Обращение к российскому читателю

Я глубоко счастлив, что эта книга выходит на языке Пушкина. Мне вспоминается русская речь, когда беседовали между собой мои деды и бабушки – выходцы из Литвы и Латвии. Это было в 40-х годах XX века в Йоханнесбурге, когда я ходил ещё в первые классы начальной школы. Как и многие евреи, эмигрировавшие из Прибалтики, Польши, Одессы, они бежали от погромов в царской России. Тысячи таких беженцев осели в Южной Африке. Но какими бы печальными ни были их воспоминания о царской империи, они горячо выступили в поддержку Красной Армии, когда стала вздыматься волна отважного сопротивления гитлеризму.

В те времена, когда дедушка по материнской линии обучал меня русским фразам, даже в самых смелых мечтах я не мог представить, что когда-нибудь побываю в этой великой стране… Вот какие мысли приходили на ум, когда я впервые летел над заснеженными лесами, приближаясь к аэропорту «Шереметьево» в январе 1964 года. Но это была не туристская поездка! Я ехал на учёбу в военное училище в Одессе, где присоединился к двумстам другим южноафриканцам – курсантам Африканского национального конгресса (АНК), лидер которого Нельсон Мандела только что был осуждён на тюремное заключение в ЮАР.

Эта книга – рассказ о борьбе Южной Африки против апартеида, особой разновидности колониализма, возникшей в моей стране, где пришлое белое меньшинство несколько столетий господствовало над коренным чёрным большинством. Апартеид – это особая форма колониализма, ибо белые правители жили на той же земле, что и порабощённое население.

Мой дед по отцовской линии Натан Касрилс, родом из Вильнюса, был на стороне буров-республиканцев в войне 1899–1902 гг. против британских империалистов, пытавшихся подчинить себе весь юг Африки. Как Россия поддерживала справедливое дело буров, так во времена Советского Союза она поддерживала справедливое дело угнетённого чёрного большинства. Это было важно для меня как лично, так и в более широком аспекте борьбы за свободу всего народа Южной Африки.

Наша долгая борьба против апартеида основывалась на четырёх опорах, сочетание которых обеспечило нам победу. Это массовые политические акции, подпольная деятельность, вооружённая борьба и международная солидарность. Решающую помощь мы получали из Советского Союза и из стран социалистического лагеря. Россия, которая была ядром этого содружества, взаимодействовала с нами по всем четырём направлениям.

Именно туда, в условиях, когда все мирные способы протеста были запрещены, мы смогли обратиться за помощью в обучении в военной и подпольной областях – за оружием, материальным обеспечением и знаниями, без которых мы никогда бы не смогли по-настоящему бросить вызов могуществу и ресурсам апартеида, поддерживаемого Западом.

Наша способность организовать вооружённую борьбу против апартеидных сил безопасности и промышленной инфраструктуры страны в сочетании с подпольным голосом сопротивления, в свою очередь, вдохновила на единство и борьбу наши народные массы. Этому способствовала и мощь международной солидарности – как в ООН, так и через осуждение апартеида на всех пяти континентах. И голос Москвы звучал поистине мощно.

Поэтому неизбежно, что многие страницы этой книги посвящены широким взаимосвязям южноафриканского освободительного движения с Россией. Я был вовлечён в эти связи, начиная с 60-х годов и в течение последующих трёх десятилетий вдохновляющую поддержку мы получали до ликвидации апартеида в 1994 года – до наших первых демократических выборов.

История движется широким шагом и, конечно, в мире многое изменилось. И хотя многие уже ушли от нас, к счастью, остались ещё живые участники нашей борьбы с апартеидом. Это замечательные люди, такие, как бывший директор Института Африки Академии наук СССР, затем посол СССР в Замбии Василий Солодовников, Владимир Шубин, профессор Аполлон Давидсон и Вячеслав Тетёкин, которые в те годы работали в МИД СССР, Международном отделе ЦК КПСС, в Советском Комитете солидарности стран Азии и Африки, и которые в те очень непростые годы являли пример оптимистично настроенных русских, представлявших партию, государство и народ в непоколебимой поддержке антиапартеидной борьбы.

