Глава 2
Кристиан

День сегодня обещал быть чертовски удачным. Это я понял, как только проснулся утром и стащил свою сонную задницу вниз, надеясь завладеть остатками кофе с предыдущего дня, а меня ждал свежезаваренный кофейник. Запах чувствовался аж с лестницы, так что расстояние с вершины лестницы до кухни я преодолел в рекордное время. Меня так ослепила потребность в глотке божественного напитка, что я только в самый последний момент заметил отца. Он сидел за большим кухонным столом, которым теперь пользовались редко, устроив перед собой ноутбук.

– Доброе утро, сын, – произнес он. Я не повернулся, продолжая наливать кофе в начищенную до блеска кружку. А начистил ее… ой, точно, я сам. Тут ведь больше никто ничего не делает.

Я пробормотал что-то нечленораздельное в ответ, но внутри у меня все так и затряслось. Раз отец был дома, значит, я мог хоть на денек сложить родительские полномочия. Не надо было возвращаться наверх и вытаскивать Олли из постели, ждать этого медлительного говнюка, который с похмелья потащится в душ, наверняка подрочить, чтобы потом из-за него мы опоздывали в школу. Значит, этим утром я мог попросту уйти без него. И пусть отец хоть денек побудет родителем – это же такое славное занятие. Пусть сам отвезет Олли в школу.

– Что привело тебя в наши края? – спросил я, не поворачиваясь.

В комнате воцарилась тишина. Я был уверен, что отец чувствует либо злость, либо вину. Может, даже и то и другое.

Я уже привык, что он без конца меня подводит. Его никогда не было рядом, он вечно ото всех нас откупался, в том числе от мамы, так что приходилось самим о себе позаботиться. Еще несколько лет назад в этом не было никакой проблемы, но теперь он остался единственным нашим родителем и весьма дерьмовым.

Ему насрать было и на Олли, и на меня.

Он говорил, что доверяет нам, но при этом имел в виду только меня. А зря. В одном он крупно ошибся – принял мое молчание и угрюмый характер за зрелость, взрослость, не понимая, что между нами нет ни капли доверия. Этого отец не замечал.

С Олли мы родились в один год, я – на одиннадцать месяцев раньше. Тем не менее, вся ответственность за брата всегда ложилась на меня.

Черт знает, что бы с ним сталось, если бы не я.

Вероятно, он бы до сих пор лежал, уткнувшись в декольте Клементины после вчерашних потрахушек.

– Кристиан, прости. Ты же знаешь, мне жаль, что я так редко бываю дома.

Лжец.

Повернувшись, я окинул его сердитым взглядом, но ощущение было такое, будто в зеркало смотрюсь. В мерзкое кривое зеркало. У нас обоих была густая шевелюра темно-каштанового цвета, светлая кожа с естественным загаром. Острые, заметные скулы, тяжелые, резко очерченные брови.

Раньше я ненавидел отцовскую внешность. С таким лицом казалось, что он вечно злится, даже в расслабленном состоянии, но теперь мне нравилось бередить ему раны. При мысли о том, каково было бы вывести его из себя, у меня прямо-таки слюнки текли, хотя отец никогда не выдавал истинных чувств. Внутри у него все кипело, клокотало от гнева, он буквально сгорал от ярости, лицо распалялось до красного цвета, но в ответ он никогда не срывался. Он ведь понимал, что ситуация патовая. Вина за то, что мне приходится отвечать за себя и воспитывать брата, перевешивала любую вызванную мной злость.

– Когда снова уедешь? – Я с грохотом поставил кружку на стол, хоть как-то разнообразив монотонное клацание клавиатуры.

Отец даже не оторвался от экрана.

– Сегодня после обеда. Как дела у Олли?

Я вздохнул и решил сказать как есть.

– Все как всегда. Опаздывает в школу, то по девкам ходит, то пиво пьет. Все так же способен кому угодно надрать задницу в команде, а на следующий год займет мое место, станет капитаном. Ой, кстати… – я подошел ближе, склонился, и отец наконец оторвался от компьютера. – Что ты будешь делать на следующий год, когда я уеду в колледж, а Олли останется один и ему надо будет самому о себе заботиться?

Отец издевательски фыркнул.

