Глава 8

Юля.

Толпа в холле планетария гудит, словно растревоженный улей. Протискиваясь мимо людей, ловлю запахи попкорна и пережженного кофе из автоматов.

Везде дети, экскурсионные группы, родители с колясками – Петров точно не устроит ничего безумного здесь, слишком уж много свидетелей.

Или я его плохо знаю?

Чем больше здесь нахожусь, тем менее адекватной кажется мне идея проводить занятие в планетарии: вряд ли мы сможем найти даже крохотный уголок, лишённый детских визгов и болтовни.

Кто-то резко хватает меня за локоть, дёргая в сторону.

Вздрагиваю от испуга, сердце сжимается.

– Петров!

– Смотри, сегодня я не опоздал, – Ян улыбается, чуть склоняя голову к плечу.

– Да уж, ты просто…

Проходящий мимо тучный мужчина толкает меня, тараня плечом. Теряю равновесие, неуклюже взмахивая руками, но Ян ловко перехватывает меня за талию, заставляя моё тело оставаться в вертикальной плоскости.

– Не очень-то здесь безопасно, – поджимаю губы.

– Спокойно, училка, – голос Яна звучит у самого уха. – Сейчас разберёмся.

Толпа давит.

Люди проходят слишком близко – задевают, толкают, оттесняют нас к стене. Ян свою руку не убирает, наоборот, притягивает ближе, заслоняя меня своим телом от бурного потока, которому приходится обруливать нас, словно пару мешающих течению булыжников.

– Ян, я серьёзно. Кажется, это не лучшее место для урока французского, – пробую вернуть дистанцию, но он держит меня крепко.

– Ты же хотела много людей? Voilà! – Театральным жестом указывает на толпу.

– Их слишком много!

– Тебя не поймёшь, Иванова. Ладно, предположим, эту проблему мы решим через… – Он поднимает руку, смотрит на часы на запястье. – Три, два, один…

Ничего не происходит. Ян неудовлетворённо морщится.

– Ну давай же!

– Что должно случиться?

– Погоди, всю магию сломаешь. Через три, два, один…

По холлу прокатывается тревожный звук сирены. Громкий электронный голос заполняет пространство:

– Внимание! Пожарная тревога! Просим всех немедленно покинуть здание! Пожарная тревога!..

Люди, паникуя, нестройной вереницей тянутся к выходу. Я тоже машинально разворачиваюсь, чтобы слиться с толпой и покинуть потенциально опасное место, но Ян крепко перехватывает меня за запястье.

– Не туда.

– Ты слышишь? Пожар!

– Не пожар, а учебная тревога.

– Откуда ты знаешь?

Смотрю на него в упор, пытаясь по расслабленному лицу прочитать ответ, но Ян только усмехается и пожимает плечами.

– Догадался.

– Догадался. – Передразниваю. – Это чистая случайность?

– Ну… Нет, не совсем.

– Ян.

– Юля.

Закатываю глаза.

– Скажи мне, что массовая эвакуация людей из планетария – не твоих рук дело.

– Чисто технически – не моих. Я просто дал лёгкий толчок событиям, а дальше вселенная сама всё сделала.

– Ты устроил эвакуацию, чтобы сорвать урок?!

– Что? Нет! – Петров делает вид, что ужасно оскорблён. – Я устроил эвакуацию, чтобы у нас был лучший урок!

Мы идём наперерез потоку людей.

Петров тащит меня за собой, так крепко сжимая ладонь, словно боится, что я потеряюсь здесь, как маленькая девочка.

– Ян, это… Это же…

– Гениально?

– Безответственно!

– О, неужели? – Он останавливается и оборачивается, глаза его светятся мальчишеским озорством. – Но ты ведь не сбежала. Ты здесь. Со мной.

– Нам нужно уйти.

– Куда? К выходу, как все остальные? Скучно.

– Нас накажут!

– Ты вообще когда-нибудь нарушаешь правила, Иванова? М? Самое время начать.

– Ян…

– Юля…

– Нас арестуют, впаяют штраф или, и того хуже, посадят в обезьянник на пятнадцать суток.

– Пятнадцать суток французского языка! – Мечтательно вздыхает Петров. – Что может быть чудесней?

– Ты вообще меня слушаешь?

