ГЛАВА II

Долго еще глядела нимфа на беспроглядную мглу, тщетно стремилась уловить незримые очертания своего возлюбленного. Он исчез… Будто и не было его никогда. Словно не было никаких фраз, не было обещаний никогда более не оставлять ее. Всё происходившее казалось вышедшим за грань естественного бытия. Ведь он еще в начале пути обещал более не покидать ее. Теперь эта пустота, отдающая невыносимой болью, заражала душу, словно яд, текущей сейчас в жилах Руана. Семриаль знала, что жить ему осталось недолго, знала, что паладины, как бы они того не желали, не сумеют спасти Руана. Знал об этом и Руан, прощающийся с ней взглядом влюбленного безумца. Смертельное зелье погубит ее возлюбленного гораздо раньше, чем его испробуют головорезы. Впрочем, некая толика надежды не оставляла нимфу. И этой толикой была она сама. Сжав руки в кулак и не теряя ни минуты, дева устремилась в хижину, где всё еще остывали два котелка.

Пока Семриаль ветром мчалась вглубь поселения, небрежно сбивая с ног прохожих манов, я переведу ваше внимание к обозам, медленно поднимающихся на гору Оглух. Узкая козья тропа, ведущая в лагерь головорезов, была сплошь укрыта факелоносцами, пожирающими одним лишь взглядом, содержимое повозок. Впереди сего шествия вели Руана, привязанного за шею к всаднику. Веревка, впившаяся в тело, уже успела до крови разодрать горло бедного пленника, изо всех сил показывающего свою бодрость. К счастью или нет, гора Оглух была не столь высокой (обычно подобные возвышенности можно было спутать с внушительным холмом), и вскоре измученный Руан добрался до лагеря чертил. Неровный частокол, наспех вырубленный из первых попавшихся деревьев и украшенный многочисленными гниющими черепами без скальпа, вызывал панический ужас и столь же сильное отвращение. Не трудно было догадаться, какая именно судьба постигнет Руана. Он с иронической ухмылкой, навеянной безысходностью, приметил себе место между двумя иссохшими головами. Но если Гаранбар все-таки сумеет истребить этих мерзавцев, то примеченный им кол останется пустым. А стоит ли ему беспокоиться? Мертвецы свободны от подобной суеты разума. Тем не менее, бочки, полные отравленного эля и тайный груз не давали надежде безвозвратно угаснуть. Он лихорадочно шептал имя своей возлюбленной, наивно полагая, что это придаст ему сил. Но что тогда двигало им, если не сама любовь?! Вскоре ветхие врата адского пристанища распахнулись, и караван вновь тронулся с места. Навязчивая трупная вонь смешивалась с запахом гари и стали. Узрев колонну повозок, головорезы кинулись к ней, сдавливая друг друга в бешенной давке. Еще немного и, казалось, их прожорливость смела бы запас целой деревни в мгновение ока. Однако звонкий визг кнута в сторону озверевших от голода мародеров, на удивление, остановил их. Вероятнее всего, хозяина своего они боялись больше. Вскоре толпа поспешно расступилась, создав небольшой коридор. Замолчали все. В конце этого столпотворения появилась тучная и, на первый взгляд, неуклюжая фигура, облаченная в кожаные латы. Впрочем, и после второго взгляда впечатление не изменилось. Предводитель мародеров больше смахивал на зажиточного торговца специями, нежели на закаленного воина. Черная, словно смола, борода была заплетена в толстую косу, украшенную медвежьими клыками. Татуировки, что должны были пугать одним лишь своим видом, давным-давно растянулись на его толстом теле и выглядели довольно нелепо. Лишь глаза, искрящиеся адским пламенем, выдавали его истинную сущность убийцы. Он неспешно подошел к бочонку, достал серебряный рог, чтобы испробовать его содержимое, но тут внезапно из неоткуда появился тот самый полурослый старик. Он быстрыми шагами щенка подошел к толстяку и начал что-то бормотать ему на ухо, периодически показывая на пленника. Предводитель разочарованно передал рог одному из воинов и, поднявшись на деревянный пьедестал, заранее принесенный для него, начал свою речь:

– Мои верные воины, сегодня мы получили шанс выжить. Победа врага не была окончательной, и мы не остановимся, пока не вырежем весь их род. Наш враг позабыл, что мы семена войны, и скоро из этих семян вырастит целая армия! – раздались боевые возгласы, головорезы, подняли над головой клинки и топоры, рычали, словно истинные звери. Затем они вновь затихли.

