День рождения Капитона Варсонофьевича Дерменгольма

Капитон Варсонофьевич Дерменгольм находился на станции Малая Вишера. Здесь он встречал свой день рождения. Вы, конечно, помните и хорошо знаете нашего друга, врача-венеролога. Какого же ляда нужно ему теперь на станции Малая Вишера?

Вопрос этот был бы неуместен, если бы мы не знали на него ответа. Ощущая своё отношение к конечному результату, он вот-вот должен был уехать пополуночной электричкой на Торфяное.

«Ну вот, мне и 70 лет, хорошо», – подумал Капитон Варсонофьевич, увидев, что стрелки на часах совместились прыжком.

0.01. В неярко освещённом сумрачном объёмном зале для пассажиров он был совершенно один. Кроме него, на деревянном диване в углу спал человек без определённого пола и возраста. Лицо его было покрыто складками. Он не дышал. Капитон Варсонофьевич подошёл к буфету в углу. Буфет был закрыт и задвинут деревянными щитами. Раздался громкий удар и тяжёлый треск. Своды задрожали. Это мимо станции мчался скорый поезд, причём белые окна туалетов слились в одну светящуюся линию.

0.03. Снова сотряслись стены и своды вокзала – это мчался другой поезд, но в обратную сторону и по другому пути. До электрички на Торфяное было ровно полчаса. Капитон Варсонофьевич идёт во второй зал, поменьше и ярко освещённый.

0.04. Этот зал – кассовый. Здесь тоже никого не было. Дверцы ячеек камеры хранения были раскрыты. В ячейках лежал всякий мусор.

Где-то – это значит нигде и когда-то одновременно.

…Улучшает перистальтику кишечника, вредно действует на печень и висит под потолком, громко звеня. Переваливаясь, ты входишь в комнату.

КОГДА ТЫ БЕЖИШЬ, ТЫ СПИШЬ, смотри, но он там не один. Чтобы проверить фазу цитирующего человека, чьи глаза залеплены столовым соусом, нужно подходить осторожно, вложив отвёртку по очереди в одну и другую ноздрю. При этом войдёт один-единственный человек. Он остался лишним и засветился, посмотри на него внимательно: он пришёл с пауком и, приложив все силы, он не уйдёт вообще. Те, у кого глаза залеплены соусом, слышали шёпот мыслей. Посмотри: вон люди, уверовавшие неизвестно во что. Я не вижу их. Они находятся здесь. Они находятся в постоянном противоборстве с пьяным ежом.

Время не покажет ничего. Нет никаких оснований. Смотри: вон цитирующие люди. Но ты не видишь этого. Это лучше не видеть. Вертикальный человек смотрит на тебя. Ты лезешь по трубе. Ты застрял в ней. Волосы на голове вертикального человека расходятся радиально, закрывая лицо. Ты застрял в трубе, и труба делает поворот. Вертикальный человек продолжает оставаться во власти новых шепчущих мыслей. Они текут, как вода, он слышит только их шёпот. Но был также диагональный человек. Загорелись баки с мусором, и он погиб.

Лающие стены: зелёные и розовые сгустки краски, чёрные расходящиеся кверху столбы. Ты – островерхая ночь, ты – отвлечённый душ. Уплотнение, может быть, сгусток, цвет его – лиловый, но может быть красный, оранжевый, грязно-розовый, фиолетовый. Выворачивается чёрная петля, и тебе наконец удаётся выбраться в другую трубу. Новая труба такая же чёрная, как первая.

0.29. Закоченевший на транзитном мартовском ветру Капитон Варсонофьевич залезает в поданную электричку. Её подали всего за 4 минуты до отправления, но Капитон Варсонофьевич садится в неё один. Капитон Варсонофьевич один во всей электричке; внутри всё сотрясается и грохочет. Работают адские машины. Капитон Варсонофьевич садится.