– Вряд ли твоему семнадцатилетнему, почти восемнадцатилетнему, брату понадобится нянька, Кристиан.

– Верно, но ему определенно понадобится родитель, папа. – С этими словами я повернулся к нему спиной и направился к лестнице. У подножья крикнул через плечо: – Сегодня он весь твой. Уроки начинаются в пять минут девятого.

Отец что-то пробормотал в ответ, но я не стал слушать, потому что день сегодня обещал быть чертовски удачным.

* * *

Я как раз заворачивал на парковку, когда рядом с моим «Чарджером»^[3] возникла машина Эрика. Мы с Эриком – лучшие друзья с первого года в старшей школе, когда-то ноздря в ноздрю шли в конкурсе популярности «Инглиш-Преп». Я выиграл, хотя предпочел бы проиграть. Он проиграл, хотя предпочел бы выиграть. Наше учебное заведение было одной из самых престижных школ в Соединенных Штатах. С Эриком мы соревновались во всем: в учебе, в спорте, во внеучебной работе. Однако популярность определяется тем, у чьих родителей больше денег (нелепо, знаю, но эти правила придумал не я), а у наших с Эриком отцов их примерно одинаково. Плюс оба имеют примерно равный вес в обществе. Нас быстро стали замечать девчонки – даже старшеклассницы. Потом и преподаватели стали проявлять к нам особое отношение, в основном из-за щедрых пожертвований школе. Казалось, прошло совсем немного времени, но в школе появился новый «король».

После всего случившегося с мамой я, казалось, стал привлекать еще больше внимания, пусть и нежелательного. Сначала я всех отталкивал, но становилось только хуже. Девчонкам нравились побитые жизнью парни, а меня потрепало знатно. Я постоянно злился, и, если говорить начистоту, привычка сохранилась до сих пор. Добавить к этому свойство ввязываться в драки со всеми подряд (и побеждать в результате), и готово – девчонки так и сохли по неприкасаемому Кристиану, а парни боялись, что я им шею сверну. Учителя меня жалели и многое спускали с рук, а вкупе с отцовской репутацией и щедрыми пожертвованиями школе, я практически правил школой.

Сначала мне это было ненавистно, а потом стало нормой.

– Что новенького, король? – Эрик вышел из «Рейндж-Ровера». Очки «Окли»^[4] он так и не снял.

Ухмыляясь, я подошел ближе.

– Тяжелая ночка? У тебя такие мешки под глазами, что даже очками не спрячешь.

Мы с Эриком направились ко входу в школу. Он на ходу поправлял галстук и заправлял мятую рубашку в брюки. Я закинул на плечо рюкзак и подстроился под его шаг. Если директор Уолтон заметил бы неряшливость Эрика, пришел бы в ярость. Но таков уж мой друг. С тех пор, как он вернулся от отца позапрошлым летом, его мало что волнует, кроме развлечений.

– Ты офигенную вечеринку пропустил, чувак. Мисси такое проделала языком… – Эрик осекся, заметив саму Мисси.

По шкале сексуальности Мисси тянула где-то на шестерочку. Лично я считал, что у нее в волосах слишком много разных оттенков блонда (я даже не знал, что их столько бывает), а от ее фальшивого рыже-золотистого загара меня подташнивало. Впечатление было такое, будто она пыталась облиться оранжевой краской из баллончика, но тот оказался с характером, и цвет лег как попало.

– Привет, Эрик. Кристиан. – Мисси прошла мимо, подмигнув Эрику (вероятно, сама она считала, что у нее выходит соблазнительно), и направилась к шкафчикам.

– Так о чем ты там говорил? – напомнил я, наблюдая, как Эрик с похотливым видом пялится вслед Мисси. Она шла, покачивая бедрами, а юбка так и развевалась вокруг.

Мы подошли к шкафчикам, и я как раз натягивал темно-синий школьный блейзер, когда подтянулись и остальные парни. Всем хотелось послушать рассказ Эрика.

– Господи, она языком слизала каждую каплю спермы с моего члена. А потом попросила еще. В спальне она превращается в дикое животное. Меня так глубоко еще не затягивало.

