– Наш вояка Карл решил немного, как бы сказать, повоевать.

– Это из-за Лоди?

Вместо ответа Цмескаль только отмахнулся. Подвел Людвига к большой карте на стене.

– Что здесь?

– Альпы.

– А за ними?

– Мы.

Вот то-то. Соображаешь.

Вечером следующего дня Людвиг слушает разговор во дворце Кинских. Общество гудит как улей. Злой, нетерпеливый и опасный. Самая большая группа около высокого красивого мужчины в парадном придворном костюме..Говорит он медленно с приятным славянским акцентом. Старая графиня Тун вместе с двумя дочерьми вплотную подошла к гостю. Это не

совсем гость. Зять графини Тун- Андреас Разумовский, посол России в Вене и муж Элизабет Тун.

– Этот корсиканец смел только с воробьями и голубями. Тоже мне-итальянцы-вояки! Когда он встретится с нашим Суворовым, от него и перьев не останется.

– Ему надо помочь, -заметила Кристина Лихновская.

– Ему надо не мешать.

Заметив около себя Людвига, Андреас широко раскрыл объятия.

– Сколько лет в Вене, а ко мне, значит, не ногой?

Людвиг поклонился.

– .Если мой свояк пойдет на попятную, следующий вечер у меня.

Огромный Лихновский жарко задышал.

– Ну зачем тебе эти мальчишки? Оставь их мне.

На Лихновского жалко было смотреть. Уже больше года Андреас выпрашивает квартет

Шуппанцига и его мальчишек к себе. И теща и обе дочери лишь улыбаются, Смешно, как

этот большой человек потеет, пыхтит, краснеет, переходя на фальцет. Он лукавит. Таких отличных музыкантов трудно найти даже в Вене.

– Мой дворец был открыт для Моцарта, открыт для Гайдна и Для вас, Людвиг. Мне Броун все уши прожужжал про ваш гений. Его Анна играет ваши сонаты. Кстати, вот и он.

Броун вместе с супругой как раз направлялся к ним.

– Русские сегодня в большинстве, -пошутила старая графиня Тун и поцеловала Броуна в гладкую, выбритую щеку.

– О чем спор? -спросил Иван Юрьевич у всей компании.

– Да вот, зятья скоро подерутся, а я снова с дочками, опять женихов подыскивать.

– А Людвиг чем не жених! -предложил Броун и посмотрел на Людвига.

Старая графиня сделала вид, что не расслышала. Ей на помощь пришел зять Андреас. Он снова за свое.

– Я одного не понимаю: почему мы должны проливать свою русскую кровь за вашего Карла. Что он нам?

– Союзнические обязательства, -предположила Элизабет Разумовская, но супруг грубо оборвал ее.

– Брось, Лизка!

Броун полностью был на стороне мужчин.

– Как военный говорю: тухлое дело. Не надо было нам всем ввязываться.

И уже тише:

– С нашего Карла такой вояка, как с меня балерина.

Все тихо улыбнулись.

– Что с вашими сонатами, Людвиг. Вы печатать их собираетесь?

– Обязательно и обязательно с посвящением вашей супруге.

В дальнем углу зала Цмескаль подпрыгивал на месте, делая знаки Людвигу. Людвиг подошел.

Рядом с Цмескалем стоял молодой человек почти тех же лет что и Людвиг. Изрытое оспой лицо, волосы зачесанные назад делали его похожим на Людвига. Крепкое телосложение и небольшой рост делали его еще более похожим на Людвига. Людвигу показалось, что он уже где-то видел это лицо.

– Аменда, пастор из Курляндии, -сразу представился молодой человек.

Несколько секунд Людвиг припоминал. Аменда помог.

– Я заменял один раз скрипача в квартете Шуппанцига. Помните?

Что-то припомнилось Людвигу.

– Да, вероятно, -смог сказать он.

– Мы еще встречались у Кинских, -напомнил Карл Аменда и добавил:-Немного учил младших Моцартов фортепиано.

Вот теперь Людвиг окончательно вспомнил Молодой человек стоял между Зюсмайером и Констанцей в день благотворительного концерта. Тогда он лишь мельком про себя заметил,

что юноша очень похож на него самого.

– Я не так давно из Берлина, там тоже настроения невеселые, -заметил Аменда.

– Этому Бонапарту просто везет, что он не застал Фридриха Великого. Но если дойдут до Берлина, то схватки не избежать. Все побегут.

По дороге домой Аменда спросил Людвига:

– А куда бежать всем этим Кинским, Лобковицам, Францам?

Людвиг никак не ожидал от нового знакомого таких слов. Ты смотри-тихоня пастор!

Словно в доказательство своих слов Аменда вынул из бокового кармана несколько листков. Стихи, переписанные от руки, торопливый, но аккуратный почерк.

«Ты за кого идешь на бой,

Немецкий добрый мой народ!

Бросаешь землю, дом родной,

Хозяйку и сирот?

За князя, за дворянский род

Да за поповский сброд».

