Отзывы на книги автора «Саша Соколов»

Молния ослепила идущие поезда, посеребрила рельсы, выбелила шпалы. А потом – о, я знаю, – потом ты увидел дом, где жила т а женщина, и ты оставил велосипед у забора и постучал в ворота: тук-тук, милая, тук-тук, вот пришел я, твой робкий, твой нежный, открой и прими меня, открой и прими, мне ничего от тебя не нужно, я только взгляну на тебя и уеду, не прогоняй меня, только не прогоняй, милая, думаю о тебе, плачу и молюсь о тебе.

Сложно описывать подобные книги, трудно, чертовски трудно всегда рассказывать о них - произведениях "не для всех", в которых, по моему скромному мнению, каждый обязательно найдёт что-то для себя - обрывок мысли, диалога, размышления, врезающиеся в память и долго затем не отпускающие, заставляющие думать, переживать и пережевывать... Невозможно обстоятельно поведать, о чём на самом деле она - эта красивая, такая воздушная и кружевная книга, от которой столько же впечатлений, сколько и читателей. Для каждого прикоснувшихся к ее немногочисленным страницам у нее свой подарок. Мне она подарила иной взгляд на действительность - полезно всё-таки иногда, время от времени, отрываться от устоявшихся норм, правил, взглядов, чтобы увидеть мир их глазами - Чарли, Тима, Гампа... Взглядом наивным и бесхитростным, но вместе с тем самым глубоким, пристальным, даже дотошным. Взглядом не допускающих лжетолкований - как на духу и только взаправду, искренним - до невозможности, до трепета и смущения, неловкости.

Сердце вдруг щемит, когда читаешь о чужих мечтах, которым - увы и ах! - сбыться не суждено (только не в этом мире!).. Мечты простые, почти так же, как и они сами. Выучиться и стать однажды инженерами, чтобы родители гордились, приобрести автомобиль, а по возможности и дом, жить вместе с любимой женщиной, причем не только любить самому, но и быть любимым ею...

Мечты останутся мечтами - далекими и такими прекрасными, улетающими в небо белыми чайками...

Строки же, запечатлившие их, навсегда врежутся в память романтичных читателей и читательниц, подарив едва ли не самую нежную историю любви в русской литературе - трогательно-беззащитную (только такой и может быть любовь безответная), грустно-безнадежную, восхитительную и по-своему чудную.

Обрывки писем летят к любимой сквозь года - который уж год. Поток сознания/бреда/глупые фантазии - неважно. Есть в этих незамысловатых откровениях что-то по-настоящему подлинное, до сути и глубины - бесконечное уважение к любимой, когда боишься прикоснуться, чтобы не обидеть, когда от красоты - слезы в глазах, когда просишь прощения за несовершенное...

Эти крохотные и трогательные частички сердца летят в обезумевшем мире, там, где странные педагоги со своими странными методами воспитания и преподавания дают им - официальным дуракам - первые уроки жизни, там, где строгий родитель учит не доверять никому с детства и видеть в людях лишь худшее, в мире, где все запутанно-перепутано, а должно быть - просто, понятно и в радость. В мире, где условности, этикет, жажда выгоды подменяют собой искреннее и настоящее. В мире, где тебе редко скажут правду в лицо, боясь обидеть и обижая тем паче.

Странная книга, окутывающая тебя вроде бы минорным настроением - вечная осень, вечная школа, вечные придирки... И восхитительная история, которая очаровывает с первых строк - непонятных, довольно сложных, но будто дурманящих сознание. И несет тебя неспешно этот бурный поток чужих мыслей, чтобы когда-нибудь принести к своим...

...скоро, скоро отойдут боли твои и сам ты станешь встречным металлическим ветром, горным одуванчиком, мячиком шестилетней девочки, педалью шоссейного велосипеда, обязательной воинской повинностью, алюминием аэродромов, пеплом лесных пожарищ, дымом станешь, дымом ритмичных пищевых и текстильных фабрик, скрипом виадуков, галькой морских побережий, светом дня и стручками колючих акаций. Или – дорогой станешь, частью дороги, камнем дороги, придорожным кустом, тенью на зимней дороге станешь, побегом бамбука станешь, вечным будешь.