Я захлопнул дверь шкафчика и повернулся к Эрику. О Мисси он говорил практически с остекленевшим взглядом. А потому я решился сказать то, что собирался с самого начала:

– Мне Мисси тоже отсасывала. Ничего сверхъестественного.

Эрик тут же сдулся. Сгорбился, челюсть напряглась.

– Почему ты вечно все портишь?

Остальные парни засмеялись, кое-кто переглянулся – они, скорее всего, тоже считали, что я и правда вечно все порчу. В конце концов, я неспроста слыл безумцем.

– Потому что нас ждет футбол, и надо попытаться выиграть чемпионат, а ты будешь витать в облаках, представляя губы Мисси вокруг своего члена. Поматросил и бросил, Эрик. Сосредоточься на игре, а не на игроке.

Впрочем, я не только поэтому пытался оттащить его от Мисси. Девушки часто завладевали вниманием Эрика, но некоторые его попросту поглощали. Он так глубоко зарывался им в киску, умудрялся настолько погрязнуть в вечеринках, будто пытался от чего-то сбежать. И мне это желание было прекрасно знакомо.

К моему шкафчику стали подтягиваться все новые люди, и Эрик закатил глаза.

Среди вновь прибывших была Мадлен. Если бы в «Инглиш-Преп» существовала официальная иерархия и я был бы королем, Мадлен стала бы королевой. Это вовсе не означало, что мы с ней «вместе», но все считали, что раз она правит девчонками, значит, мы встречаемся. Ничего подобного. Я с самого начала предельно четко ей все объяснил: девушек у меня не бывает. Однако Мадлен интересовала исключительно видимость, мол, королева должна быть с королем, Кристиан. Ну да ладно. Похрен, если честно.

Так что по всем важным параметрам мы были вместе – на танцах в школе, на выпускном, иногда ходили на вечеринки к Эрику домой.

– Вы уже слышали? – прервала Мадлен захватывающий рассказ Эрика о киске Мисси.

Мадлен устроилась у меня под боком, схватила меня за руку и закинула себе на плечи, умудрившись поцарапать длинными ногтями. Все тут же уставились на нее, ожидая свежей сплетни.

– Что слышали? – одна из приспешниц Мадлен широко распахнула глаза, будто ей не терпелось услышать последние новости.

Я слегка отступил, не убирая руки с костлявого плеча Мадлен, и оглядел коридор. Отметил сверкающие серебристые шкафчики, скользнул взглядом по ботанам из шахматного клуба (они все были в вязаных жилетах и неловко кучковались у стены). Не удостоил вниманием девочек-умниц, таращившихся на нашу компанию так, будто мы были главными хулиганами на детской площадке (вообще-то так и было). Я выискивал Олли, гадая, разбудит его отец или нет.

Прервав собственные размышления, я убрал руку с плеча Мадлен и окинул ее красноречивым взглядом. На сегодня хватит показательных выступлений, разве нет? Она мрачно воззрилась на меня в ответ, но тут же напустила на лицо самое милое выражение и улыбнулась. Расправила юбку и снова повернулась к компании.

– Ага, по крайней мере, мне так сказали.

Джейс ухмыльнулся.

– Хорошо. Надеюсь, она окажется милой девкой с талантливым ротиком. Тогда ей понравится вот это, – он медленно провел руками по своему телу. Выглядел при этом как гребаный идиот. Понятия не имел, что в нем видели девчонки. Он был трепачом. Его родители были не так неприлично богаты, как у всех остальных, но достаточно богаты, чтобы отправить его в «Инглиш-Преп», потому он так и старался вписаться. В нашей компании Джейс оказался только потому, что играл в футбол. Тем не менее некоторые девицы, заметив его представление, начали свистеть и обмахиваться.

Джейс повернулся к Мадлен.

– Как ее зовут?

Я снова окинул взглядом коридор – ни следа Олли. Надеюсь, этот козел не прогуляет школу. У него сегодня контрольная по химии, и если он ее не напишет, то ему не дадут играть за команду, а он был нам чертовски нужен. Олли был дьявольски быстрым, и его скорость вкупе с моим броском вполне могли вывести нас на уровень штата. Если брат провалится на контрольной, тренер чертовски разозлится, а достанется за это мне.

