они были всегда. Мало ли, какая обида вспомнится соседу после десятка кружек хмельной браги. Или вдруг родной брат, вспомнит, что в детстве Медведь много раз бил его. Бешенные люди гор приходили в неистовство мгновенно, поэтому, прежде чем построить дом, сначала строили частокол. Единственное, что спасало их от взаимного истребления было то, что вспышки ярости проходили так же внезапно, как и начинались. И часто, на следующий день после побоища семьи устраивали совместную тризну по нечаянно убитым.

В этот раз, сначала все тоже подумали о ком-то из своих, но крик матери, что это пришли за долгом её соплеменники и непонятная тактика атакующих, объяснил горцам кто это.

Ночь была жаркой – степняки были неостановимы, даже находясь в заведомо невыгодных условиях, в нападении на укрепленную крепость, они гибли, но шли и шли. Работники Медведя, едва успевали подтаскивать стрелы. Самая трудная была первая атака, но семья выдержала. Пример отца, окровавленного, с коротким широким мечом в руках твердо стоявшего на главном направлении, у ворот, и матери рядом с ним, выпускавшей стрелу за стрелой в нападавших, хорошо видных в летней белой ночи, воодушевлял детей.

Даже не достигший еще мужского возраста – семнадцати лет – Радан и двенадцатилетняя сестра Веса со вторым именем Ручеек, тоже внесли свою лепту: Ручеек подносила вместе с работниками стрелы, а Радан, вместе со взрослыми отбивал атаку. У него еще не было своего меча, который появится только на восемнадцатилетие, и он завладел саблей успевшего заскочить за частокол, убитого степняка. Этот трофей до сих пор был при нем. Тогда он лично отрубил кисть рвущемуся наверх узкоглазому кочевнику.

Под утро отец открыл ворота и, озверевшие от запаха крови и горячки битвы, он сам и сыновья добили раненных степняков.

Тогда же, после того как семья собралась посреди двора, Шана сказала пророческую фразу:

– Все. Они нашли нас. Теперь они никогда не остановятся. Пока все мы не будем лежать с перерезанным горлом.

И вот оно – пророчество матери сбылось.

Степняки напали опять ночью. Но в этот раз они не полезли дикой толпой на стены. Первым погиб один из работников, что вместе со старшим братом Илионом дежурили на построенной после прошлогоднего нападения сторожевой вышке. Кочевники стреляли не хуже эльфов – стрела пробила работнику горло, когда тот запрокинул голову, чтобы напиться из кожаной фляги.

Брат взревел, поднимая дом, и тут же получил стрелу в плечо. Второе имя брата было Лось и он оправдывал его – рев поднял всех: и семью, и живущих в отдельном доме работников.

После этого из-за стен полетела туча огненных стрел. Степняки намотали на древко пропитанные смолой тряпки и перед выстрелом поджигали их. Отстоявшиеся, смоляные бревна дома и крытая деревянными плахами крыша, только и ждали этого. Пока работники, подгоняемые старшей сестрой, начали таскать воду из текущего на дальнем дворе ручья, крыша уже полыхала. А через некоторое время и тушить было некому. Лучники в суматохе боя забрались на стоявшие за частоколом сосны и оттуда выцеливали жертв.

Так погибла старшая сестра Грина-Береза и двое работников.

Запертые в своем дворе Медведи, пробовали ответить той же тактикой, но никто из них, кроме Шаны и Радана, не был столь же искусен в луке, как нападавшие. Поэтому оставалось только одно – укрыться за стенами и ждать атаки. Была еще слабенькая надежда, что отсветы пожара заметят в каком-нибудь доме на других склонах и придут на помощь. Но, надежда эта была мизерной, так как никакой войны не было и прихода чужаков никто не ждал, а в разборки между своими здесь никогда не вмешивались.

В дополнение, нападавшие натаскали хворосту к воротам и подожгли. Это говорило об основательности подготовки этого нападения – хвороста рядом с усадьбой давно не было. Значит кочевники набрали его где-то заранее и привезли с собой.

По мере того, как редели защитники дома, Медведь становился все угрюмее. Уже под утро он на что-то решился и собрал под самой стеной, где их не могли достать лучники, старших сыновей и мать. Радан не слышал, что они там решали, но обиделся, что не позвали его – прошлая кровь кочевника на его сабле говорила, что он такой же воин, как и старшие братья.

Потом его и Весу все-таки позвали. Как только он подошел в круг, братья схватили его, отобрали саблю и прихватили руки ремнем к телу. Соболь совершенно не ожидал такого, и даже не сопротивлялся, удивлено раскрыв глаза он смотрел как отец и мать совершают ту же процедуру с Весой.

– Мама, вы что? – расплакалась сестренка.

– Тише, милая, – Шана аккуратно завязала платком рот дочери. – Это для вашего спасения.

