Вопреки моим ожиданиям, работа позволяет мне немного расслабиться. Возможно потому, что я очень давно не переводила синхронно и, чтобы не упасть в грязь лицом, мне приходится сконцентрироваться на китайской грамматике, а не на перипетиях своей личной жизни. А может быть во время переговоров Смолов сознательно отошел на второй план, чтобы лишний раз меня не нервировать и не испортить тем самым важную для него сделку. Раньше он очень тонко улавливал оттенки моего настроения – лицемер и хороший психолог, это ли не идеальные качества успешного политика…
Когда два часа спустя на бумагах, заранее подготовленных юристами, появляются символические подписи, знаменующие начало российско-китайского сотрудничества, я бросаю взгляд на часы.
Теперь начинается неофициальная часть, на которой я не нужна. Моя миссия здесь практически завершена. Время, которое мы обговаривали с Агеевым, истекло. Меня ждут хороший гонорар, который покроет основные расходы на месяц вперед, и мой ребенок. И я ни о чем не жалею. Тем более, Смолов последние двадцать минут на беглом английском переговаривается с членами делегации и на меня не обращает никакого внимания. Я могу просто уйти и никто не заметит.
Прощаюсь. Пишу Агееву, что закончила и хочу уйти. Получаю на это его благословение и почти сразу же на счёт падает гонорар. Ого, да тут еще и щедрые чаевые, походу. Приятно. Игорь Сергеевич, в отличие от других работодателей в сфере переводов, никогда не заставляет меня ждать оплаты.
Снова шикую и беру такси – ехать на автобусе на каблуках и в костюме будет глупо, к тому же, времени в обрез. Еще надо забежать в магазин, купить Кате хотя бы тортик за помощь с Павликом.
Обратная дорога занимает минут двадцать. Оплатив поездку, прошу таксиста остановиться перед супермаркетом. В отделе со сладостями покупаю набор пирожных в подарочной коробке, спешу забрать сына. Но когда до многоэтажки, где живут Городецкие, остается лишь один переход по зебре, дорогу мне перегораживает идеальный чёрный БМВ. И по тому, как резко открывается задняя дверца, из которой появляется широкоплечая фигура Смолова, я понимаю, что это не простая случайность…
– Ты следил за мной? – выдыхаю потрясенно, встречаясь взглядом с мрачными глазами Андрея.
– Ты так резко сбежала, никого не предупредив, – произносит он насмешливо. – Я не мог позволить тебе проделать тот же трюк во второй раз.
– Я не сбегала, – отвечаю воинственно. – Моя работа закончилась. Я ушла, потому что у меня есть другие дела.
– Я тебя не отпускал.
– Ты? – на мгновение я даже немею от его наглости. – Ты меня не нанимал, чтобы иметь право меня отпускать.
– Технически, заплатил тебе я. Через Агеева, ладно. Но это не меняет факта…
– Не меняет факта, что ты остался таким же эгоистичным и заносчивым…
Окончание фразы умирает на моих губах.
Андрей вдруг резко приближается ко мне, так что между нами остаются считанные сантиметры и до меня доносится терпкий аромат его одеколона, и склоняет голову, смеривая меня внимательным взглядом.
– Поэтому ты сбежала три года назад? – спрашивает внезапно серьезно.
– Я не сбегала. Я уехала, – поправляю я, хотя сама знаю, что лгу. – И вообще, удивлена, что ты заметил, учитывая наличие у тебя супруги.
– Больше нет, – отвечает быстро, но будто нехотя.
– Что? – уточняю непонимающе.
– Супруги больше нет. Мы в разводе, – поясняет хмуро.
Он явно не привык давать какие-то объяснения. И ему эта роль не нравится.
– Мне до этого давно нет никакого дела, – бросаю я и делаю попытку обойти Смолова. – Твоя жизнь меня не касается.
– Нам надо поговорить, – он хватает меня за руку, не позволяя уйти.
– Не о чем мне с тобой разговаривать! Отпусти.
– Жень… – его тон меняется на более миролюбивый, вкрадчивый, от которого у меня по спине внезапно бегут мурашки.