Ну ведь красиво же, правда?

Данное произведение слишком давно волновало меня, смешавшись с предвкушением дрожащего ожидания, после того, как однажды наткнулся на рекомендацию книги, которая начиналась со слов:

"Когда Набоков в 1976 г. лежал в больнице в Монтрё (упал в горной местности когда ловил бабочек), он попросил друга принести ему что-то почитать.

Друг положил на столик "Школу для дураков" Саши Соколова, сказав: выздоравливай. Думаю, тебе книга понравится.

Набокову действительно понравилась книга о сумасшедшем мальчике с раздвоением личности.

Эта странная книга, которую Набоков назвал трагической и трогательнейшей, стала последним литературным откровением для него: через год Набокова не станет. Символично, что яркой нотой в книге была именно тема бабочек."

Читать далее...

Примерно на этом моменте я не задумываясь добавил книгу в список желаемого, спешно ведомый похвалой, неожиданно слетевшей с губ любимого автора и одновременно красотой содержания читаемой рецензии.

Мой отзыв будет менее чувственным и скорее наполнен тусклым содержимым впечатления и написанной сутью от текста, который безусловно является великолепной поэзией в прозе. Хочется сразу предупредить, что данное произведение подойдёт не каждому любителю книг и является отражением вкусов, возможностью восприятия, понимания и умением созерцания красоты от потока сознания автора. Лично я дрожу от мысли попыток выражения накопленных чувств и не понимаю какие я должен выбрать слова, чтобы передать то, что у меня скопилось внутри. Кажется, что я жалкий и мелкий, для того, чтобы выражать свою мысль и различные формулировки о тексте.

Сюжет.

Главный герой книги – ученик, страдающий от раздвоения личности и нелинейного восприятия времени. На его примере в «Школе для дураков» поднимаются фантасмагорически осмысленные проблемы советского общества: репрессии, гонения на генетику, воинствующий атеизм и прочие вещи, которые лежат отнюдь не на поверхности повествовательных слов. Он учится в специальной школе для слабоумных детей, но его болезнь отличается от того состояния, в котором пребывает большинство его одноклассников. В отличие от них, он не вешает кошек на пожарной лестнице, не ведёт себя глупо и дико, не плюёт никому в лицо на больших переменках и не мочится в карман. Герой обладает, по словам учительницы литературы, избирательной памятью: он запоминает только то, что поражает его воображение, и поэтому живёт так, как хочет сам, а не так, как хотят от него другие. Его представления о реальности и реальность как таковая постоянно смешиваются, переливаются друг в друга.

Мальчик считает, что его болезнь — наследственная, доставшаяся ему от покойной бабушки. Та часто теряла память, когда смотрела на что-нибудь красивое. Он подолгу живёт на даче вместе с родителями, и красота природы окружает его постоянно. Лечащий врач, доктор Заузе, даже советует ему не ездить за город, чтобы не обострять болезнь, но герой не может жить без красоты.

Самое тяжёлое проявление его болезни — раздвоение личности, постоянный диалог с «другим собой». Он чувствует относительность времени, не может разложить жизнь на «вчера», «сегодня», «завтра» — как и вообще не может разлагать жизнь на элементы, уничтожать её, анализируя. Иногда он чувствует своё полное растворение в окружающем, и доктор Заузе объясняет, что это тоже проявление его болезни.

Подобно ему, читатель погружается в сущность текста, ведомый изысканным слогом. Строки, которые дышат ароматом луговых цветов, атмосферой прокуренной беседки, матовым созерцанием жизни и вечными разговорами о чём-то высоком. В конечном итоге каждый из нас, подобно герою, окончив школу вынужден окунуться в жизнь, где толпы умников рвутся к власти, женщинам, машинам, инженерным дипломам.