Братья попытались и Радану завязать рот, но тот начал сопротивляться и даже укусил Тробина за палец.

– Прекрати, идиот, – уговаривали его братья. – Потом спасибо скажешь.

На помощь пришел отец и они втроем все-таки замотали ему рот.

– Слушай, – отец говорил горьким, каким-то старческим голосом. Радан никогда не слышал, чтобы он так разговаривал. – Сейчас мы вас спрячем, а потом, когда все закончится, вы выберетесь и пойдете к Князю. Он ваш дед и придумает, что делать. Все, не вздумайте орать, а то вас найдут.

Медведь повернулся к остальным.

– Прощайтесь. Времени нет.

Мать подошла к связанным и холодными губами прикоснулась к их лбам:

– Простите, дети. Это из-за меня.

Братья схватили Радана и Весу и бегом понесли к старому пустому колодцу. Раньше, когда горный ручей еще не завернули к дому, там брали воду. Он периодически пересыхал и поэтому его забросили.

По наклонным, связанным из жердей лестницам, ребят по очереди спустили вниз. Потом сверху кто-то бросил соломы, Тробин разложил ее по разным сторонам и уложил Весу и Радана. Потом накрыл обоих все той же соломой.

– Лежите, – ласково произнес он. – Помните, что вы Медведи. Нож вот.

Тробин сунул нож под бок Весе.

– Освободишь его, только когда все уйдут. Не раньше, а то еще в драку полезет, а вы должны выжить.

Лестница заскрипела и все стихло. Звуки сверху совершенно не попадали в колодец.

***

От невыносимой несправедливости Соболь не мог даже заплакать. Как могли с ним так обойтись родные люди? Как пережить такой позор – они сейчас там бьются, а он… Как девчонку. Радан попытался вытянуть руки из-под ремня, однако братья постарались на славу. Не в силах мириться с таким беспомощным положением, он зарычал и, психуя, с такой силой закусил губу, что почувствовал во рту вкус крови.

Приступ бессильной ярости опустошил его, он заплакал, радуясь тому, что никто его здесь не видит. Нервное напряжение боя и последующего позорного связывания сменился слабостью и он, вдруг, незаметно для себя провалился в сон.

Проснулся Соболь от шума. По лестнице кто-то спускался. Он сразу понял, что это кто-то чужой. Лестница скрипела совсем не так, как когда по ней поднимались грузные братья. Радан открыл глаза. Когда он ворочался, набросанная на голову солома немного разъехалась, и он мог одним глазом видеть светлый круг неба вверху.

Тот, кто спускался, на миг попал в поле зрения. Хорошо разглядеть Соболь не успел, заметил только безрукавку мехом наружу и меховую же, лохматую шапку. Мелькнула глупая мысль о зиме – такие шапки горцы носили только когда леса засыпало снегом – но её тут же сменило осознание того, что все – никого кто остался там, наверху, уже нет в живых. Раз в колодец спускается кочевник, значит все защитники мертвы.

Зашуршала солома – враг спустился на засыпанное каменное дно колодца. Шипя и присвистывая, степняк вполголоса ругался. Мать немного учила Соболя своему языку и по бормотанию он понял, что тот плохо видит в сумраке ямы, после света дня наверху.

Тело затекло от лежания на камнях, но Радан не шевелился, чтобы не привлечь внимания. Вдруг его пронзила мысль – сестра! Судя по звукам, кочевник как раз находился в противоположном углу, там, где должна лежать Веса. Соболь осторожно пошевелил головой, стараясь расширить обзор.

Нашел! – понял он, увидев, что степняк наклонился и начал быстро раскидывать солому. И, действительно, через минуту тот с радостным криком выдернул и забросил на плечо девочку. Соболь уже хотел вскочить, но тут его глаза встретились с глазами сестры. Нет, лежи – умолял взгляд. Радан и сам понимал, что, вскочив сейчас, ничем не поможет – погибнет быстрее, чем сможет просто укусить врага.

Тысячи раз потом он проклинал свою слабость. Надо было лучше погибнуть!

Обрадованный находкой степняк, не стал больше ничего искать. Так с девочкой на плече, он стал осторожно подниматься наверх. Как только похититель исчез, перевалившись за борт колодца, Соболь пополз к месту, где лежала сестра, он помнил, что Тробин оставлял там нож.

Долго, очень долго он ползал по дну колодца разгребая лицом отсыревшую солому. Нож он в конце концов нашел, тот отлетел, когда кочевник забирал Весу и лежал почти на середине. Но еще дольше он резал сыромятный ремень. Брат связал его по-быстрому – обмотнул ремень вокруг рук и затянул на спине. Из этого положения Радан мог взять нож, но резать никак не удавалось. Кое-какон изловчился и закрепил нож между камней пола, потом, ерзая всем телом, перепилил ремень.