– Слушаю. Внимательно. С огромным удовольствием. Продолжай, мне нравится, когда ты говоришь.

– Я серьезно!

– Я тоже, – улыбается Ян, наслаждаясь моим замешательством.

Мы стоим посреди совершенно пустого зала.

Замолкаем оба, и теперь тишина кажется особенно глубокой, поглощающей, как если бы мы действительно оказались в открытом космосе.

По стенам мерцают проекции далёких галактик, туманностей и сверхновых звёзд, вспыхивающих и угасающих в бесконечности.

Огромный купол над головой испещрён миллиардами ярких точек, и, если задержаться на них взглядом подольше, может показаться, что они медленно дрейфуют в вечности.

В центре зала парит массивная голограмма Чёрной дыры, её границы искривляются, затягивая свет внутрь, создавая ощущение зыбкости реальности.

– Ну что, училка, устроим настоящий урок?

– Урок чего?

Ян делает шаг назад и раскидывает руки, указывая на космос вокруг.

– Урок жизни. Свободы. Французского, в конце концов.

С укором качаю головой, но всё же иду за ним вдоль подвешенных за прозрачные крепления моделей планет.

На тёмных стенах сияют имитации далёких галактик, неоновыми спиралями закручиваются туманности.

– Начнём с основ. Le Soleil.

– Солнце. Это понятно, – хмыкает Ян.

– Mercure, Vénus, la Terre… – Перечисляю планеты, но взгляд Яна почему-то прикован не к ним. Ко мне. – Jupiter, Saturne…

Ян подставляет указательный палец под модель Сатурна, придаёт ему ускорения лёгким толчком ладони.

Сатурн вращается, как баскетбольный мяч.

– Самая несчастная планета, – хмыкает Ян.

– Почему?

– Окольцована.

– Юморист. А ты у нас, значит, противник браков?

– Знаешь, Иванова, как говорят: хорошее дело браком не назовут.

– О, цитируешь великих!

– Даёшь общество, свободное от брачных оков!

– Ты мог бы быть революционером, – бросаю находу и иду дальше.

– Возможно, я и есть революционер, – Ян идёт за мной, засунув руки в карманы брюк. Запрокидывает голову, разглядывая искусственное звёздное небо. – Бросаю вызов системе, веду за собой людей, свергаю старый порядок…

– Да, и устраиваешь фальшивую пожарную тревогу забавы ради.

– Ну вот, опять ты обесцениваешь мою гениальность.

– Я бы сказала, это не гениальность, а подростковое бунтарство.

– А ты у нас значит взрослая и серьёзная девочка, да?

– Конечно.

– Хочешь проверить?

– Что?

Вместо ответа Ян вдруг запрыгивает на платформу в центре зала, расправляет плечи и, заложив руку за спину, открывает рот.

– Allons enfants de la Patrie!

Я вздрагиваю от неожиданности.

– Ян, ты с ума сошёл?!

Он лишь делает шаг вперёд, возвышаясь надо мной. Его бархатный голос заполняет зал.

– Le jour de gloire est arrivé!

Ян поёт громко. С надрывом. Голос его отражается эхом от купола. Планеты под потолком дрожат в свете софитов.

Не знаю, смеяться мне или закрыть лицо руками от стыда.

– Петров, слезь оттуда немедленно! Так нельзя!

Но он, конечно, не слушает.

Он буквально живёт моментом – воображает себя революционером, стоящим на баррикадах с алым знаменем в руках. Революционером, ведущим народ в бой под величественный марш «Марсельезы».

– Contre nous de la tyrannie, l’étendard sanglant est levé!

Не сдержавшись, хохочу.

Он такой дурак! Но, чёрт, как же хорош он в этом образе.

Ян спрыгивает вниз, приближается ко мне.

– Что это было?

– Домашнее задание, – делает ещё пару широких шагов.

– Но почему «Марсельеза»?

Ян останавливается совсем рядом.

– А почему нет? – Поддевает меня пальцем за подбородок. – Итак, училка… Революция или смерть?

Его губы близко-близко…

И горячее дыхание опаляет мои щёки.

Мысли скачут синусоидой, беспорядочно переключаясь с русского на французский и обратно, а потом вдруг стихают, превращаясь в прямую линию, констатирующую смерть моей способности думать трезво.