0.33. Двери захлопнулись, электричка дёрнулась и ПОВОЛОКЛАСЬ. Капитон Варсонофьевич смотрит в окно: освещённый изнутри пустой вокзал уходит назад. Видно, что человек без определённого пола и возраста всё так же спит внутри. Из такого же желтокаменного, как вокзал, туалета доносится страшнейший грохот воды. Исчезают последние мутные огоньки Малой Вишеры. Внутри электрички всё сотрясается и грохочет – работают Адские Машины. Стёкла дребезжат. Треск + удар, воздушная волна – встречный поезд.

…Не хотите ли вишнёвого крема?

…Ты знаешь, что он умрёт снова, когда загорится мусор, что всё будет старым, что человек, умерший уже сегодня, никогда не узнает, что он боролся всю жизнь с пьяным ежом, и завтра ему умирать будет уже незачем.

Посмотри на людей, глаза которых залеплены соусом. А вон цитирующие. Эта категория людей пришла с пауком, и они ответят тебе на любой вопрос, но до тех пор, пока не загорится мусор. Когда загорится мусор, все они умрут.

Твоё лицо старое и усталое, и ты умрёшь на днях, то время как я буду ехать в Торфяное. Летом ты исчезнешь в корнях трав, ты затеряешься там. Ты развиваешься и возвышаешься, ты паришь под перевёрнутым ящиком. Ты и твоя конструкция – одно и то же.

Что же ты, дурак? Иди сюда, ты сделаешь себя фиолетовым или белым, не желаешь ли улизнуть? Видишь ящерицу? Она знакома всем, она двойная. Луна черна, и Земля видится из космоса чёрной. Иди сюда, я покажу тебе кое-что ещё: коричневый лист, расчерченный синими линиями, где…

0.47. Капитон Варсонофьевич, 70-летний врач-венеролог, видит на сиденье рядом с собой двойную ящерицу и понимает сразу, в чём же тут дело, потому что много нельзя узнать о том, о чём нельзя узнать вообще ничего.

Ты летаешь под перевёрнутым ящиком, ты стремишься к постоянному удвоению, и ты будешь стремиться к старой истине, забытой тобой, не зная закругляющегося пути. Я вижу тебя, я видел тебя, по крайней мере, я еду в Торфяное, может быть, ты скажешь, куда едешь ты? Пятиточечное движущееся отрывистыми толчками существо-вещество, спичечное пространство, разрушенная связь между скользкой стеной, уходящей вверх, бывшей уже чем-то раньше, и новой отделившейся от стены ящерицей. Придя, ты увидишь, что на самом-то деле там никого нет, что то же самое может повторяться сколько угодно раз, но не в том разноцветная мазня будет опять старой новостью коричневых разрушенных цветов.

1.17. Капитон Варсонофьевич прибыл в Чудово, и электричка продолжает свой путь в Торфяное без него.

Двойная ящерица выходит следом за ним.

К. В. Дерменгольм поправляет френч и оборачивается к ней.

– Ну что, здорово, – говорит двойная ящерица.

– Здорово, – отвечает Капитон Варсонофьевич Дерменгольм.

12 – 13 февраля 1986 года.

В автоматическом ночном пивном баре

Капитон Варсонофьевич Дерменгольм и Магуист Пенедонтович Лукьяппер пришли в ночной автоматический пивной бар «Туп» ночью. Там никого не было. Каменный пол был грязен и мокр. Пивные автоматы светились тусклыми оранжевыми огоньками. В углу сидел Показывающий Филин.

Удивившись присутствию Показывающего Филина, приятели налили себе по две кружки, бросив в щели дважды по 20 копеек.

– Вот я не понимаю, – сказал Магуист Пенедонтович, выпив полкружки, – с чего бы кому-то нужно было знать, что его нет именно в связи с тем, что он здесь.

– Я думаю, – отвечал Капитон Варсонофьевич, – что того, чего нет в связи с тем, что оно здесь, нет также и в связи с тем, что его нет нигде.