"И дереву безразлично, оно растет там, на серебристом холме, или новое, выросшее из его семени. Нет, дереву не обидно. И траве, и собаке, и дождю. Только человеку, обремененному эгоистической жалостью к самому себе, умирать обидно и горько." (с) Саша Соколов

Язык написания произведения достоин отдельных слов. Это что-то тонкое и невообразимое. Влекущие метафоры, причудливые узоры и достижение состояния выхода с бренного тела. Чего стоят фразы: "Видите ли, человек не может исчезнуть моментально и полностью, прежде он превращается в нечто отличное от себя по форме и по сути – например, в вальс, в отдаленный, звучащий чуть слышно вечерний вальс, то есть исчезает частично, а уж потом исчезает полностью..." или "Жизнь моя остановится и будет стоять, как сломанный велосипед в сарае, где полно старых выцветших газет, деревянных чурок и лежат ржавые плоскогубцы..."

На мой взгляд они стоят всего... Погружение в состояние внутреннего самокопания и затянутой рефлексии, вместе с проведениями параллели в собственной жизни, оставляют изысканное послевкусие и наслаждение от прочитанных слов. Для меня это произведение однозначно заслуживает места на полке и бесконечного перечитывания с любого момента в наугад открытой страницы, так и с самого первого слова. Оно поражает зыбкостью мира, стремлением героев стать похожими, теряя свою индивидуальность и исключительность, как и само раздвоенное сознание главного героя, стоящего на перепутье. Трагический слом и потеря объективного взгляда, задумчивость о понятии нормальности и дураков, где мы выходим на тысяченогую улицу и чудесным образом превращаемся в прохожих.

Это прекрасное произведение, которое однозначно стоит внимания на фоне всех написанным человечеством книг, которое я рекомендую к прочтению всем своим тяжким сердцем. Мне сложно о нём говорить и каждая из сказанных мной букв дышит единственным словом: "Прочтите..." Окунитесь в незабываемую атмосферу слога о котором так тяжело говорить...

"Читайте хорошие книги!" (с)

Относительно "Школы для дураков" у меня были странные представления: почему-то, во-первых, казалось, это что-то из разряда российского депрессивного чтива (может, отчасти так оно и есть); во-вторых, что это будет, по крайней мере, увлекательно. Возможно, с долей отвращения, но увлекательно. Я оказалась как-то совсем не готова к тому, что этот роман окажется потоком сознания. Причём в некоторых местах - совсем бессмысленным и раздражающим, когда кажется, что мозг от этого просто разжижается. К счастью, такой момент "разжижения" был в книге всего один или два раза, видимо, Саша Соколов либо поиграл в поток сознания да и забыл, либо понял, что такие вставки окончательно уничтожат всякий интерес к его книге. Так что дальше повествование шло в более-менее разумном ключе, если, конечно, не считать того, что в нём отсутствует сюжет, логика повествования и, как кажется, какая-либо цель.
Дмитрий Быков как-то раз сказал о Саше Соколове, что тот - упивающийся своим слогом графоман, поэтому не стоит искать у него какой-либо интертекстуальности. Ну, она есть, конечно, но она является искусственно насаждённой самим автором. А это, по мнению Быкова, признак дурного произведения - когда автор не случайным образом создаёт, например, гениальные аллюзии, а заранее их придумывает и вписывает в нарратив. У Саши Соколова таких аллюзий много, все они очевидны и в то же время неуместны. Возникает мысль: Да, я понимаю, что ты в этом разбираешься и способен на это сослаться, и есть в этом даже какая-то закономерность и смысл, но текст от этого не выглядит более живым, а наоборот, скорее, задавлен всей этой тяжеловесностью.
Вообще, я очень удивлена, что якобы (ну, наверное, правда) Набоков хвалил это произведение. В нём нет ничего от стиля самого Набокова, книги которого буквально приковывают к себе и сюжетом, и манерой изложения. Саша Соколов чем-то похож, скорее, на Сэлинджера и на Грасса: на первого - занудными и болезненными внутренними монологами главного героя, подростка со странностями, как-то нелепо ощущающего себя взрослым. На второго - центральным образом дисгармоничного маленького уродца, который вопит, выдаёт потоки бреда и представляет собой всё самое отвратительное, что есть в окружающем его мире.
Впрочем, в "Школе для дураков", несмотря на всю его претенциозность и заигрывания со способностью читателя оценить запланированную автором аллюзивность, определённо имеется своеобразный шарм. Соколов не лишён таланта излагать свои мысли по-настоящему изящно, я бы даже сказала, хрупко. У него проскальзывают прямо-таки стилистические жемчужины и действительно глубокие размышления. Он хорош в описании пейзажа - как сельского, так и городского; умеет передать атмосферу казённых заведений - ценное наследие русской литературной традиции; примечательно обрисовывает человеческие характеры - несмотря на то, что они в целом не являются такими уж двигателями сюжета. Творчество Саши Соколова напоминает какие-то древние русские промыслы - может быть, невесомое кружево. Или фрески на стенах храма, которые еле заметны, ускользают от взгляда, но всё же запечатлеваются в сознании как образцы смутной красоты.