Прозвенел звонок, заглушив ответ Мадлен Джейсу, и мы все направились на урок. С каждой секундой сердце у меня билось все быстрее. Олли не было. Первой стояла литература. Я занял свое место и уже достал телефон, чтобы написать сообщение, когда в кабинет вошел брат. Мешки под глазами у него были еще хлеще, чем у Эрика, но ведь так и случается, если выпить бутылку «Файерболла»^[5], а потом упасть в постель с Клементиной.

Если я был вылитый отец, то Олли пошел в мать. Мы с ним были совершенно не похожи. Мне досталась мрачная отцовская внешность, а ему – красота и характер матери. Говорят, я был застенчивым ребенком. Потом, когда стал старше, меня часто обвиняли в том, что со стороны кажется, будто я постоянно скучаю и ничем не интересуюсь. И вот через несколько месяцев я официально стану взрослым человеком, а на меня уже стали вешать ярлык угрюмого и молчаливого великана. Некоторые этим не ограничились, стали уверять, что у меня мрачная, страдальческая натура. Кто знает, может, так оно и стало после всего, что случилось с мамой. А вот Олли… он – совсем как мама, вылитый просто. Веселый, светлый, душа компании. Всегда. Даже в плохом настроении он всегда оставался лучиком радости, черт бы его побрал. Меня это временами бесило, но неизменно напоминало о маме, а такое случалось нечасто.

Светлые волосы Олли казались темнее обычного, будто еще не высохли после душа, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, а галстук свободно болтался на шее. Он с размаху опустился на свое место, потом резко повернулся и смерил меня мрачным взглядом.

– Говнюк.

Я рассмеялся.

– Сам говнюк. Это тебя мне вчера пришлось вытаскивать из спальни родителей Эрика со спущенными штанами.

На его лице появилась широкая улыбка.

– Я так напился, что сам на себя бешусь. Не помню даже, как мы замутили с Клем, но, черт возьми, ты бы видел, что она мне написала сегодня утром! – Он воздел глаза к потолку и сложил руки в молитвенном жесте.

– Тебе надо быть поосторожнее с выпивкой, Ол, – тихо заметил я, склонившись к нему.

– Расслабься, братишка, – пробормотал он в ответ, доставая книги. – Ты не поверишь, кого я сегодня утром видел у приемной.

Я откинулся на спинку стула, покручивая карандаш.

– Кого?

Едва я задал вопрос, дверь в класс открылась. Я повернулся в сторону мисс Бойд.

И тут…

У меня вскипела кровь.

Кулаки сжались.

Челюсть напряглась.

Какого хрена она здесь делает?

Олли повернулся ко мне, вздернув бровь.

– Хейли Смит. Вот кого.

Мой взгляд скользил по ней, изучая каждый дюйм ее тела, и сердце билось в груди как сумасшедшее. Я столько лет ее не видел, но все равно узнал бы. Глаза у нее не изменились. Льдисто-голубые, с пронизывающим, будто высасывающим всю душу взглядом. Впрочем, знакомый цвет глаз еще не означал, что она осталась прежней. Той девочкой, с которой я делился печеньем за ланчем. Той девочкой, которая вылила Ребекке Лейхи клей на голову за то, что та назвала ее пацанкой. Той девочки больше не было. Определенно.

Что-то в ней сломалось, я почти сразу это понял. Сломленные души узнают друг друга.

Темные волосы спутались, а школьная форма сидела не по фигуре. Некогда розовые щеки, румяные от привычки много смеяться, побелели. Она напоминала фарфоровую куклу. Такая же хрупкая. И, судя по синякам и порезу на ее лице, кто-то уже успел проверить ее на прочность.

Вскоре ее взгляд остановился на мне. Нас всегда тянуло друг к другу, как мотыльков к пламени. Надежда в ее взгляде ранила не хуже бритвенного лезвия, резала по живому, а когда я сердито уставился в ответ, мгновенно погасла, и мне слегка полегчало. Знай свое место. Нечего тебе здесь делать.

Если Хейли считала, что у нее есть союзник в «Инглиш-Преп», она жестоко ошибалась. Я сломаю ее точно так же, как она сломала меня. Именно с нее начался разрушительный водоворот событий, разрушивших мою семью.

Игра началась, фарфоровая куколка.