Их горячо любят и рядовые южноафриканцы, и те, с кем они непосредственно имели дело – от президентов Нельсона Манделы и Табо Мбеки до членов правительства, генералов и огромного числа офицеров всех рангов, врачей и специалистов различных профессий, о которых они заботились в ходе обучения их в СССР.

Как я вспоминаю в этой книге, Владимир Шубин был для нас «крёстным отцом» и между собой мы звали его «товарищ Можно», поскольку, казалось, он мог выполнить любую просьбу. Недавно он был награжден высшей для иностранцев наградой Южной Африки – он стал кавалером Ордена сподвижников Оливера Тамбо. Ещё раньше этим орденом был награждён Василий Солодовников.

Демократическая Южная Африка и Российская Федерация должны смотреть в будущее, в котором мы создаём взаимовыгодные отношения. Но было бы недопустимым упущением, если бы мы не вспомнили о прошлом, о той бесценной роли, которую сыграли Советский Союз и КПСС, в те времена отвечавшие на просьбы южноафриканского освободительного движения.

Первое издание книги вышло в 1993 году, когда ещё только приближались общенациональные выборы, на которых избиратели отдали власть АНК. В следующее издание добавлено описание моей работы в правительстве, сначала в роли зам. министра обороны, затем в роли министра водного и лесного хозяйства. Позднее, в 2004 году, я стал министром разведывательных служб.

Книга была переведена на немецкий (в 1998 году) и испанский (в 2004 году), а теперь – я думаю, это вполне закономерно – она выходит на русском. Этим я обязан моему дорогому другу Вячеславу Тетёкину – известному как «товарищ Слава» не только в Южной Африке, но и во многих других местах, имевших отношение к нашей борьбе. Впервые мы встретились в середине 1980-х годов, когда он работал в Советском комитете солидарности стран Азии и Африки. Он выполнил перевод с английского и хлопотал в поисках издателя книги в эти непростые времена. Я в долгу перед ним за эту работу, потребовавшую многих сил.

Верю, что русские читатели, особенно молодые и неосведомлённые, узнают о борьбе против апартеида и это поможет им глубже понять выдающийся вклад вашей страны в ту далёкую, но гигантскую борьбу. Пусть же на этой основе укрепляются отношения между нашими двумя странами и народами.

Ронни Касрилс

Москва, август 2005 года.

Пролог. Глядя через плечо
^{Начало 1990 года. Возвращение в Южную Африку}

В конце 1989 года в шумном аэропорту одного из средиземноморских городов я сел на самолёт, выполнявший международный рейс в Йоханнесбург. После 27 лет (более половины жизни), проведённых в изгнании, я возвращался домой.

Мне было чуть больше 50 лет, но я выглядел старше. Дело было не в том, что прошедшие годы оказались для меня недобрыми. Меня старил мой грим. Я выглядел как бизнесмен, возможно, как бизнесмен греческий или итальянский. Волосы были покрашены в чёрный цвет, хорошо сшитый костюм и соответствующий портфель. С годами я прибавил в весе, достигнув почти 90 килограммов, о которых мечталось в детстве (но, к сожалению, не роста 1 метр 80 сантиметров). Волосы у меня начали редеть на макушке и я подчеркнул процесс облысения, высоко подбривая их сзади. Я отрастил усы и подстриг свои слишком приметные брови.

«После того, как ты изменил внешность, ты должен замедлить движения». Это был последний совет Элеоноры, когда я отправлялся из лондонского аэропорта Хитроу на первом этапе моего путешествия, ещё находясь в своем обычном обличии. «Запомни, на следующей остановке ты должен превратиться в 60-летнего человека».

Моя жена Элеонора жила в Лондоне с нашими двумя сыновьями, пока я работал на Африканский национальный конгресс (АНК) в его штаб-квартире в Лусаке. Поскольку Элеонора сама имела опыт подпольной деятельности, она хорошо понимала, с каким риском мне предстоит столкнуться. Мы быстро обнялись, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих. Мы совершенно не представляли, когда нам вновь доведётся встретиться, и пытались скрыть друг от друга своё волнение.

Путешествие моё началось за несколько месяцев до этого в Лусаке, в небольшом офисе Оливера Тамбо – тогдашнего президента АНК.