И в этот момент по потолку прошлёпала двойная ящерица, а изумрудно-голубые тени прошли обратно, и большой розовый ненастоящий Дядя Вася Щеглов с мыльного завода стал петь чувственный романс «Я начальник лесопилки», а ненастоящий голубой Дядя Петя Вашингтонов, сверкая ненастоящим голубым кумполом, стал подпрыгивать, сжиматься, растягиваться и собираться в складки, как гармошка, при этом он играл на аккордеоне, пел «Камаринскую» и танцевал вальс. Ритмически резво и задорно припрыгивая, по стенам и потолку пошли бесконечные ряды зелёных и фиолетовых манпюльдиков, потом появились шарапупы, шагающие в свинговом ритме. Люстра то исчезала, то появлялась и падала вниз, прошибая каменный пол, откуда сразу начинали вылезать и выбираться небольшие ненастоящие Дяди Пети Вашингтоновы, сверкая маленькими кумполами, но пол снова восстанавливался, становясь как был, и им это не удавалось, потом люстра падала вновь, снова начинали через дыру выбираться Дяди Пети Вашингтоновы, снова восстанавливался пол, и так продолжалось без конца. Троллейбусная дуга сгибалась и разгибалась, сыпались толстые мясистые плоды цурюка, на полу они начинали ритмически подпрыгивать и ползать туда-сюда, ненастоящий Дядя Вася Щеглов всё ещё пел, прижав к волосатой груди микрофон, отставив далеко в сторону правую руку, закатив глаза и вывалив язык, люстра всё падала, и маленькие ненастоящие Дяди Пети Вашингтоновы всё не могли выбраться, основной ненастоящий большой Дядя Петя играл на бубне и ездил на носороге, в углу возник красный глаз, и Дядя Петя Вашингтонов упал перед ним на колени и шёпотом по-английски возопил: «Красный глаз!! Красный глаз!! Как это здорово! Дайте мне ручку! Я запишу это красиво!!». Шарапупы в свинговом ритме зашагали к нему, протягивая ему вместо ручки живых чугунных Показывающих Филинов, ритмические манпюльдики всё шли и шли маршеобразно бесконечными рядами; Дядя Вася Щеглов допел наконец, сел на пол и стал подпрыгивать на заднице, грубо рыча, микрофон он съел и упал рылом в грязь; не следует забывать, что он был ненастоящий; ненастоящий Дядя Петя Вашингтонов взял микрофон и, сжимаясь и растягиваясь, как гармошка, закатив глаза, вывалив толстый язык и откинув в сторону руку, стал петь романс:

 
Ты бьёшь детей,
Ты бьёшь детей,
Я вижу тщетность мира и затей.
Там, где просвет,
Просвета нет,
И жизнь темна, как чёрный туалет.
Но красный глаз
Пленяет нас,
Иначе я давно залез бы в унитаз.
Иди туда,
Иди сюда,
Всё в мире мерзость, гадость, тлен и ерунда.
 

Ненастоящий Дядя Петя Вашингтонов пел что-то ещё, наморщив лоб и с омерзением глядя куда-то в угол, сокращался, пыжился, прыгал и вываливал толстый чёрный язык, но уже почему-то ничего не было слышно. Наконец он упал мордой в густую грязь, и всё исчезло.

…Капитон Варсонофьевич и Магуист Пенедонтович по-прежнему стояли в ночном автоматическом пивном баре «Туп» с пивными кружками в руках. Допив по очередной кружке, они с удовлетворением поставили их на места и вышли на улицу. Было три часа ночи. Показывающего Филина в углу уже не было.

22 февраля 1986 года.

Город Новобубонск

Улыбка видна везде. Её видно даже сквозь полосы гашёной извести, видно сквозь воздух, сквозь прекрасное будущее, видно в цвете, видно в цветах, видно в цветной капусте. Её смывает косая пена, это пенится пиво, пенится мыло, пенится раздельное продуцирование. На носилках несут шахматные кроссворды, а отличия, горелые спички – они особенно важны уже сейчас, снова и везде.