– Эпоха Далагула была славной и великой. Память о нем вечно будет чтиться в героических сагах. Но грядёт новая эра, и я, Кломнут, поведу вас к новому величию. Мы должны… – и дальше бла, бла, бла… И тому подобная чепуха. Не буду мучить вас пафосными речами о светлом будущем. Пока тучный оратор промывает мозги своей черни, я попытаюсь познакомить вас с этим далеко не приятным, однако, харизматичным типом. Как вы уже догадались, зовут его Кломнут, Кломнут Душегуб. Он был сводным братом сгинувшего под Заребом Далагула. Однако не спешите думать, что скоропостижная смерть брата слишком омрачило его. Наоборот, живший под постоянной тенью брата-воина, он не имел никаких шансов выбиться в лидеры. Тем не менее, всё сработало в его пользу, и он был этому исключительно рад, несмотря на то, что из целой армии осталась лишь незначительная горстка: жаждущим господства все равно, над кем и где властвовать. Была бы власть… А Душегубом его прозвали не за налеты и войны, а за чрезмерную жестокость с пленниками. Дабы не отставать от воинственного брата и хоть как-то компенсировать свою трусость, он жестоко расправлялся с военным трофеем, придумывая изощренные методы казни, с замиранием сердца всматривался в изуродованные судьбы невинных людей. Думаю, я достаточно рассказал вам об этом жалком выродке. Тем более, что он, наконец-то, заканчивает свою затянутую речь. Так вот, после своего лепета он громко произнес о пире в честь добытой провизии, сам испытывая нетерпение испробовать вяленой оленины с элем. Воины тут же с ликованием принялись к приготовлению пиршества. Впервые после сокрушительного разгрома под Заребом они смогут поужинать вдоволь. Как и предполагалось, бочки, забитые сельдереем, цветной капустой и прочими овощами, отправились прямиком в амбар, не удосужившись внимания головорезов. А мясо и эль выгрузились прямо у стола, наспех сооруженного из мечей и щитов. Долго еще вертелся Кломнут вокруг Руана, яро доказывая седому коротышке про его здравие. Руан уже ощущал нечто неладное в своем сознании. Голова помалу начинала кружиться, а взор – мутнеть. Но наш герой держался и, наконец, в награду ему, терпение вожака иссякло, и он, не смотря на все предостережения старика, жадно испил пенистого эля. Вслед за ним испили и другие мародеры. Открою вам маленький секрет, который я смог подслушать во время беседы Кломнута со стариком. Когда седой недомерок отговаривал вожака от излишнего расточительства, пытаясь растянуть провизию на всю зиму, тот отмахнулся, шепнув, что в деревни манов достаточно мяса, имея ввиду их жителей. Итак, не смотря на уговор, мародеры не отпустили Руана, бросив его в небольшую темницу. По настоянию старика один из мародеров, хоть и против воли, но остался следить за его состоянием. Руан понимал, что стоит ему сдаться и упасть от невыносимой боли, вся затея потеряет смысл: заподозрившие неладное, головорезы сожгут всю провизию вместе с тридцатью храбрыми паладинами. Еле удерживаемая дрожь в руках плавно переходила к ногам. Адская боль в костях и словно разъедающие желудок колики требовали героической выносливости и воли. Даже крепкий здоровяк, имеющий недюжинную силу, вряд ли устоял бы и пять минут. Но Руан продолжал стоять. И, мало того, из последних сил он выдавливал из себя широченную улыбку, подчас посвистывая деревенские напевы. Одна лишь мысль о нимфе не позволяла ему сдаться. Он знал, что испустит дух гораздо раньше, чем это сделают мародеры. Но он стоял, улыбаясь изо всех сил. Ради любви, ради Семриаль, которую более не увидит никогда. Надсмотрщик, приставленный к нему, то и дело удалялся из хибары, дабы наполнить свою кружку элем. Именно в эти редкие мгновения Руан мог позволить себе свалиться наземь и корчиться от нестерпимой боли, лихорадочно повторяя ее имя.