– Бюргер, -тихо произнес Аменда.

– И это носит в кармане пастор?

– Я прежде всего патриот своей отчизны. Увидишь, еще год-два и все эти Зичи, Шварценберги побегут быстрее пули.

– А я лишусь работы, -попробовал пошутить Людвиг, а сам понимал, что молодой пастор сказал

то, что думал и он, Людвиг.

Как-то хорошо и спокойно на душе от разговора с этим умным молодым человеком.

– Пошли ко мне. Восемь утра самое время для утреннего кофе.

Аменда согласился. Придя домой, Людвиг предложил:

– Садись, сейчас приготовлю кофе и что-нибудь разогрею.

– Я посмотрю ноты, можно?

– Смотри, что хочешь.

В кухне Людвиг гремел тарелками и молол кофе.

– У тебя нет слуг?

– Я съехал от Лихновского, пробовал найти нескольких, но они все от меня сбегают. Что не так?

Аменда улыбнулся. По квартире распространился приятный запах кофе. Еще чем-то запахло.

Запах пренеприятный. Может, лучше отказаться от обеда?

– Я всегда мелю шестьдесят зерен. Медленно, но вкус крепкий, отменный. Я этим горжусь.

Что читаешь?

Людвиг зашел в комнату с двумя полными чашками.

– Тут столько всего! Не знаю с чего начать.

– Посмотри вот это… Важно, что скажешь.

Людвиг протянул несколько листков.

– Это первая часть. Соната. На этот раз я решил пойти другим путем. Чувствую, что именно это мне сейчас и нужно.

– Можно? -спросил Аменда и сел за фортепиано.-Восьмая соната.

Уже после пяти минут мелодии Аменда согласился с Людвигом: это совсем другая музыка, необычная. Таких звуков не услышишь в залах Лихновских или Тунов. Необычно,

ново, дерзко.

– Как? Волнует?

– Совсем новая музыка. Такого я не ожидал.

– Вот еще…

Людвиг перерыл кипу бумаг, извлек десяток больших листков. Аменда одел очки. Долго читал.

– Квартет.

– Да. Шесть. Это первый. Сейчас они в работе. Вот…

Людвиг взвесил на руке кипу бумаг.

– Полсотни вещиц, а среди них-десяток нормальных Вариации на Моцарта, Вальдштейна.

Сальери, Диттерсдорфа и прочих. Звуков много, а нормального мало.

– Эта соната действительно что-то новое. Ничего подобного не слышал!

– Вот этим путем и думаю идти дальше.

– Тяжко придется. Время сейчас тревожное.

– Есть еще Немецкие танцы для оркестра, квинтет для фортепиано, гобоя, кларнета, фагота и

валторны, еще соната для фортепиано и валторны и сейчас фортепианный концерт, второй. Но

эта соната и квартет-это действительно другое, совсем другое.

– Это дуэт?

– Так, мелочь из раннего, -Людвиг улыбнулся.-«Мельничиха» Паэзиэлло. Старье. Еще вариации на русскую тему Враницкого. Что поделать, надо приспосабливаться.

– А когда издашь?

– Не знаю. Видишь, какие сейчас времена. Я надолго не загадываю. Вот, прочти.

Аменда прочел заглавный лист.«Аделаида».

– Песня. Слова Маттесона. Хороший поэт, Почти, как Гете.

– Ну, это ты и хватил. Но слова трогают.

Людвиг по памяти процитировал несколько слов.

– «Будет пышно цвести моя могила

Будет алый цветок расти из сердца.

Ярко будет блистать на лепестках

Аделаида».

– Да, немного напышенно, но для дамских сердец самое то, -пошутил Людвиг.– Я думаю написать ему письмо. А еще Гете. Вот разделаюсь с квартетами и возьмусь за симфонию.

И теперь я ощущаю в себе настоящую силу. Ты понимаещь?

Людвиг пристально посмотрел в лицо Аменде. Тяжело дыша, он был похож на воина, который победил в решающей схватке. Аменда впервые видел такой взгляд. Страшно и необычно

было наблюдать сейчас за Людвигом. Совсем не такой, как в гостиных и залах с их вечными реверансами, фальшивыми улыбками, сплетнями и трусостью вельмож. Вот настоящая музыка.!Людвиг подал газету с подчеркнутыми строчками.

– Прочитай, это из Лейпцига.

«Очевидно, г. Бетховен прокладывает себе новый путь: но сколько здесь терний и колючек! Ученость и опять ученость! Всюду ученость! И не тени естественного, ни одной мелодии, это постоянные потуги, никому не интересные, непрерывные поиски причудливых модуляций, наконец, такое ужасное нагромождение трудностей, что волей-неволей теряешь терпение и отказываешся от борьбы».

– Брось, Людвиг. Это всего лишь рецензия.

– Но эту газету читают и в Вене. Все этим Шварценберги и Зичи считают себя знатоками…

– Открой…

– …и читают такие строки, а понять…

– Людвиг! Стучат!

– Что?

