Цитаты из книги «В Питере жить: от Дворцовой до Садовой, от Гангутской до Шпалерной. Личные истории»

мостом – Петроградская сторона, Большой проспект. Петроградская – тоже остров. Но почему-то этого нет не только в названии, но и в ощущении, уже не островном, а словно бы материковом. Мы теперь живем здесь, на Большой Пушкарской улице. Помню, как защемило сердце, когда, переехав на Петроградскую, я в первый же день вышла на Большой проспект и посмотрела в сторону Васильевского, в сторону той, уже бывшей жизни, в сторону дома, в котором я прожила двадцать, а Борис – сорок лет и где умерла его мать, моя любимая свекровь, с которой я по-настоящему дружила. Ей первой всегда рассказывала свои новости, возвращаясь с работы. Тот дом и был связан с моей первой работой, первой газетой. А первая газета, как первая любовь, не забывается никогда.

Васильевский – место совершенно мистическое. Недаром Бродский, никогда на острове не живший, пожелал здесь умереть. «На Васильевский остров я приду умирать». На Васильевском одно из старейших в городе кладбищ – Смоленское. «А Смоленская нынче именинница», – писала Ахматова в тот день, когда неподалеку от Смоленской церкви опускали в землю гроб с телом Блока. Блоковская дорожка до сих пор значится на кладбище, хотя прах поэта по варварской нашей традиции давно перенесли на Волково. Ветер, и вода, и старинные XVIII века дома, и прямые линии (линии, а не улицы!) – вот что такое Васильевский. В. О., Первая линия, дом 48, квартира 7 – выводила я на конвертах, смутно представляя себе, что это за Первая линия и уж, конечно, не догадываясь, что буду там жить. «Мы не знаем своего будущего», – прозорливо замечал Булгаков. Первая и Кадетская линии – самые, пожалуй, красивые на Васильевском. Великолепное здание Академии российской словесности, в которой бывал Пушкин, церковь Святой Екатерины, особняк баснописца Крылова… «Как щелочка чернеет переулок» (Ахматова) – это тоже здесь, в двух шагах от Первой линии, что одним своим концом упирается в набережную, а другим – в Тучков мост. За

но, стоило мне свернуть во дворы, мимо лишней Ахматовой в сквере

Памятник не был воздвигнут, но камень продолжал угрожающе торчать, как на распутье: «Налево пойдешь – направо пойдешь…» Наконец к юбилею Победы виртуальный Ленин был заменен четырехгранным обелиском с золотой звездой, намекая Московскому вокзалу, что это Ленинград на самом деле город-герой, а не Москва (как оно и было после войны). Народ тут же прозвал монумент «крестовиной» (симметричная ей «стамеска» на въезде в Питер по шоссе уже возвышалась ранее).

Станция сохранила круглую форму, объем и купол церкви (Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени В. И. Ленина, так

Я ведь помню, как взрывали настоящую Знаменскую церковь, чтобы построить на ее месте станцию метро «Площадь Восстания!»

В тот день – у Глеба Горбовского. Он жил тогда на Пушкинской улице, между чудесным первым памятником Александру Сергеевичу и Невским проспектом. Я набрался, Инга еле тащила меня.

Эрмитаж – это музей, который не спускается вниз: ты должен подняться на его уровень

Много, много позже пришло знание, что подьячие – это низший административный чин в русском государстве XVI–XVIII веков, люди, умевшие читать и писать, и работа их состояла в том, чтобы помочь неграмотному человеку написать нужный документ. Подьячие служили в приказах, местных государственных учреждениях, работали на

Подьяческая, Фонтанка, Садовая, Юсуповский сад, Исакий… Со временем радиус расширился, появились и Васильевский остров, и Петроградская сторона, и регулярные прогулки по книжным магазинам Ленинграда. Большой проспект Петроградской стороны был одной из самых книжных улиц, наряду с Невским проспектом, а «Подписные издания» на Литейном в те времена были огромным книжным пространством, окунуться в которое считалось счастьем…