Тем временем в амбаре…

– Ты видишь что-нибудь? – осторожно вымолвил один из рыцарей.

– Да! Их больше чем предполагалось.

– Главное, что они пьют, – тихо прохрипел Гаранбар. – Кто-то видел куда повели Руана?

– Кажется, на ту сторону арены, – шепнул свекольный паладин.

– Мы не можем потерять его. Я обещал королю! – из бочки прозвучал отчаянный голос командира. – Планы меняются, господа! Зелье теряет свою силу – более нельзя высиживаться здесь. Предлагаю устроить засаду. Как только заполучим оружие, с боем ворвемся в темницу. К тому времени яд уже сделает свое дело.

– Вы уверены?

– Надеюсь… – робко бросил командир.

Долго и утомительно ждали паладины. Однако среди мародеров не нашлось ни единого любителя овощей. Ситуация требовала скорейшего вмешательства. Ведь напасть на опытных воинов без оружия и брони было безумием. И вдруг судьба им улыбнулась. Хотя сложно было назвать это улыбкой. Скорее язвительная ухмылка, которую паладины, увы, не заметили. Внезапно прозвучал горн мародеров. Огромная яма, укрытая деревянными досками, посреди пиршества вдруг обнажилась. Несколько воинов выложили небольшой ящик, переполненный тупыми и ржавыми клинками прямо перед взором рыцарей.

– Это шанс! – радостно промолвил один из воинов.

Вслед за оружием на арену под бешеный визг и плач вышла откуда не возьмись дюжина детей, подгоняемая толстой плетью из конского хвоста. Гаранбар был наслышан о пристрастиях Кломнута, поэтому тотчас представил скорый ужас.

– Гиены готовы? – торжественным голосом изрек полурослый старик.

Тот, кому предназначался вопрос, с безумной улыбкой кивнул головой.

– Выводите! – приказал Кломнут Душегуб.

Ждать было нельзя. Еще немного— и этих испуганных до смерти ребятишек скормили бы голодным монстрам, на потеху извращенной публики. Да и Руан, вероятней всего, нуждался в помощи. Собравшись с духом, заранее прощаясь друг с другом, тридцать храбрых паладинов с голыми руками и под боевой клич Кесгора кинулись на вражью свору. Вооруженные ржавыми клинками, предназначенными для арены, они уничтожали мерзких головорезов один за другим. Более четырехсот кровожадных убийц накинулись на них. Несколько десятков пали, не успев достать оружие из ножен. Завязался неистовый бой. Кесгорские паладины пытались прорваться к темнице, однако все было тщетно: их слишком мало, а ржавые клинки просто-напросто рассыпались под натиском зазубренной северной стали. Несколько раненых паладинов повалились на землю. Собрав своих собратьев в плотное кольцо, Гаранбар и его небольшой отряд яростно защищались, готовые погибнуть на поле брани. Вдруг громкий возглас Душегуба— «В плен, только в плен!» —отменил их час смерти. Туго связанные грубой веревкой они были брошены к ногам вождя. Как сильно загорелись его глаза привычным хищным взглядом! Его совершенно не волновали вразброс валяющиеся трупы соплеменников, отдавших свою и так бесчестную жизнь ради поимки незваных гостей. Он предвкушал иное: новая забава! Кломнут мигом приказал убрать этих «тощих недоносков» (так он обычно отзывался о пленниках, исхудавших от недоедания) обратно в клетку. Подняв с земли истекающего кровью паладина, он застыл от изумления. На плече у пойманного рыцаря гордо красовался боевой герб Кесгора— трехглавый феникс с изогнутым драконьим хвостом. Не раз носители этого благородного знамени чуть было не лишали головы неуклюжего толстяка. Не раз оставляли шрамы на лице Далагула. Но ни разу в своей жизни он не имел чести лично расправиться с Кесгорским паладином. Неужели в сети попали его заклятые враги? Это был лучший подарок в его жизни. По крайней мере, так считал сам Душегуб. Он хохотал от счастья, как злорадное дитя, заставшее в чаще муравьиный рой. Мерзкий лай изголодавшихся гиен и звон зазубренных мечей об щиты нетерпеливых мародеров торопили разум Душегуба. Он игривыми глазами выбирал первую жертву. Большинство паладинов были ранены и обессилены после жестокой бойни, и Гаранбар, как истинный командир, добровольно вызвался вступить в этот небольшой ад, в виде плоской ямы.