Впечатления от книги остались сложные: с одной стороны, довольно часто было скучно и непонятно, с другой, ещё чаще завораживала лента слов, так что читались на одном дыхании длиннющие предложения, иногда осмысленные, иногда не очень. Во всех главах кроме второй рассказ ведется от лица безымянного двуединого самопрозванного Нимфеей ученика специальной школы. При этом рассказ прерывается на обдумывание только что увиденного, спор со второй личностью, игру слово-смыслов, уход по ассоциациям в неведомые дали. К тому же рассказ двигается в произвольном направлении по временным потокам и периодически делает зигзаги со сменой собеседника, зато без подсказки являются ли эти собеседники реальными или все беседы случаются внутри головы героя. С автором рассказчик тоже находит время поболтать. Как и в Улиссе притомили длинноты, но тут они дались полегче, поэтому и оценка немного повыше, опять же читается книга намного легче, не говоря уже о разнице в объеме, автору за это плюс в карму.
А Нимфей учится в спецшколе после чего-то с ним произошедшего, из-за чего он остановился или даже откатился в развитии, хотя сложно назвать идиотом человека, думающего так сложно, скорее альтернативно одаренным с избирательной памятью, влюбляется в учительницу, имеет сложные отношения с отцом, любуется природой, кричит в пустоту, превращается в лилию, ловит зимних бабочек, и не только зимних, но особенно их, собирая огромную коллекцию, мечтает собрать коллекцию из одной гашенной этикетки, разговаривает с учителем географии, ругается с директором школы, беседует со своей второй составляющей, хотя иногда и уходит без него, думает о времени, приходит к своему доктору, жалеет маму, играет на аккордеоне для бабушки, ездит на велосипеде по дачному поселку.
Понравилась притча про плотника, не понравилась вторая глава, состоящая из небольших зарисовок о разных людях из того дачного поселка и города. Не поняла как они связаны с основной историей, кроме того, что кто-то из них (или все?), пересекались с героем.

Да и могут ли вообще дни следовать друг за другом, это какая-то поэтическая ерунда – череда дней. Никакой череды нет, дни приходят когда какому вздумается, а бывает, что и несколько сразу. А бывает, что день долго не приходит. Тогда живешь в пустоте, ничего не понимаешь и сильно болеешь.

Сборник цитат, вот как я называю книги такого рода. Написано прекрасно, даже в какой-то мере невероятно. Язык певуч, описания чрезвычайно ярки. Только смысл слегка ускользает. По изложению весьма похоже на смесь Александры Николаенко и Софьи Синицкой . Точнее, эти две похожи на Сашу Соколова, ну вы поняли. Такие же витиеватые, исполненные маг. реализма, но зато обременённые содержанием, а не одной формой.

Сюжета в книге Школа для дураков по сути нет.
Фабула, где она вдруг проскальзывает, рассказывает о нелёгкой жизни тридцатилетнего аутиста, вынужденного жить на даче и посещать спецшколу. Ну в принципе и всё. Он катается на велосипеде, с мамой ездит к репетитору заниматься на аккордеоне, посещает занятия в спецшколе, мечтает жениться на своей учительнице, ходит в гости к недавно умершему географу и всё такое прочее. Весь роман - это поток сознания рассказчика, у которого, кажется, какое-то раздвоение личности и который потерялся во времени и пространстве. Это набор ситуаций или мыслей, образов и идей, но удовольствие от них остаётся сомнительным, ведь они совершенно ни к чему не приводят.
Да и сказать мне про эти "ситуации-мысли-образы" совершенно нечего. Похоже на стремительный поток: когда ты в нём, он тебя обволакивает и несёт вперёд, а стоит ступить на сушу - думаешь, с какой стати ты вообще полез в эту реку?

