Глава 7

Алиса.

Захожу домой, уставшая, нетвёрдо стоящая на подкашивающихся ногах.

– Я дома! – Кричу с порога.

Топ-топ-топ.

Маленькие ножки шлёпают по полу.

– Ма-а-а-ма приехала! – Лёля с разгона врезается в мои колени. Обнимает со всей силой, на которую способна.

– Привет, искорка, – лохмачу огненную макушку. – А где наша Карина?

Сгребаю дочь в объятия и целую звонко в усыпанную веснушками щёчку.

– Карина на подзарядке.

– Делает зарядку? – Удивляюсь. Не замечала раньше за сестрой тяги к спорту.

– Да нет, мам, – морща носик, смеётся Лёля и диктует мне по слогам: – Она под-за-ря-жа-ет-ся.

С дочкой на руках прохожу в зал. Карина, с видом глубоко несчастного человека, валяется на диване, закрыв глаза предплечьем.

Карина сейчас учится в педагогическом, а так как снимать собственное жильё она не хочет, ей приходится помогать мне с дочкой, когда я застреваю на работе или разруливаю жизненные катастрофы вроде сегодняшней.

– Подъём, – толкаю сестру в бок.

– Да не сплю я, – бубнит. Садится, зевая, и сканирует меня взглядом. – Бог мой, Алиса, ты выглядишь…

– Так, будто мой придурошный бывший сначала перекупил моё издательство, довёл меня до ручки, вынудил уволиться, а потом на серьезных щах заявил, что увольняться мне не положено?

– Ну… Я хотела сказать «нервно», но твой вариант тоже неплох, – соглашается Карина, и Лёля серьёзно кивает, будто всё понимает.

Вообще-то, я бы не удивилась, если бы она и правда поняла: в свои четыре года она так рассуждает, что иногда я ощущаю себя несмышлёным ребёнком в нашем тандеме.

– Мама, кстати, у меня для тебя важные новости, – торжественно объявляет Лёля, поправляя свою аккуратную косичку.

– Да, слушаю внимательно.

– Меня Андрюша в садике обижает.

Хмурюсь, чувствуя, как моя материнская ярость моментально набирает обороты.

– Как обижает?

– Обидно!

– Что именно он делает? Он ударил тебя? Толкнул?

– Нет, мам. Ну, он задирается. Мои игрушки отбирает, а ещё… Ещё за косичку дёрнул.

– Ох уж эти мужчины, – вздыхаю. – Лёль, да он просто тобой увлечён.

– Увлечён?

– Нравишься ты ему.

– Странный он. Почему, если я ему нравлюсь, он ведёт себя как дурак?

Карина хихикает, а я поджимаю губы, обдумывая ответ.

Ох, Лёля, если бы я знала, я бы, наверное, карьеру психолога построила!

– Видишь ли, Оленька, мужчины почти всегда ведут себя как дураки, когда им нравится женщина.

– Почему?

– Кто ж их знает? Наверное, гормоны шалят.

– Гор-мо-ны, – медленно повторяет Лёля, будто пробует слово на вкус. – Мам, а почему эти гормоны шалят? Их что, мама не воспитала?

Карина давится смешком, а я начинаю задумываться, не готовлю ли я себе проблем на будущее, прививая ребёнку излишне скептическое отношение к мужскому поведению.

– Это длинная история, искорка. Как-нибудь, когда ты подрастёшь, я тебе всё объясню.

На кухне завариваю чай, разливаю по чашкам. Зову девчонок к столу.

Лёля появляется с моим калькулятором в руках, щёлкает по кнопкам с максимально серьёзным видом, как будто решает судьбу бюджета нашей семьи.

– Что считаешь?

– Я хочу узнать, сколько денег нужно, чтобы купить садик, и всех детей отправить к бабушке на каникулы.

Бровки Лёли хмуро сведены над переносицей, губки сложены суровой линией.

Иногда я смотрю на неё и невольно думаю, что она просто копия Максима. Тот же сосредоточенный взгляд, те же манеры.

И если бы не её ярко-рыжие волосы и веснушки, я бы даже решила, что моего в ней ничего нет.

– А мой блокнот случайно не у тебя? – спрашиваю я, надеясь вернуть в хозяйство ещё какие-нибудь украденные офисные принадлежности.

– Нет, твой блокнот скучный, – отмахивается она, забрасывая калькулятор на стол.

Карина ловит мой взгляд.

– Алиса, я хотела напомнить, что у меня со следующей недели начинается практика в училище, – сестра разворачивает конфету, сует целиком в рот. – Не шмогу быть так чашто на подхвате.

– Сначала прожуй – потом говори, – журит пальчиком Лёля.

– Вот, слушай ребёнка. Я помню про твою практику, не переживай.

– Справитесь?

– Куда мы денемся? Конечно, справимся.

В конце концов, не могу же я держать бедную девочку в заложниках, лишая её будущей карьеры.