– Я!

– Что, что, что? Я не расслышал. Кто это сказал? – притворно обернулся Кломнут в сторону отважного паладина.

– Я готов выйти! – вновь повторил Гаранбар. – Ты хочешь зрелища? Я один тебе его дам!

– Говорят, моего брата прикончил некий кесгорский храбрец… – его взгляд пробежался по телу паладина, словно два изрядно мерзких тарантула. – А еще говорят, он не совсем человек, раз уж сумел прикончить самого Далагула.

– Он был обыкновенным мерзавцем. Но ты на порядок ниже своего брата. Клинок разрезал его голову вдоль! Он не успел даже издать вопль. – бесстрастно бросил Гаранбар.

– Неужели мне повезло дважды? – завизжал от радости Кломнут и, устремив взор к небесам, громогласно обратился к брату, будто душа этого убийцы смогла достучаться до звезд – Ты видишь кого я поймал, Далагул? Ты видишь? Я не убью его быстро. Нет…

Гаранбар добился своего. Связанный, в окружении своры врагов, паладин сумел задергать за нужные ниточки вожака и теперь, предводитель мародеров играл по его правилам. Он знал, что убийцу Далагула ждет медленная, мучительная смерть. И именно на это и потратят головорезы свои последние часы. До остальных паладинов они вряд ли доберутся

– Ну что ты готов, вонючая псина? – плюнул Душегуб в лицо рыцаря – В отличии от Далагула ты будешь вопить. Долго вопить – язвительно улыбнулся вожак.

Кломнут искрился от предвкушения крови и, похлопывая в ладони, приказал развязать руки пленнику и бросить его на арену. А сам торопливо, мелкими шагами, устремился на свой трон, представляя себя царем. Гаранбар печальной улыбкой попрощался с товарищами, еле сдерживающими горечь предстоящей потери. Но он не собирался умирать. Он был готов биться до рассвета. Держа в руках изживший себя клинок, он спустился вниз по веревке, которую тут же свернули обратно. Замкнутому в смертоносном кольце, ему оставалось лишь одно – бороться! Прозвучал боевой горн, и Гаранбар с ужасом узрел сквозь прутья клетки, как приближается звериная морда, обнажившая слюнявый оскал. Паладин приготовился. Ему никогда не доводилось биться с гиенами. Он сражался против головорезов, против боевых собак, слонов, защищался от медведя. Даже когда-то усмирял льва. Но гиена вызывала ужас. Зарыв кожаные ботинки поглубже в песок, крепко зажав рукоять клинка, воин затаил дыхание. И клетка распахнулась. Обезумевшая гиена мчалась на паладина, поднимая за собой клубы пыли. Скоро соперники столкнулись, скрывшись в пыльном тумане. В вихре были слышны лишь рев зверя и глухой шум. Пленники с нетерпением глядели в безликую серость поднявшегося песка. Кломнут, очарованный зрелищем, высунулся всем телом, стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь. Но тщетно. Еще несколько мгновений— и клубы серого тумана прорезала алая струя долгожданной крови, подобно лучам солнца, прорезающим темень. Головорезы ликовали. Кломнут и его свита злорадно захохотали, узрев на песке кровь Кескорского воина. Чаши наполнились элем, а клинки непрестанно бились о деревянные щиты, создавая невыносимый для слуха гул. Но стоило рассеяться дыму, как исчез и пыл разбойников. Чрез пыльную муть показался силуэт человека. Чудовище, что несколько секунд назад мчалось в сторону воина, бездыханно лежало под его ногами, сраженное клинком в горло. Кесгорские пленники, не сдерживая радость, одушевленные победой, хором произнесли боевой клич, раздражая слух мародеров ненавистным пением. Кломнут был в бешенстве. Убить разом Кесгорских воинов – означало сдаться, сломить колено перед их железной волей. Даже сейчас, взяв их в плен, имея над ними полное превосходство, Душегуб ощущал горький привкус поражения. Он еще не успел сломить их волю, не заставил тонуть в собственном отчаянии. Но игра не окончена, и вожак, на радость убийцам, громко объявил:

– Битва продолжается! Выпускайте двух гиен!