Что важнее, форма или содержание? На этот вопрос каждый читатель пусть ответит себе сам. Для меня, в "Школе для дураков" форма не сыграла, как должно. Интересными показались первая и последняя главы. Всё, что посередине, в принципе можно смело выкинуть.

Набоков оценил, а я не очень. Но написано шикарно.

Ты хочешь покинуть ров, вернуться назад, в комнату, ты уже поворачиваешься и пытаешься отыскать в отвесной стене рва дверь, обитую дерматином, но мастер успевает удержать тебя за руку и, глядя тебе в глаза, говорит: домашнее задание: опиши челюсть крокодила, язык колибри, колокольню Новодевичьего монастыря, опиши стебель черемухи, излучину Леты, хвост любой поселковой собаки, ночь любви, миражи над горячим асфальтом, ясный полдень в Березове, лицо вертопраха, адские кущи, сравни колонию термитов с лесным муравейником, грустную судьбу листьев – с серенадой венецианского гондольера, а цикаду обрати в бабочку; преврати дождь в град, день – в ночь, хлеб наш насущный дай нам днесь, гласный звук сделай шипящим, предотврати крушение поезда, машинист которого спит, повтори тринадцатый подвиг Геракла, дай закурить прохожему, объясни юность и старость, спой мне песню, как синица за водой поутру шла, обрати лицо свое на север, к новгородским высоким дворам, а потом расскажи, как узнает дворник, что на улице идет снег, если дворник целый день сидит в вестибюле, беседует с лифтером и не смотрит в окно, потому что окна нет, да, расскажи, как именно; а кроме того, посади у себя в саду белую розу ветров, покажи учителю Павлу, и если она понравится ему, – подари учителю Павлу белую розу, приколи цветок ему на ковбойку или на дачную шляпу, сделай приятное ушедшему в никуда человеку, порадуй своего старого педагога – весельчака, балагура и ветрогона.

Да... Меньше всего думал, что найду подобную книгу. В особенности на русском. В особенности от живого автора. Хотя, на самом деле, и то и другое - конечно же, логично.

Вообще то сегодня я должен был собирать грибы. Но, знаете, сильный дождь - не лучшее время. А поход обещал быть эпичным. Там ведь еще Черное озеро, Черный ручей, поиски цели, грибов и детства, вместе с литературой. Но дождь. И я дочитал "Между собакой и волком". Потом закинулся всем, что нашел о романе и об авторе, затем выпил крепкого в надежде, что алкоголь выстроит мысли в созвучный книге ряд и сел писать.

У Саши Соколова три выпущенных романа, один сгоревший, еще поэм немного, эссе и звание (кто титуловал то?) лучшего российского современного писателя или, как еще говорят, последний великий русский писатель. А еще интереснейшая биография и, продиктованное затворническим образом жизни, звание русского Сэлинджера. При этом, правда, интервью можно найти до кучи, копаться в которой достаточно быстро надоедает - такое впечатление, что каждому интервьюеру перед началом каждый раз стирают память о работе коллег - одни и те же вопросы. Иногда, случаются прозрения, кто-то вырывается из рамок и спрашивает интересное, общается на что-то немного иное, параллельное. Тогда хорошо.

Но всё еще далеко до книг. Да и может ли быть иначе? Конечно, может. Но, к счастью, Саша Соколов всё таки писатель. В некотором роде - к сожалению, что живой (об этом позже).

"Между собакой и волком" мне, года три назад, подарила Ю. Я тогда поставил книгу на полку. Потом, кажется, на второй ряд полки - тот, который всегда невидим. Так бывает. Книги не могут сваливаться на голову, они должны приходить. Месяцев пять назад я переставил Сашу Соколова в первый ряд. Еще через парочку объявил, что, кажется, скоро прочту. И вот за неделю прочел.

