Юля.
Понедельник – день тяжёлый, особенно если в расписании стоит урок у восьмого «Б». Эти детишки способны вынуть душу, выпить всю кровь до последней капли и довести до нервного срыва кого угодно за экстремально короткий срок.
Дар, не иначе.
Открываю дверь в кабинет и вхожу.
– Bonjour, madame, – встречает меня нестройный хор голосов.
– Bonjour, les enfants, – обвожу взглядом учеников.
Они поспешно прячут телефоны и шелестят страницами учебника, делая вид, что готовятся к уроку. Матвей сидит за своей партой, оперевшись лбом в сложенные на столе руки.
Прижимая журнал к груди, оглядываю украдкой кабинет.
Кажется, всё чисто.
На доске нет дурацких надписей, на столе – неприятных «сюрпризов».
Откладываю журнал, записываю мелом тему.
Оборачиваюсь.
Матвей сидит, уткнувшись взглядом в стену. Он ни разу не посмотрел в мою сторону с того момента, как я вошла. Либо притворяется прилежным учеником, либо вынашивает очередной план по свержению моей власти в классе.
И я склоняюсь ко второму варианту.
Ладно, посмотрим, насколько хватит тебя в амплуа пай-мальчика.
На какое-то время забываю про Матвея, сосредотачиваясь на занятии.
Урок идёт спокойно. Подозрительно спокойно. Даже слишком.
Ловлю себя на том, что периодически бросаю обеспокоенный взгляд на Матвея, пытаясь понять, не зреет ли в его голове какой-то новый замысел.
Но он просто сидит и молчит.
И выглядит таким подавленным, что моё сердце невольно сжимается.
Дети – это ведь отражение того, что их окружает. Сам по себе ребёнок не рождается плохим, злым или жестоким, но вот обстоятельства и среда вносят значительную лепту в характер каждого человека, особенно маленького и не умеющего еще фильтровать входящую информацию.
– Матвей, повтори, пожалуйста, последнее предложение.
Он поднимает голову, смотрит на меня с лёгкой усталостью в глазах, но повторяет. Без грубости и даже без излюбленной дерзкой ухмылки.
Не трогаю его больше до конца урока.
После звонка дети собирают вещи.
Я тоже откладываю в сторону стопку тетрадей, которую утащу сегодня домой. Складываю в сумку телефон и блокнот.
– Юля Викторовна, – Матвей подходит вплотную к столу, опускает глаза.
– Да?
– Я должен… Мне нужно вам сказать, что… – Он морщится и облизывает губы, словно проглотил только что горькую пилюлю. – В общем, я…
– У тебя что-то случилось?
– Я виноват. Извините, – шепчет на выдохе. Признание явно даётся ему с огромным трудом.
Удивлённо хлопаю ресницами.
Что ж, это правда неожиданно.
– Тебя кто-то заставил это сказать?
Матвей пожимает плечами.
– Нет.
– Правда?
– Нет.
Конечно.
Ян.
Кто же ещё?
– Матвей, вся ценность извинений сосредоточена как раз в их искренности. Но мне всё равно приятно, что ты решился и подошёл.
– Дядя сказал, так будет правильно.
– А ты сам не понимаешь, как правильно?
– Я не знаю, – буркает Матвей, поджимая сурово губы. И очень в этот момент напоминает мне Петрова старшего.
Со вздохом убираю с колен сумку.
– Матвей, где твой папа?
– Он много работает. Редко бывает дома. А когда бывает, ему всё равно не до меня.
– Почему?
– Он ищет маму.
Молчу. Жду продолжения.
И Матвей тоже молчит, смело глядя мне прямо в глаза.
– Что, про маму не спросите?
– Про маму ты мне уже как-то рассказывал.
Матвей усмехается, но в этой усмешке нет веселья, и снова его лицо кажется мне не по-детски озадаченным.