Штаб-квартира организации размещалась в тесном одноэтажном здании в центральной части замбийской столицы. Тамбо сидел за большим столом, аккуратно уставленным стопками документов и папок. Его кабинет был заполнен фотографиями, дипломами и сувенирами, подаренными ему за три десятилетия поездок по миру.

Тамбо вносил поправки в какой-то документ. Его сосредоточенность впечатляла, писал ли он или слушал. Его погружённость в документ позволила мне, не выглядя неуважительно, рассмотреть знакомые черты лица, седые бакенбарды и характерные усы. Его щёки в соответствии с традициями клана Мпондо^[1] были с обеих стороны прочёркнуты несколькими вертикальными линиями шрамов, которые наносятся на кожу ещё в детстве и которые, как считается, придают человеку силу. Он был аскетом, жил очень скромно, и рубашка в стиле одного из африканских племён была единственной его уступкой какой-либо изощрённости.

Он поднял глаза и тепло, почти по-отечески поприветствовал меня. Мы пожали руки и обменялись любезностями. Поскольку я думал, что он вызвал меня, чтобы узнать о ходе подготовки документа, который я готовил для него, то начал излагать ему состояние дел.

– Нет, нет, разговор не об этом, – негромко сказал он.

Глаза у него беспокойно задвигались, что было его характерной манерой, когда он хотел сказать что-то особенно важное и срочное, но не находил подходящих слов. После длинной паузы он провёл пальцем окружность в воздухе, давая понять, как это всегда бывало в случаях, когда разговор имел конфиденциальный характер, что нас, возможно, подслушивают.

Он написал на чистом листе бумаги «Операция Вула» и поднял глаза на меня. Затем он написал «подпольная группа руководителей дома». Он несколько раз подчеркнул слово «дома»^[2]. («Вула» на языке зулу означает «открыть» и является сокращением от слова «вулиндлела» или «открыть дорогу». Именно это было полным названием операции).

Постукивая пальцами по листу бумаги, он продолжил вслух: «Группа людей уже на месте, они уже успешно работают. Сообщение, которое мы получили от… – и он написал «Манделы» (который по-прежнему был в тюрьме), – пришло по их каналам связи». Он посмотрел на меня: «Они просят прислать Вас».

Я ждал этого момента. В течение ряда лет мы стремились укрепить наши подпольные структуры и расширить вооруженную борьбу против мощного и умелого противника. Мы часто говорили друг другу, что нам не хватает внутри страны членов высшего руководства, связанных с нарастающим массовым движением и способных принимать решения на месте. Хотя возможность переговоров с правительством Претории увеличивалась, но общее ощущение шансов на продвижение в этом направлении было неопределённым, и АНК оставался запрещённой организацией. С усилением народного движения протеста большинство наших активистов говорили, что теперь укрепление подпольного руководства необходимо больше, чем когда бы то ни было.

Тамбо хотел дать мне время подумать. Но я заявил, что готов. Тем не менее я должен был согласиться с тем, что мне нужно сначала привести в порядок текущие дела. Тамбо был обрадован моим ответом и тепло обнял меня. Это был незабываемый момент.

Незадолго до этого, в ходе тяжелейшей поездки по ряду африканских стран, где он информировал их правительства о возможных переговорах и тех предварительных условиях, которые должен будет выполнить режим Претории, он перенёс инсульт…

Из лондонского аэропорта Хитроу я вылетел в одну из европейских стран, встретился в надёжном месте с друзьями и с их помощью изменил свою внешность. Из южноафриканского беженца, лица без гражданства с выданным МВД Великобритании документом ООН, я превратился в респектабельного обладателя паспорта одной из стран Европейского Сообщества.

И по сегодняшний день те, кто помогал мне, предпочитают оставаться в неизвестности. Они наблюдали за мной из укромного места, пока я проходил паспортный контроль.

Наконец самолёт взлетел. Это был беспосадочный полёт. Мы должны были приземлиться в йоханнесбургском аэропорту Ян Сматс на следующее утро. Я откинулся в кресле, высоко над африканским континентом, убаюкиваемый шумом двигателей и болтовней пассажиров. Я сумел неплохо отдохнуть за ночь и, благодаря гостеприимству понимающей стюардессы, «заначить» две миниатюрных бутылочки виски. Я не претендую на звание «человека со стальными нервами» и давно обнаружил, что в особых случаях 100 граммов алкоголя приводят меня в нужное (без перебора) состояние. Моё предстоящее прибытие в аэропорт Ян Сматс несомненно было одним из этих случаев.