Не знаю, говорил ли кто-то до меня... Может быть. Да. Тогда я повторюсь (или же буду первым) - Саша Соколов один из величайших русских писателей. Он гениальный влюбленный. Такие люди не могут писать томами. Это как... да никак, просто не могут. В этом тексте... там, понимаете, там сосредоточие, чувства, детальнейший подбор реальности, переложенной на иной манер - новый мир одновременно дополненный и лишенный всего избыточного.

История, сюжет - всё просто, практически один абзац. Вначале, конечно, ничерта не ясно, черт ногу сломит, неразбериха какая-то, а потом, может быть не явь, но некая последовательность, смысл событий проступают - и вот тогда, когда что-то (или даже всё - если отвлечься от деталей) становится ясно, когда ухватываешь событийную суть - тогда то становится особенно хорошо, потому что понимаешь: да ведь это не имеет никакого смысла, т.е. вот оно - то, что происходит, но книга не о том. И перестав силиться разгадать ребус начинаешь растворяться в буквах чувствуя себя легко и свободно. Как в стихах.

Понимаете, мы же не раскладываем в сюжет поэзию. Мы же не говорим, вот, мол, береза росла под окном. Там, в стихах, всегда не о сюжете, а о чувствах через музыку. Буквы помогают, не без этого. Позвольте. Разрешите читать всё что в рифму в оригинале. Можно и в переводе, но тогда в соавторстве. Вы же понимаете. Я читая Эдгара По в варианте билингво узрел пусть не тщетность, но некоторое искажение. Музыка, друзья, музыка становится иной. Ноты может быть те же, а люди играют другие, да еще и на иных инструментах. Сюжет передают (хорошо), а гармония не та. Что ты будешь делать.

Саша Соколов пишет стихами. Его строчки словно законченное творение божье, под которым я подразумеваю шелест листьев с дуновением ветра. И он, как истинный творец, не удовлетворяется существующими видами - не уставая порождать всё новые и новые формы, звуки, смыслы.

Если понадобится с кем-то его сравнить, я назову Джойса. Да, ужасного Джойса. Я читал его (Джойса) и спрашивал себя: какого читать "Улисса" в оригинале? Какого наслаждаться джойсовским словом. Теперь я знаю. Ровно настолько насколько непереводной "Улисс" - ровно на столько же неподдельно моноязычен "Между собакой и волком". И какая же радость копаться в тексте! Непереводимость - не проклятие. Она лишь следствие глубочайшего погружения в единую языковую среду, туда где каждая буква, каждый звук становится микромиром. О словах я уж и не говорю.

На самом же деле сравнение с Джойсом не верно. Просто, если нужны теги, вы понимаете. Мы должны к чему то всё свести. Джойс, если можно так выразиться - математический абсолют. Он вывел кучу формул, наплодил загадок и вышвырнул всё это в мир. Вот вам, говорит, теорема Ферма. Доказывайте.

Или Беккет. К нему, мне кажется, тоже при желание можно подойти. Но Беккет бессмысленен. Т.е. его звуки уже далеко за пределами произносящих их ртов. Слов может и не быть, а звуки всё равно множатся. Такой, мне кажется, Беккет.

Конечно, говоря о красоте слов, нельзя не придти к Набокову. Но я даже не остановлюсь. Здесь разница очевидна. Набоков очень, очень силён. Он каждое слово держит в ежовых рукавицах. И плетет из них самые невероятные истории. Его слова описывают действия.

А Саша Соколов, наконец то, поёт, слагает стихи и выходит с ними в ночь, чтобы пропеть всё сочинённое им стоящему впереди черному лесному массиву и там же похоронить всё. Вот эти три романа (один мною прочитанный и два предстоящих) - они, зацепившаяся за лёд, случайность - чудом выжившее. Потому что он не мусолит, не обсасывает, не носится со своими песнями. При том, что не позволит ни единому словечку выпасть из стройного ряда.

Я не видел никого, кто был бы так же влюблен в русский язык. Это, если честно, уже безумие какое-то. Шизофрения, серьезно. Пусть он имеет историю. Пусть у него есть крутое название. Но всё это тьфу. Не важно о чем. Важно - как. И вот тут я снова пою дифирамбы и поражаюсь силе любви. Так бережно, с такой любовью - весь, весь русский язык в уютной сашиной колыбели.