– Я не собираюсь набиваться к тебе в друзья и не ищу твоей симпатии. Я лишь хочу, чтобы каждый из нас мог спокойно делать то, что должен. Я – учить, ты – учиться. И мне кажется, что мы с тобой можем найти компромисс и прийти к взаимопониманию. От себя могу пообещать, что приложу все усилия. Ты мне веришь?
Матвей сверлит меня немигающим взглядом.
Сверлит так долго, что мне начинает казаться, будто он уже забыл вопрос и ничего не ответит.
– Женщинам нельзя верить, – говорит он наконец и уходит.
Обескураженно смотрю ему вслед.
Но ведь это не слова ребёнка!
Какой вундеркинд положил это в голову мальчика? Ян? Отец?
Прописать бы этим умникам профилактической трёпки, чтобы своими установками, основанными на личных разочарованиях и ошибках, не отравляли детям мозги!
Телефон вибрирует в сумке.
Достаю, открываю сообщение.
Роман: Привет, Джульетта! Вчера меня внезапно осенило, что наши имена созданы друг для друга.
Улыбаясь, набираю ответ.
Юля: Если это отсылка к классике, то тебе стоило вспомнить финал, прежде чем писать мне такое.
Роман: Давай просто держаться подальше от яда и кинжалов, и всё будет хорошо. Кстати, я посмотрел фильм, который ты советовала. Очень понравился.
Закидываю сумку на плечо, на ходу печатая сообщение.
Юля: Я несказанно рада!
Выхожу из школы.
От телефона, зажатого в пальцах, зудят ладони.
Кажется, я симпатична этому Роману. А он мне?
Он интересный. С ним интересно общаться.
Но почему-то когда я думаю о романтических отношениях, перед моими глазами вспыхивает образ совсем иной – хмуро сведённые брови, плотно сжатые губы, суровая линия скул…
Чёртов Петров!
Есть лекарство от первой любви?
Пожалуй.
Яд или кинжал…
Телефон вибрирует.
Роман: Не хочешь обсудить сюжет?
Юля: Есть предложения?
Роман: Можно встретиться сегодня и выпить вместе кофе.
Признаться честно, никуда идти не хочется. Но если для того, чтобы избавиться от Петрова, мне нужно выжечь всё напалмом и засеять заново, то так тому и быть.
Юля: С удовольствием.
Пожалуй, мне действительно нужно отвлечься. Ведь тонкие фибры женской души давно уже требуют любви и мужского внимания.
Иконка двигающегося карандашика подсказывает мне, что собеседник набирает ответ.
Прикусываю нижнюю губу зубами. Бегу к своей машине, тупо пялясь в телефон и…
Врезаюсь в кого-то, мягко отпружиниваясь назад от чужой груди.
Телефон, закручивая эффектный тройной тулуп в воздухе, падает на асфальт.
– Чёрт, – шиплю, поглаживая ушибленный лоб.
– Иванова! – Отчитывает меня знакомый голос. – Ты долго будешь в меня врезаться?
– А ты долго будешь вставать у меня на пути?
Ян наклоняется за телефоном, сдувает с него прилипшую сухую травинку. Мажет быстрым взглядом по экрану.
– Живой?
– Повезло тебе.
– Что ты здесь делаешь?
– Приехал за Матвеем, – пожимает плечами Ян и задирает голову к небу. – Погода хорошая.
– Угу.
– Прогуляться не хочешь?
– Ты, кажется, племянника должен забрать?
– Сам доедет, не маленький.
– В любом случае – нет, – делаю шаг в сторону.
Ян тоже шагает, перекрывая мне дорогу.
– Кыш.
– Выпьем кофе, поболтаем.
– Сегодня у нас нет занятия, – шагаю в другую сторону, но Ян снова преграждает путь своей массивной грудью.
– Знаю. Я не хочу французский, хочу просто… Диалог.
– Увы, я занята.
– Да брось, Иванова! – Прищуривается Ян. – Чем ты можешь быть занята?
– Тебя это не касается.
– Дай угадаю: тебя ждёт незаконченная вышивка крестиком? Или, может, сегодня очередная встреча тайного собрания любителей старинных открыток? Лото?