– А про бывшего… Ты не шутила, да?

Закатив глаза, хватаюсь за горячую чашку чая.

Одной лишь мысли о Куравине достаточно, чтобы озябли от холода кончики пальцев.

– К сожалению, это чистая правда. Максим Куравин действительно выкупил издательство и меня впридачу. Можешь поздравить меня с чудесной встречей с прошлым.

Лёля внимательно смотрит на меня, как будто что-то обдумывает. Вижу, что зреет в её голове очередной «взрослый» вопрос.

– Мам, а почему твой бывший тебя купил?

Я вращаю глазами, представив на мгновение, как завтра Лёля со святой простотой четырехлетки объявляет всем в садике, что маму купил её бывший. В этом возрасте у детей ведь нет тормозов: все, что приходит на ум, тут же озвучивается.

– Искорка, я не так выразилась. Он просто купил компанию, в которой я работаю.

Лёля серьёзно смотрит на меня, чуть склонив голову вбок.

– А почему это плохо?

– Потому что… Потому что он, Лёля, надутый индюк, который диктуем всем, как им жить, работать и даже дышать! Вечно всем недовольный. Мама его не научила улыбаться!

– Ему просто нужно дать конфету.

– Конфету?

– Если кто-то грустный, надо ему дать конфету и включить мультики. Мне это всегда помогает.

Она быстро стягивает со стола конфетку, суёт её в карман и убегает к себе в комнату, оставив нас с Кариной обескураженно смотреть ей вслед.

– У тебя очень мудрая дочь. Прислушайся к совету.

– Он растоптал меня, а я ему конфеты потащу? Может, мне ему ещё букет заказать? Он козёл. Ненавижу!

– М-да, печалька… И когда ты собираешься рассказать ему про Лёлю?

– Сбрендила?! – Шиплю на сестру, гневно сверкая глазами. – Я ни за что о ней не расскажу!

– Но он же отец, он имеет право знать.

– Не имеет! Он – не имеет! Лёля только моя. Точка. Когда я давала ему шанс узнать о ней, он отказался меня слушать. Теперь я отказываюсь говорить. Он выбрал холдинг, а не семью.

Карина озадаченно чешет затылок, медленно и громко отхлёбывает чай.

– Да что плохого произойдёт, если он узнает?

– Вот именно! Я понятия не имею, что может произойти. Меня устраивает моя нынешняя жизнь, и я ничего в ней менять не планирую. Куравин непредсказуем. Вдруг в нём взыграют отцовские чувства и он решит своё отсутствие компенсировать гиперприсутствием? Оно мне надо, скажи?

– Нет, но…

– Или, что ещё хуже, Куравин воспримет за личное оскорбление тот факт, что я скрыла от него дочь. Он может провести ДНК-экспертизу и забрать у меня дочь, лишив родительских прав. Поверь мне, у него хватит и денег, и влияния.

– Ты серьёзно думаешь, что у него хватит совести, чтобы такое провернуть?

– У Куравина нет совести, Карина. Поверь мне, я знаю это наверняка.

Карина долго молчит, задумчиво теребя край своей кофты.

– Ну и что ты собираешься делать с этим свалившимся на голову «счастьем»?

Смотрю куда-то сквозь неё, глубоко вгрызаясь в собственные мысли.

– Это война, Карина. Я объявлю ему войну.

И начнётся она уже завтра.

Глава 8

Алиса.

Я собрана, уверенна, настроена на победу.

Как иначе, когда на мне любимое платье: тёмно-синее, строгое, но подчёркивающее каждый изгиб тела. Чувствую себя в нём на все сто!

Настроение на высоте – боевое! Сегодня мне море по колено, и никакой Куравин не испортит этот чудесный день.

Створки лифта разъезжаются в стороны.

Я сразу вижу его.

Максим стоит в конце длинного коридора, сжимая подмышкой стопку документов. Хмурый, как всегда, словно сама вселенная ему в кофе плюнула с утра.

Наши взгляды пересекаются.

Уголок его губ чуть вздрагивает, но это скорей смахивает на конвульсию, нежели улыбку.

Вышагиваю к нему, чувствуя, как его взгляд буквально прикипает к моим бедрам, вырисовывающим в воздухе восьмёрку. И внутри меня взрывается первый фейерверк, знаменующий маленькую победу женщины над мужчиной.

Этап первый – деморализовать противника.

Нас с Куравиным разделяет всего несколько метров сгущённого и наэлектризованного воздуха.

Прокручиваю в голове эффектную реплику, с которой пройду мимо него, обдав облаком ненавязчивого парфюма, как вдруг дорогу мне преграждает Роман.

Откуда только взялся, блин?! Всё торжество момента изгадил.

– Алиса, доброе утро! Выглядишь… Вау!

– Спасибо, Ром, – выглядываю из-за его спины на Куравина, который моментально отворачивается, с преувеличенным интересом разглядывая трещину на стене.