– Не надо мне «женькать», Смолов! Мы с тобой чужие друг другу люди. Дай пройти. Меня ждут.
Он оборачивается, окидывая подозрительным взглядом многоэтажки, потом снова смотрит на меня.
– И кто же тебя ждёт? – спрашивает напряженно. Словно у него есть какое-то право интересоваться моей жизнью, словно мы все еще связаны… – Неплохой район. Сама заработала на него или нашла себе богатого покровителя?
– Не твоего ума дело! – чеканю я, поражаясь своей собственной смелости. – Ты лишился права задавать мне какие-либо вопросы три года назад, когда я узнала, что со мной ты изменял своей жене. А может быть, и не со мной одной… Не удивлюсь, если я была лишь одной из многих дур, которых ты соблазнил и обманул.
– Не говори глупости, Женя! Кроме тебя у меня никого не было, – рычит Андрей.
– Это ровным счетом ничего не значит, – говорю четко, с силой вырывая свою руку из его крепкого захвата. – И дай мне, черт возьми, пройти!
На этот раз Смолов меня отпускает, но когда я обхожу машину и, не оборачиваясь, тороплюсь к дому, в спину мне летит мрачное обещание «Еще увидимся, Женя». И я вдруг с ужасом понимаю, что это не конец…
Я нарочно иду к другому дому, чтобы не давать Андрею никакой дополнительной ниточки. Хотя, кого я обманываю? Он знает Агеева. У Агеева есть все мои данные. Он знает, что у меня есть ребенок…
Волна удушающей паники прокатывается по телу. Первая мысль – снова бежать – тонет в какофонии других, таких же сумбурных и пугающих.
Я позволяю себе обернуться лишь спустя несколько минут, стоя совсем у другого подъезда. Черного БМВ уже нет и Смолов не преследует меня, но мне кажется, что воспоминание о нем угрожающей тенью нависло надо мной, грозя разбить всю мою жизнь.
Вдребезги.
– Привет, заходи, только тихо. Мальчишки спят, – говорит Катя, открывая для меня входную дверь и пропуская внутрь квартиры.
– Давно уснули? Может, будить пора? – спрашиваю шепотом.
Меня все еще колотит от встречи со Смоловым, и я хочу поскорее прижать к себе своего мальчика, вдохнуть его родной запах и, закрыв глаза, почувствовать безопасность. Иллюзорную. Мнимую. Но все же безопасность, в которой есть только мы.
– Даня только минут двадцать назад их уложил и убежал на совещание по конференц-связи. Так что проходи на кухню, напою тебя чаем. Или суп хочешь? С фрикадельками есть, твой сын тарелку вылизывал и требовал добавки, – тихо смеется подруга, махая рукой в сторону просторной кухни-гостинной.
Мнусь в нерешительности на пороге, а потом все же решаю остаться и дать сыну выспаться. У Павлика проблемы со сном из-за аллергии и дерматита, поэтому я не особо надеюсь на то, что он будет спать три часа подряд. Обычно наш дневной сон занимает всего полтора часа. И я часто вырубаюсь рядом.
– Ладно. Буду чай, суп не хочу, – улыбаюсь, опуская сумку на комод заставленный флакончиками с духами.
– А зря!
Я захожу в ванну и тщательно мою руки, разглядывая свое отражение в зеркале. Выгляжу устало и напряженно. Глаза мечутся, и в них плещется беспокойство. Закусив губу, вытираю пальцами осыпавшуюся тушь и распускаю волосы.
Я в безопасности. Смолов скоро уберется из города, и ему не будет до нас дела. Никогда не было. То что он больше не женат, ничего не меняет. Совсем ничего.
Тяжело вздохнув, выхожу из ванной и заглядываю в комнату к мальчикам. Ребята спят на большой двухспальной кровати родителей Давида, обложенные подушка со всех сторон. На полу тоже несколько подушек от дивана лежат. Павлик обнимает во сне огромную синюю акулу и, выпятив пухлые губки, причмокивает ими, словно сосет грудь. Умиляюсь. Ему уже два года и грудное вскармливание мы закончили довольно давно, но эта привычка чмокать у сыночка до сих пор осталась. И когда я смотрю на него сонного, такого маленького и беззащитного в душе все переворачивается.