Он растягивает губы в той самой фирменной улыбке, от которой хочется то ли треснуть его хорошенько, то ли…
Нет. Не продолжай эту мысль, Юля! Держи при себе свои оголодавшие фибры!
– Ха-ха, – закатываю глаза. – Боже, какой же ты юморист! Вынуждена тебя разочаровать, но у моих планов на сегодняшний вечер совершенно иной вектор.
Лицо Яна мрачнеет.
С него тут же слетает всякая весёлость, и от задорной улыбки не остаётся и следа – вместо этого губы его привычно поджимаются, а подбородок упрямо выдвигается вперёд.
– Да неужели? Что за вектор? – Глаза сужаются, превращаясь в узкие щелки. – Ужин при свечах? Романтическая прогулка? Или что-то более интересное?
Я сжимаю телефон в руке, стискиваю зубы.
– Ян, отойди. Я не стану с тобой это обсуждать.
Он медленно делает шаг в сторону, позволяя мне пройти.
Сажусь в свою машину.
Тук-тук.
Вздохнув, опускаю стекло.
– Что ещё?
– Он тебе не подходит.
– Кто?
– Этот мужик, которому ты шлёшь смайлики. Он тебе не подходит.
– С чего ты взял?
– Просто знаю.
– Боже, Петров, у тебя мания величия!
– А ты зачем-то отрицаешь очевидное. Вангую, ты сдохнешь с ним со скуки.
– Я люблю скуку, ясно? – Зло фыркнув, поднимаю стекло.
Завожу двигатель.
Ян остаётся стоять на месте, наблюдая, как я уезжаю. В зеркале заднего вида его силуэт медленно исчезает, но раздражение, которое он вызвал, остаётся.
Мне нужно отвлечься.
Сегодня я встречаюсь с Романом.
И пускай Петров катится ко всем чертям вместе со своими предсказаниями!
Юля.
Кинув последний взгляд в зеркало заднего вида, поправляю причёску и выхожу из машины. Одёргиваю подол юбки, расправляя её на бёдрах.
Иду к кафе и чувствую себя…
Глупо!
Я сама себе кажусь нелепой курицей в этой яркой сиреневой блузке с кружевным воротничком, узкой юбке, подчёркивающей достоинства фигуры, и на высоченных каблуках. Выпендрилась, надела всё лучшее сразу, чтобы впечатлить мужчину, которого знаю несколько дней.
И для чего, Юля? Признайся честно, зачем ты это делаешь?
Если бы в твоей жизни не объявился Петров, ты бы действительно пошла на это свидание? Или же это способ доказать в первую очередь ему, что ты кому-то нужна?
Это риторические вопросы, и ответов на них я сама от себя не жду, потому что нет ничего больней и нелицеприятней суровой правды.
Толкаю тяжелую дверь, оглядываюсь.
Народу – тьма! Как я узнаю Романа?
– Юля? – Чуть приподнимается с мягкого диванчика мужчина, взмахивая в воздухе рукой.
Из моих лёгких вырывается судорожный выдох. Губы растягиваются в неестественной от волнения улыбке.
– Привет, – подхожу ближе.
– Ты очень пунктуальна, – Роман бросает многозначительный взгляд на экран телефона. – Думал, опоздаешь.
– Не люблю опаздывать.
– Да, я тоже. Обычно предпочитаю приезжать чуть заранее, чтобы…
– Чтобы собраться с мыслями и морально подготовиться ко встрече.
– Точно, – Роман закусывает губу, хватается за меню. – Я пока ничего не заказывал. Чай? Кофе? Десерт?
– Кофе. И, наверное, эклер.
– Возьму то же самое.
Пока Роман делает заказ, я украдкой разглядываю его. Он высокий, подтянутый и хорошо сложенный. Ухоженная щетина, густые тёмные волосы убраны назад. Глаза светло-карие, почти янтарные, тёплые.
О проекте
О подписке
Другие проекты