– Слушай, тиражи той книги про хоккеиста отпечатаны.

– Правда? Ну, слава всем богам!

– Ага! Вот, тебе экземплярчик спёр. Держи, поставишь на полку к коллекции.

Роман передаёт мне книгу.

У нас всё издательство знает о моём маленьком хобби – я собираю книги, которые самостоятельно вела. Это мои детки. У меня уже солидная коллекция в кабинете, и всякий раз, когда я бросаю взгляд на плоды трудов своих, понимаю, что работаю не зря. Ведь каждая из этих историй нашла своё место в сердцах людей.

Рома мнётся, глядя на меня с необыкновенной серьёзностью.

О, нет!

Знаю я этот его взгляд! Сейчас снова начнутся неумелые подкаты, от которых мне придётся увиливать. Ромкины попытки пофлиртовать заставляют меня сомневаться в человечестве как таковом.

– Тираж уже готов к отгрузке, – сообщает он, награждая меня своей фирменной улыбкой с налётом липкости. – Может, и мы с тобой отгрузимся куда-нибудь сегодня вечерочком, м?

Его ладонь ложится на моё плечо, поглаживает осторожно.

Вверх-вниз.

Бррр…

Чёртово платье! Зря я его надела.

– Ох, Ром, знаешь, я бы с радостью…

– Аксёнова сегодня занята, – Куравин въезжает между нами танком, брезгливо стряхивая с меня руку Романа.

– Занята? – Рома возмущённо вскидывает бровь. – И кем же, позвольте узнать?

– Чем. Она проторчит здесь допоздна, разгребая собственные косяки.

Теперь приходит моя очередь возмущаться.

– Какие ещё косяки?

– Эти, – Куравин припечатывает к моей груди несколько папок. – На этот раз будьте внимательны при заполнении документации.

Резко развернувшись на каблуках своих наполированных до блеска ботинок, он уходит.

Ох, как же он… Как же бесит меня!

Так и хочется крикнуть вдогонку, что главный косяк в моей жизни – это он!

– Прости, Ром, не получится сегодня, – виновато пожимаю плечами и смываюсь в свой кабинет.

Погружаюсь в работу.

Опускаю взгляд к бумагам, а когда поднимаю голову – часы уже показываю обеденное время.

Собираю в стопку все документы, прикладываю сверху заявление на увольнение и иду к кабинету Куравина.

Не то, чтобы я прям надеялась, что в этот раз он это заявление подпишет, но должна же я хотя бы пытаться доставить ему проблем?

Это же война, а не вечер любезностей.

Вхожу, молча бросаю папки на край его стола.

– А вот и двоечница явилась. Быстро вы, – косится он на часы на запястье. – Так хочется побыстрей смыться с работы?

– С чего бы это?

– Не знаю. Может, чтобы повилять хвостом у кого-нибудь перед носом?

– Мой хвост – не вашего ума дело.

– Моего, если это сказывается на вашей работе. А это что? – Поддевает пальцами моё заявление.

Наши взгляды встречаются на мгновение.

– Аксёнова, я не достаточно доходчиво объяснил? Я вас. Никуда. Не отпускаю.

Демонстративно рвёт пополам. Два клочка теперь уже бесполезной макулатуры падают к его ногам.

В ледяном взгляде – абсолютная непроницаемость.

Без единого слова он вручает мне новую кипу документов.

Что ж, ладно…

Пожимаю плечами, беру папки и топаю обратно к себе. По пути беру крепкий кофе без сахара и даже без молока – кажется, день будет сложный.

Снова закапываюсь в работу, да так глубоко, что не замечаю, как Маня входит в кабинет.

– Тебя сегодня не видно, подруга.

– Новый босс заставил делать работу над ошибками. И мне нужно поторопиться, иначе оставят после уроков.

– Ну, тогда у меня для тебя плохие новости, – Маня с хлопком опускает на край стола ещё стопку папок и дарит мне сочувствующий взгляд.

Давлю стон разочарования и злости.

– О-о-о! Господи, что это?

– Куравин сказал, ты знаешь, что с этим делать.

Алиса, держи себя в руках!

Он ровно этого и добивается – чтобы ты взорвалась, вышла из себя. Но ты ведь не доставишь ему такой радости, верно?

Натужно улыбаюсь Маше, двигая к ней то, что уже успела закончить. Сверху – новый экземпляр заявления.

– Передай Куравину, что я с радостью всё сделаю.

– С радостью? – Машка косится с подозрением. – Так и передать?

– Именно так.

Маша уходит, бубня себе под нос о том, что вокруг одни сумасшедшие.

Возвращаюсь к работе.

Пью кофе.

Луплю пустым взглядом в цифры и статистику…

Ненавижу цифры! Я – редактор, я люблю буквы!

Слишком много всего…

Да и кофе во мне уже столько, что у организма, кажется, выработалась толерантность.