Цветная капуста – это то же самое, что:

а) горелые спички

б) цветные кроссворды

в) цветы на асфальте и бетоне

г) цветные горелые спички

д) раздельное продуцирование

е) шелуха с хвоста носорога

ё) рогатые раздельные цветы

ж) негоции, инкции и филициндрии

з) гашёная известь

и) пиво

й) мыло

к) другое.

Гу-гу, гу-гу-гу…

Но тихо! Идёт раздельное продуцирование. Уже булькают затемнённые жидкости в колбочках и ретортах, уже гнездится в углах лаборатории загадочный сумрак, уже склонились над ретортами и пробирками красные круглые носы, уже написано на пожелтевшем листе бумаги прямыми чёрными буквами слово «редукция», уже прыгает в колбе в больших остроконечных очках тот, кому там нужно быть, уже затыкают большими чёрными пробками пробирки, уже выпал в самой большой колбе искомый серо-буро-малиновый осадок, а вот – на большой двери уже пишут мелом корявые буквы и цифры:

Простецкая аддескция

0,07% ± 0,002%

Вмерсириум срумпикс

5 г

Вещество мамонта

Сумрак, развейся! Гу-гу, гу-гу-гу.

19 марта 1986 года.

«Дорога была прямая как стрела и утопала в зелени»

Находясь в самом центре Люнебургской пустоши, близ города Мунстер, Епульбим намеревался в короткий срок разбомбить и предать адскому пламени Гамбург, Мюнхен, Кёльн, Франкфурт-на-Майне, Бремен, Ганновер, Дуйсбург, Дюссельдорф, Вупперталь, Эссен, Бохум, Дортмунд, Гельзенкирхен, Мангейм, Штутгарт и Нюрнберг, также он жаждал сжечь напалмом Киль, Кассель, Гёттинген и все прочие города Федеративной Республики, имеющие население свыше 100 тысяч человек, чтобы затем перейти к городам, имеющим число жителей более 30 тысяч, но менее 100: таким, к примеру, как Золинген, Штольберг, Люнебург; а затем заняться городами с населением от 10 до 30 тыясч человек – такими, как Мунстер, Зольтау и им подобные. Напоследок он намеревался быстренько пройтись по всем населённым пунктам ФРГ, имеющим менее 10 тысяч человек, чтобы затем несколькими десятками мощных ударов погрузить навеки на дно океана всю территорию ФРГ, составляющую примерно 248 тысяч квадратных километров. Дания, таким образом, окончательно превращалась в архипелаг, Австрия, Швейцария, Чехословакия и Люксембург получали выход к морю! Очень короткому теперь Рейну предстояло впадать прямо во вновь образованный Западногерманский залив Северного моря, вместо упразднявшегося Боденского озера, через которое он протекал; Зальцбург становился основным австрийским морским портом; в Швейцарии портами становились Базель, Шаффхаузен и другие более мелкие города; Франция получала новый порт на море – Страсбург. У Епульбима было уже всё готово. «Да, меня будет помнить благодарное человечество, – подумал он. – И в знак своей благодарности оно назовёт новый залив, пожалуй, моим именем».

Кретин Эдигур, акромегалик Щ’Ебицц, два гомосексуалиста, страдающие прогрессивным параличом, – Фехиций и Хибуций, некрофил Июний, злобный психопат-сифилитик Жан Сифюи и гидроцефал Йабер направлялись в город Ебугач. Дорога была очень даже прямая… В пути они не остановились ни на минуту и прибыли в Ебугач как раз вовремя. Епульбим уже ждал их там с букетом.

– Как дела? – спросил самый умный из всей компании и потому старшой Сифюи. Некрофил Июний тем временем уже побежал на кладбище, Фехиций и Хибуций занялись своим делом, Йабер уселся гадить, Эдигур, роняя длинные слюни с оттопыренной нижней губой, куда-то пошёл. Щ’Ебицц исчез ещё до прибытия в Ебугач.

– Плохо, – сказал Епульбим.

– Как, неужели?.. – вскричал злобный психопат Жан Сифюи.