– Открой, стучат.

– Странно, я не слышал.

Людвиг пошел открывать. Вернулся с братом Карлом.

Карл и Аменда поклонились друг другу.

– Мой брат Каспар, -представил Людвиг, но тут же добавил:-В Вене он уже Карл. Так проще.

– Я, братец пришел похвастаться, и передать пару перьев от Цмескаля. Меня назначили кассиром в банке. Должность не ахти, но с перспективой.

– Потихоньку все приходит в свою колею. Никто теперь не скажет, что я не забочусь о младших. Иоганна видел?

– Дня три назад. Ехал по проспекту с какой-то красоткой. Он у нас настоящий денди.

– Надеюсь, не шлюшка. Я-то Цмескаля знаю-он ему место приискал как раз в своем доме, а

яблоко от яблони…

Все трое рассмеялись.

– Он у нас в аптеке служит, если что-вылечится.

– Ладно, я побегу. Я собственно, только из-за перьев и забежал.

– Скажи, что вечером жду его в «Лебеде», он знает когда.

Когда Карл ушел, Аменда еще раз просмотрел сонату. Видя горячий взгляд нового друга,

Людвиг спросил:

– Что, нравится?

– Необычно! Дерзко… никак не могу подыскать подходящее слово.

Через два дня я буду играть ее у Лихновского. Это все же ему посвящается.

– Сообщишь, когда будет концерт.

– Считай, что ты приглашен.

Людвиг взял заглавный лист и, чуть помедлив, спросил:

– Как по-французски «Патетическая»?

– Так и будет.

Аменда произнес французское слово.

На заглавном листе Людвиг смело написал: «Большая Патетическая соната».

– На французском? дерзко.

– Только так!

13

Главная новость-квартет Шуппанцига теперь у Разумовского. Сама теща уговорила зятя:

– Ну уступи, Карлуша. Знаешь, как у этих русских говорят: женщина с воза-легче лошадям.

Грузный Карл в конце-концов обмяк.

– Да на все четыре стороны! -наконец изрек он.

– Ну и с Богом, -обняла его Кристина и дотянулась губами до щеки мужа.

Людвиг внимательно слушает. Сегодня после концерта он ожидал, что о новой сонате он

услышит хоть что-нибудь, но все молчат. Говорят о пустяках, шутят, но о сонате ни слова.

– В ближайший понедельник проводы добровольцев и мы организуем еще один концерт по подписке.

Со словами Лихновского все согласны.

– Но один Шуппанциг с ребятами «погоды» не сделают, -ответила графиня Тун.

Лихновский поморщился.

Теща, словно в отместку неизвестно кому и за что, добавила:

– А вы, Людвиг, еще и походную песню написали, кажется.

– Да,«военная песня австрийцев». Но я не один такой. Даже ПАПА сочинил гимн «Боже,

храни императора Франца». Но я не знаю, как это поможет нашим героям.

– После Риволи и Арколя вряд ли, -заметил Разумовский.-Ох, и доиграемся мы с нашим Карлом!

– ОНИ, я слышал, даже календарь заменили: теперь у них вместо апреля и октябры- нивозы,

жерминали и термидоры, -заметил Лихновский с улыбкой превосходства. С его ростом и комплецией это легко.

– Говорят, на полях планируется освящение знамен? -спросил Людвиг.

Он сам не знал чему верить больше. Слухи действительно самые тревожные.

– Обсудите с Шуппанцигом программу, -посоветовал Карл Лихновский.

– Можно исполнить мой квинтет для фортепиано и духовых, он не плохо сыгран был в первый раз у Шуппанцига, а сейчас тем более.

Разумовский склонился к уху Людвига, тихо произнес:

– Слышал, что Гайдн остался недоволен этим квинтетом. Не пойму-почему.

– Он хочет, чтобы я писал на изданных работах»ученик Гайдна».

– Папе нельзя отказывать, -раздался за спиной голос.

Людвиг повернулся. Перед ним стояла подруга его боннской юности Кристина Герарди.

Сердце Людвига дрогнуло. Никак не ожидал увидеть эту красотку в салонах. Впрочем, ничего

удивительного, с ее голосом и не петь-это преступление.

– А я к вам, Людвиг с подарком.

Кристина без предисловий протянула Людвигу несколько листков. Стихи.«Вздох», «Мольба».

– Это Хелти? -спросил Людвиг.

– Не только. Готовиться мой первый концерт в Вене, а вы первый из наших композиторов.

– То есть-модных

Вместо ответа Кристина лучезарно улыбнулась.

– Наша малышка скоро выходит замуж, -подсказал Франц Вегелер.-И репертуар у нее подходящий.

– Неужто так плохо? Мольба, вздохи… Я-то думал, что будет радость, смех и солнце. Кто же

этот счастливец?

– Йозеф Франк, врач.

– Отец его Иоганн, тоже врач?

– Да.

– Ну тогда жить вам до ста лет.

К их маленькой компании подошел Карл Лихновский под руку с Андреасом.