Может быть что-то подобное чувствовали англичане читая "Улисса". Кстати, показательны сайты Лабиринта и ЛивЛиба - места обитания читающей публики, вместилища кучи частных рецензий и отзывов - там произведения Саши Соколова пропадают даром. Да, совершенная джойсовщина - такое трудно переварить. Сломать язык, ничего не понять. Уйти разочарованным.

Что ж, торопить события не будем, но, возможно, автор должен умереть - не как факт отчего то необходимой смерти, но как признак течения времени. Тогда его имя, его книги обрастут регалиями, эпитетами. Может быть ими даже начнут пугать детей. А за вопросом: читал ли ты Улисса, будет следовать: а Волка?

И главный плюс смерти - она очищает. Мы ведь уже не паримся тем какова была личность Джойса, как человека. Как он здоровался, как прощался, кому говорил здрасьте, кому соль под хвост сыпал. Мы забываем индивида, предаем его забвению, оставляя ровно столько, чтобы хватило на привязку к созданному им самому себе памятнику. Смерть очищает. А пока Саша где-то между собакой и волком.

Если вы никогда не читали Саши Соколова, то вы никогда не прочувствовали русский язык как экзистенциальный опыт вселенской тьмы и вселенского света, которые вне времени и пространства соединяются где-то на самой конечности писательского пера.
⠀
Саша Соколов, «Между собакой и волком» (1980)
Москва, ОГИ, 2017. — 320 с.
⠀
Читаешь, читаешь, бредёшь с рассказчиком Ильёй Петрикеичем Дзынзырелой (фамилия которого постоянно меняется по ходу), — словно в пути всея земли вместе с охотниками с картины Питера Пауля Брейгеля-старшего «Охотники на снегу» (1565), но по Руси-матушке. Продираешься через множество слов и смыслов, через метафоры, через жизнь охотников, лудильщиков, егерей, точильщиков...всей этой братии честной, которая проживает единой артелью инвалидов имени Д. Заточника (отсыл к средневековой русской литературе!), в Заволчье — в местности за Волчьей-рекой. Другое название реки — Итиль, и, значит, местность можно называть так же, как и рассказ Ильи Петрикеича, — „Заитильщиной“.
⠀

«Пригляделся, а это Вечная Жизнь уже»

⠀
Не ищите здесь сюжета (хотя он имеется), не пытайтесь охватить неохватимое, Саша Соколов через данный речевой-словесный-филологческий перформанс рассказывает и о себе (за Заитильщиной видится Заволжье, где Соколов два года работал егерем в одном из охотничьих хозяйств в 1972 — 1973 гг.), и о времени вне времени (словно перемешаны эпохи и стили), и о жизни и смерти (взаимопроникающих и всегда соединённых), и о страстях людских, и о небожителях, но главный действующий герой у Соколова — это сам Русский Язык, а главное действие — Речь.
⠀
Илья Петрикеич Дзынзырэла пишет следователю по особым делам Сидору Фомичу Пожилых о своей жизни. Он жалуется на мелкоплесовских егерей, которые украли у него костыли и оставили без опор. Историю Заволчья пишет не только Иван Петрикеич, но и Запойный Охотник. Как и Дзынзырэла, он любит час меж волка и собаки — сумерки, когда «ласка перемешана с тоской». Но в отличие от Дзынзырэлы, который выражается замысловато, Охотник пишет свои «Ловчие повести» в классически простых стихах. Он описывает судьбы обитателей Заволчья. И это просто филологический восторг и оргазм, если позволите так выразиться.
⠀

«Россия-матерь огромна, игрива и лает, будто волчица во мгле, а мы ровно блохи скачем по ней, а она по очереди выкусывает нас на ходу, и куда лучше прыгнуть, не разберёшь, ау, никогда»

⠀

«Тут похоронен Пётр
По прозвищу Багор,
Его все звали Фёдор,
А он себя — Егор.
Он был хороший егерь,
Но спорщик был и вор,
На краденой на слеге
Повесился на спор.
Кто спорил с ним — живите,
Да с вами благодать,
Его к себе не ждите,
А он вас будет ждать»