Боже, Иванова! Очнись!

О чём ты вообще думаешь?!

Он ведь снова издевается, как тогда, как раньше! Как…

Зажмуриваюсь. Отступаю на шаг.

– Лучше… Лучше просто французский.

Ян кивает, закусывая губы.

– Как скажешь, – разворачивается резко на пятках.

Идёт вперёд, в следующий зал. Не оглядывается, находясь в полной уверенности, что я следую за ним.

А я следую.

В этой части планетария царит дух первооткрывателей. Вдоль стен установлены капсулы и модули, уменьшенные копии реальных кораблей, бороздивших космос. Здесь темно, освещение приглушённое, и только отдельные экспозиции подсвечены холодным неоновым светом.

В углу под стеклом лежит подлинный лоскут ткани с теплозащитного покрытия спускаемого аппарата – обугленный, потрёпанный, но вернувшийся домой.

– И всё же, – останавливаюсь у макета шаттла. – Почему ты против брака?

Лицо Яна отражается рядом с моим в стекле витрины.

– Я не против брака, – его глаза смело встречают мои. – Я против любого рода зависимостей. А зависимость от человека – самая жуткая из всех.

– У нас у всех есть зависимости, это нормально.

Ян ухмыляется.

– О да, готов поспорить, ты жить не можешь без своей коллекции… Хм, марок? Красивых пуговиц? Или, может, фигурок китайских котиков, которые машут лапками?

Прикрываю ладонью рот в притворном возмущении.

– По-твоему, я настолько скучная?

– Естественно. Скажи ещё, что я не прав.

Выдерживаю драматичную паузу.

– Не прав. Я коллекционирую билеты из кино и музеев.

Ян хохочет.

– Боже, Иванова, да ты самый скучный и предсказуемый человек в мире!

– Ну прости, что не собираю черепа редких птиц! – Отворачиваюсь. Но чувствую на себе его пристальный, внимательный взгляд. – Как ты вообще устроил всё это с пожарной сигнализацией?

– Планетарий принадлежит моему другу.

– И он согласился лишиться прибыли за целый выходной день ради твоей прихоти?

Ян делает неопределённый жест.

– Ну, предположим, прибыли он не лишился.

– Во сколько же тебе обошёлся сегодняшний урок? – Взлетают шокировано мои брови.

– Не дороже денег. Деньги вообще ничего не стоят, если на них нельзя купить эмоции, – улыбка Яна меркнет. – Вот ты, Иванова, испытываешь сейчас эмоции?

Эмоции.

Испытываю ли я их? О, определённо!

Но совсем не те, что мне хотелось бы.

Игнорируя последний вопрос, ухожу вглубь зала, надеясь что физическая дистанция поможет разорвать и этот ненужный ментальный контакт, который между нами установился.

Останавливаюсь у макета «Аполлона-11», с преувеличенным интересом всматриваюсь в маленькую фигурку космонавта, шагающего по серой, пыльной поверхности Луны.

Становится очень тихо – шагов Яна тоже больше не слышно.

Оглядываюсь.

Он сидит на скамье напротив экспозиции высадки на Луну. Спина прямая, руки сложены на коленях, а взгляд устремлён куда-то в пустоту. Над ним – огромный экран, на котором вращается Земля, такая родная, но такая далёкая. И Ян – словно астронавт, застывший в одиночестве среди безграничного космоса.

Вокруг него – холодная тьма, безвоздушное пространство.

Никого рядом.

И в этот момент он кажется мне самым одиноким человеком во всей Вселенной.

– Ян, я думаю, что… – Договорить не успеваю. В моей сумочке звенит будильник.

– Ты думаешь, что наше занятие подошло к концу?

– Похоже на то.

– Домашнее задание будет?

– Да, нужно… Нужно выучить стихотворение. На этот раз выбери что-то без призывов к защите революционных идеалов.

– Понял, – усмехается Ян, но взгляд его остаётся странно-печальным. – Выход сама найдёшь?

– Найду.

– Да, кстати. Это тебе, – лезет во внутренний карман пиджака, достаёт билет в планетарий, вкладывает в мою ладонь. – Для коллекции. До субботы, Иванова.

Уходит, оставляя меня в непонятном смятении.