«Сто грамм водки» было русской «микстурой», принимаемой их солдатами за полчаса перед боем. Некоторые утверждали, что это было секретом их победы над Гитлером. Мои русские друзья всегда настаивали, что это должно было быть именно 100 граммов и их необходимо было принимать точно за полчаса.

Йоханнесбург и похожие по цвету на дюны отвалы шахт Витватерсранда (район шахт к востоку и западу от Йоханнесбурга) выглядели нереальными по мере того, как они поднимались из плоского ландшафта высокого плато, а самолёт опускался в них из чистого неба. Проблема заключалась в том, что я не рассчитал время прибытия. Вместо того, чтобы «принять» спиртное в цивилизованной манере точно за полчаса до прилёта, я должен был спешно глотнуть виски в самый последний момент.

Когда мы выходили из самолёта, я почувствовал одновременно напряжённость и приподнятость, как будто должен был появиться на сцене перед зрителями. Я непрестанно думал о первых словах, с которыми обращусь к служащему паспортного контроля. Я вспомнил о необходимости замедлить движения, как инструктировала меня Элеонора, но с большим облегчением получил обратно проштемпелёванный паспорт без единого вопроса.

– Welkom in Seth Efrika»^[3], – сказала, сладко улыбаясь, чиновница с претенциозной прической.

Я забрал свой багаж, поставил его на тележку и двинулся к таможне. Прыщавый таможенник остановил меня. Он был так молод, что мне подумалось, что сегодня, должно быть, он впервые вышел на работу. Он указал на мой портфель и спросил, что находится внутри.

– Да всего лишь несколько документов и журналов, – ответил я.

Он внимательно просмотрел содержимое – деловую и туристическую литературу вперемешку. Главный вопрос, который крутился в моей голове, был: означает ли это обычную проверку или за этим должен был последовать тщательный досмотр. Если они хотели просто «понюхать» меня, рассуждал я, вряд ли они использовали бы такого неопытного юнца. Именно в этот момент, когда всё в груди сжалось, хотя я и пытался выглядеть равнодушно, я пожалел о том, что не перелез вместо всего этого через пограничное ограждение. В конце концов, удовлетворённый тем, что я не пытаюсь провезти запрещённые материалы (я подозревал, что он, возможно, надеялся найти экземпляр журнала «Плейбой), таможенник отпустил меня.

Скоро я уже ехал в такси, сгорая от возбуждения, но посматривая через зеркало заднего вида в поисках признаков «хвоста». Очертания города, подступающего к аэропорту вдоль загруженной машинами системы скоростных дорог, соответствовало моему оптимистическому настроению. Вдали виднелась шеренга высотных домов из стекла и бетона – центр Йоханнесбурга, обрамлённый скалами и холмами, а также шахтными отвалами, похожими под лучами солнца на дюны. С чувством торжества я заметил холм Йовилля, где играл ещё ребенком. Скорость, с которой двигался поток, машины последних марок, головокружительные развязки, гигантские линии электропередачи и внушительные здания, которые проносились мимо, – всё указывало на то, какие перемены произошли здесь. Я перевёл взгляд с отвалов шахт на небоскрёбы и подумал, что, возможно, ни один другой город мира не связан так наглядно со своими экономическими корнями.

В загородной гостинице, где я разместился, я первым делом нашёл телефон, набрал номер в Лондоне и сообщил на автоответчик о благополучном прибытии. Я знал, что после этого последует звонок из Лондона моим подпольным партнёрам в Йоханнесбурге. Это, в свою очередь, приведёт ко встрече на следующий день. А пока мне нужно было провериться на слежку, с тем, чтобы с наибольшей степенью вероятности убедиться, что я не попал под наблюдение. Самым лучшим способом сделать это было отправиться на длительную прогулку. Этим можно было одним выстрелом убить двух зайцев, то есть ещё и побродить по Йовиллю, по тем местам, где я играл в детстве и которые мне так хотелось увидеть снова.