– Да нет, – сказал Епульбим. – Ты ничего не понял. Дело в том, что…

В это время появился Щ’Ебицц. Не теряя ни минуты, он ударил Жана Сифюи камнем по голове и так же загадочно исчез опять.

– …потому что оно и было, вот потому-то оно так и вышло, а вовсе не из-за того, что.

Епульбим закончил своё объяснение и наклонился к Жану Сифюи. Тот уже минуты четыре лежал без сознания. Землистого цвета лицо его с провалившейся переносицей было покрыто обычной для него испариной.

– Вроде, всё в порядке, – сказал Епульбим.

– Что, что!! – вскричал вдруг злобно Фехиций. Очевидно, в словах Епульбима ему что-то не понравилось, он схватил железный стержень и убил Хибуция. После этого он приблизился к гидроцефалу Йаберу и завёл с ним какой-то разговор.

Епульбим мало-помалу остался один. Единственный, на кого была какая-то надежда – Жан Сифюи – лежал уже полчаса в той же позе.

– Что ж, – сказал Епульбим. Он взвалил Жана Сифюи на плечо и неторопливо понёс его по середине главной улицы Ебугача, населённого сплошь олигофренами в стадии глубокой дебильности либо лёгкой имбецильности. Улица была почему-то пуста. Наверное, где-то шло собрание.

Внезапно перед Епульбимом вырос акромегалик с глубоким шизофреническим дефектом личности Щ’Ебицц.

– Что, что, – недоброжелательно сказал, сторонясь, Епульбим.

– Дай, дай, – сказал Щ’Ебицц.

Епульбим передал ему маловесящего Сифюи. После этого Епульбим и Щ’Ебицц опустились на землю и притихли. Жан Сифюи лежал рядом.

Через шесть часов 20 минут все они продолжали оставаться всё в тех же позах. Вокруг по-прежнему не было видно ни одного олигофрена. Должно быть, собрание продолжалось.

Ещё через одну минуту Жан Сифюи внезапно довольно бодро встал, взял лампу и нанёс 19 мощных ударов по черепу Епульбима. После этого он ушёл, но быстро вернулся, поднял Епульбима, осторожно взвалил его к себе на плечо и понёс дальше.

Щ«Ебицц неторопливо достал из кармана нечто, завёрнутое в газетку, обежал вокруг и положил свёрток перед Жаном Сифюи на дорогу.

Тот не заметил его. Епульбима также не было на его плече: он сидел на лестнице и отдыхал. Вспомнив о Щ’Ебицце, Сифюи вернулся и подобрал свёрток. Он развернул его, и радостная улыбка озарила вечно озабоченное лицо Сифюи.

– Жизнь-то какая прекрасная!.. – воскликнул Жан Сифюи.

– Да, ты прав, – сказал Епульбим. Рядом с ним сидел Щ’Ебицц, вполголоса излагая Епульбиму какой-то, видимо, не слишком затруднительный план.

В этот момент за их спинами появился Жан Сифюи.

– Орлум перфектум файболис, – вкратце заметил лишь Жан Сифюи, и Епульбима скрутило в диких адовых судорогах.

– Все голограммы это показали, – удручённо повторял Епульбим, корчась, в то время как Жан Сифюи и Щ’Ебицц завели неторопливую размеренную беседу.

СИФЮИ. Почему-то я всегда думал, что Епульбим крайне мало пригоден для этой цели. Епульбим хороший лидер, но никудышный профессионал.

Щ«ЕБИЦЦ. Знаешь ли, дорогой, всегда отрывки перфектум он олицетворяет себя, да, олицетворяет лишь себя.

СИФЮИ. Профессионалитет, следовательно, аргументируется.

Щ«ЕБИЦЦ. Рукавицы, олицетворение Епульбим надеет на нас себя одних.

СИФЮИ (подумав). Щ’Ебицц… Судьба! Вот что в наших руках. Но по вине его у нас отобрано будущее.

В завершение беседы Жан Сифюи ударил Щ’Ебицца по голове ломаным кирпичом, отчего тот рухнул навзничь, обливаясь кровью.