⠀
Роман «Между собакой и волком» — какое-то фантасмагорическое месиво из русского языка. Это тёмная чащоба слов, в которой абзацы встречаются только по большим праздникам и в которой почти невозможно вычленить внятное действие-тропинку. Склонившись над Соколовым, не только Джойса вспомнишь, но и Гоголя, Пушкина, былины и эпосы... да чего только не вспомнишь, честно говоря. Это настоящий гипертекст с десятками и сотнями аллюзий и перекрестий, а ты чувствуешь здесь себя то одиноким путником-юродивым с одинокой Луной на небе, то единомышленником меж ватаги шумных мужиков, распивающих брагу и распевающих песни о жизни — между собакой и волком прошлого и будущего, жизни и смерти, яви и наваждения...
⠀

«Попробуй пожги только, дурья башка,
Мои гениальные строчки»

Эта книга продолжает оставаться для меня загадкой. Первый раз я прочитала ее лет шесть назад, готовясь к какому-то очередному экзамену, и внезапно была удивлена тем, как она мне понравилась. Потом перечитывала еще пару раз, фрагментами, и вот решила вернуться к ней снова и перечитать целиком, чтобы понять, поменялось ли впечатление. Не поменялось - остается таким же загадочно уютным.

Странность еще и в том, что литература постмодернизма для меня обычно не близка (и другие произведения Саши Соколова тоже не близки), но эта книга вызывает очень сильный эмоциональный отклик. Причем когда я читала её в первый раз, я и сюжет-то толком не поняла - и всё же. Возможно, дело в том, что она написана тем языком, тем смысловым кодом, который воспринимается мной как-то помимо рационального понимания. Она соткана из цитат из русской классики, фольклора, просторечных высказываний, разных интонаций... Но цитатность здесь не бросается в глаза, не подчеркивается автором, как это часто бывает в постмодернистских произведениях - она вплетается в текст совершенно естественно, становится его обычным языком.

По-прежнему стихотворная часть текста нравится мне больше, чем прозаическая. Многие из этих стихотворений хочется читать вслух. Некоторые из них ("Почтовые хлопоты в ноябре месяце... ", "Октябрь", "Между собакой") я когда-то учила наизусть и помню до сих пор. Восхищает диапазон интонаций, в которых существуют эти стихотворения. Они прорастают из классики, из поэзии 19 века, но не сводятся к ней и преобразуют ее.

Прозаические фрагменты к концу книги все-таки стали несколько утомлять, хотя распутывать их на этот раз было легче. Может быть, если я перечитаю еще раз, я толком разберусь, наконец, чем там все кончилось. Некий внешний сюжет вырисовывается: некий точильщик-инвалид из артели имени Д.Заточника (вот уже за одну эту артель имени Д. Заточника книгу можно полюбить) пишет следователю жалобу на егерей, которые украли у него костыли. Голос получают и другие герои, речь в прозаических фрагментах то более просторечна, то более "интеллигентна". Реальность в сумрачную пору "между собакой и волком" становится нечеткой, неуловимой, темы перетекают одна в другую: тут и любовная тема, и посиделки в "кубарэ", и персонажи, о которых так и не понятно, мертвые они или живые - которые и сами этого временами понять не могут.

Но страннным образом впечатления ужаса или кошмарного сна все это не производит. Такой вот у них (у нас?) мир, так и живут. Заитильщина, Завольчье, на коньках по льду, а под конец жизни можно превратиться в созвездие.

Может быть, гармонизирующее воздействие поэтических вставок сказывается.

Какой-то листок оторвался
От ветки родимой меж тем.
Зачем? – я понять все пытался.
Все было напрасно. Затем,
Домой возвращаясь деревней,
Приветствовал группу крестьян,
Плясавших под сенью деревьев
Под старый и хриплый баян.
Но месяц был молод и ясен,
Как волка веселого клык.
Привет вам, родные свояси,
Поклон тебе, русский язык.

Просто потрясающая книга. Язык, образы, даже эти, как их там, аллюзии.

"попробуй пожги только, дурья башка, мои гениальные строчки"