Ведь у него никого кроме меня нет в этом мире. Никому мой малыш не интересен. Никто кроме меня не знает как он заливисто смеется, когда я купаю его в ванной, а он играет с крабом пускающим мыльные пузыри. Или как он поскуливает и хнычет во сне, когда у него поднимается температура. Или то, что из всей команды “Щенячьего патруля” он больше всего обожает далматинца и внимательно слушает сказку про Мишку-пожарного, разодрав эту книжку в клочья, а я зная как он ее любит, раз за разом заклеиваю ее скотчем.
– Жень, ты чего плачешь? – спрашивает озабоченно Катя, когда я появляюсь на кухне и стараюсь незаметно стереть слезы. – На работе проблемы? Или ты забеременела и не хвастаешься?
Плоская шутка. Дурацкая. Катя сама это понимает и прикусывает губу.
– Перестань, от кого я могу забеременеть? От святого духа? – отмахиваюсь. – Я просто… На сына посмотрела и расстрогалась. Так быстро они у нас выросли.
Катя продолжает на меня внимательно поглядывать, словно не поверила моим словам. Наливает нам в красивые белые кружки ароматный чай с мятой, расставляет на столе нарезки из сыра и салями, корзинку с хлебом и вазочку со сладостями.
– Угощайся. И суп есть, если захочешь.
А мне кусок в горло не лезет, хотя выглядит все аппетитно и очень вкусно. Делаю себе бутерброд, откладываю его на тарелку, и неожиданно для самой себя произношу:
– Я отца Павлика сегодня встретила…
Никогда и никому не рассказывала правдивую историю своей беременности. Родители думают, что по глупости залетела, Катя вообще никогда вопросов не задавала, а больше у меня никого и нет.
– И? Он хочет общаться с ним? Не прошло и двух лет, тоже мне папаша. Пропустил самые сложные годы, которые ты одна тянула, – взвивается Катюша.
Слабо улыбаюсь.
– Да ничего он не решил. Разговора толком и не было. Я трусливо сбежала, потому что не знаю о чем нам с ним разговаривать. Он Павлика никогда не хотел. Скинул деньги на аборт и вычеркнул нас из своей жизни. Он женат был и карьеру, строил. А мы мешали, видимо. Блин, Кать… Я ведь не знала, что у него жена была! Влюбилась в женатого мужика, спала с ним, еду ему готовила, – на глазах снова слезы вступают, надо замолчать и остановиться, но меня прорывает на откровения. – Папа тоже маме как-то изменил по молодости. Я тогда у них одна была, это потом они брата решили родить, видимо чтобы спасти брак. Так ведь раньше было принято в советских семьях. Так вот любовница эта, еще года два в нашу жизнь лезла, маме нервы делала. Не знаю, как мама отца простила. У меня до сих пор какая-то подсознательная обида на него за ту ситуацию, а получается я ничем не лучше чем та женщина, понимаешь? В семью влезла. Разрушила.
– Глупенькая, ты ни в чем не виновата. Прекрати себя терзаться чувством вины. Это был твой жизненный опыт. И ты не знала, что у него есть жена.
– Не знала. Как узнала, сразу разорвала все отношения. Попросила только поговорить насчет беременности, я всегда считала, что за ребенка ответственность должны нести двое, ведь сексом занимаются тоже двое людей, а не только мать. А он… Он скинул деньги на аборт и сообщение, чтобы больше его не беспокоила. Зато сейчас явился такой весь из себя. Ненавижу… – всхлипываю, закусив губу.
Катя резко встает со своего места и обнимает меня, а я обнимаю ее в ответ, пачкая своими слезами ее пижаму. Так мы и сидим обнявшись, пока из комнаты не доносится тонкий возмущенный голосок Павлуши. И я понимаю, что с минутной слабостью пора заканчивать. Ведь мой мальчик, мой воробушек может положиться только на свою маму, на меня. А мне нужно быть сильной, ради него.
О проекте
О подписке