3

15 августа – незабываемый день, который навсегда останется в памяти у всех присутствовавших. Начальник училища со звездой Героя на парадном кителе торжественно зачитал Приказ о зачислении суворовцами стоящих на плацу мальчишек. Вот теперь уже точно все. Свершилось то, о чем так долго мечталось. Вчера еще было сладкой грезою, а сегодня уже стало реальностью. Отныне для них всех 15 августа – священный праздник – День Кадета. Таким он останется для них на всю жизнь.

Как и все в жизни, праздник отошел в прошлое. Начались суровые будни. Две недели напряженных занятий по физической подготовке, огневой, строевой и уставам. Шесть часов до обеда и четыре после. Доводящие до отупения тренировки в выполнении команд «Подъем» и «Отбой».

Не успели – повторить. Неправильно выполнили – повторить. Кто из них мог раньше подумать, что правильно и быстро заправить кровать – это целая наука? И со всех сторон постоянно назидательно звучит: «Не можешь – научим, не хочешь – заставим». Улыбающийся прапорщик Клинцов, получивший кличку «Цапель», с написанным на его лице ехидством, стоял с зажженной спичкой в руке.

Наверное, в эти мгновения он вспоминал о том, как издевались над ним, трусоватым по натуре, тщедушным и маломощным, «деды» в учебке, куда он случайно, больше по недоразумению попал из-за ошибки штабного писаря. Ох, и натерпелся он в те дни горя и унижения.

Ну, а теперь пришло его время за все воздать по заслугам. Что с того, что эти пацаны никакого отношения к тем мучителям и истязателям не имели…

Появились люди, сомневающиеся в том, что они правильно сделали выбор профессии, и написали рапорта. Их место тут же заняли те мальчишки, что, еще надеясь на какое-то чудо, до сих пор стояли за забором, с горящими глазами наблюдая за своими сверстниками в форме и погонах. Тем, у кого балл был повыше, повезло – произошел донабор.

– Привет всем, мужики! – счастливец кидал свои гражданские вещи на отведенную ему, безвременно осиротевшую койку. – Вот и мы…

Трудно было всем. Рэм держался.

Но было и очень интересно – каждый день узнаешь что-то новое и нужное. Хорошо помогала дружба с Витькой и Юркой, который попал в соседний второй взвод.

– Слушай, брат, помоги! – обращались они друг к другу в случае нужды.

Взаимопомощь и выручка всегда помогали в трудную минуту. Втроем было легче справиться с трудной задачей или бедой, чем в одиночку. Разделенное на троих уже не казалось столь страшным.

За короткое время воинские коллективы еще не успели сформироваться в полной мере. Воспитанники разбивались на отдельные кучки. Еще сильны были связи по принципу землячеств.

Местные – это мальчишки с расположенных поблизости республик. Много ребят было с юга России и Северного Кавказа. Южане наполовину оказались спортсменами, как правило, борцами или боксерами.

Тут уж точно поработал еще один критерий отбора – наличие спортивного разряда котировалось не меньше, чем высокий проходной балл. Достаточно было доказать свою принадлежность к тому или иному виду спорта, и место в училище было обеспечено.

Известным образом поступил и Алан Магомедов, собрал возле себя кучку гортанно говорящих ребят, которая попыталась подмять под себя других.

– Ты… вы… слушаться нас должны, – заявили как-то они.

Но этого у них не вышло – подмять всех под себя.

– Иди-ка ты, Алан, к себе в горы! – насмешливо прозвучало со стороны русскоговорящих южан. – Там тебя ждут твои козы…

Дело шло к драке, и горцы отступили.

К чести многочисленных представителей силовых видов единоборств именно к силовому разрешению различных споров и конфликтов они, как правило, избегали прибегать.

Возможно, это было одним из условий их поступления. И это их останавливало. За воротами все еще бродили желающие надеть черную форму с алыми лампасами…

Постепенно ребята привыкали к общению с новыми товарищами, которые по слепой воле распределения оказались их сослуживцами. Приходилось находить общие точки соприкосновения с теми, кто постоянно находился рядом, независимо от того, кто и откуда приехал.

Постепенно стали формироваться новые коллективы – воинские: в отделениях, во взводах, в ротах. В пацанах медленно просыпался и креп дух коллективизма, возникало чувство локтя товарища – то, чем всегда отличались выпускники суворовских училищ, первые из которых были основаны еще в далеком сорок четвертом году для того, чтобы пристроить сирот и сынов полков.

Страшная война подходила к победному концу, и надо было думать об их дальнейшей судьбе. Первоначально срок обучения составлял семь лет.

Естественно, что за такой длительный промежуток времени ребята крепко сплачивались, становились друг другу, как родные. Впоследствии училища сначала перевели на трехлетнее, а потом на – двухлетнее обучение.

Но заложенные самые первыми воспитанниками традиции остались и поддерживались офицерами-воспитателями, многие из которых сами когда-то вышли из таких же суворовских стен.

К ним относился и командир 4 роты подполковник Чигирь – мастер спорта по спортивной гимнастике, опытный командир и воспитатель. Ребятам было, с кого брать пример. Было, на кого равняться.

Наступило утро 1 сентября. Вернулись из отпуска десятиклассники, заносчиво гордые, с «высоко задранными вверх носами». Младшие воспитанники с затаенной в неокрепших юных душах тревогой ожидали приезда старших. Но ничего особенного не произошло.

Оказалось, что ползающие по углам, от одной кучки растерянных ребят к другой слухи о страшной «дедовщине», на самом деле, являлись плодом воображения пытавшихся набить себе цену парочки двоечников и их горячим желанием выдать желаемое за действительное.

Да, существовали некие неписаные правила, устанавливающие порядок взаимоотношений между курсами. Главное – всегда и во всем уступать дорогу старшим. В узком коридоре малыши, прижимаясь к стенке, пропускали строй «кадетов».

– В сторону! В сторону! – угрожающе шипели десятиклассники.

Не успеет кто-то вовремя уйти с дороги, его так толкнут сплоченными в монолит мощными плечами, что в следующий раз будешь крутить головой на все триста шестьдесят градусов, чтобы снова ненароком не попасть под этот стальной каток. В магазине и чайной выпускники, также пропускались вне очереди.

– Я тут еще вчера стоял, – нагло заявляли они и протягивали продавщице деньги. – Дайте мне то…

Позволить себе нарушить форму одежды – это тоже была привилегия старших. Согнуть кокарду или бляху, ослабить поясной ремень младшим категорически запрещалось. Рэм довольно быстро усвоил это правило на самом себе. Когда, слегка расслабившись, позволил себе совсем чуть-чуть согнуть кокарду на шапке, чтобы та, проказница, находилась ровно по центру и не крутилась, как кокетливая девица на своем первом званом балу, незамедлительно получил кулаком в лоб, приобретя столь ценные познания и заодно выровненную кокарду.

– Вопросы есть? – верзила ехидно улыбнулся.

– Нет, – мотнул Рэм головой, сосредоточенно следя за расплывающимися перед глазами кругами.

Но скоро у большинства десятиклассников нашлись земляки на первом курсе, а земляк – он, к слову сказать, и в Африке земляк. Как же его можно обижать? Наоборот, его надо защищать. Почти каждый младшекурсник, почему-то оказался чьим-то земляком.

Получилось, что доказывать свое превосходство оказалось практически не над кем. «Ты это… мой брат не трогай, да!» – возмущенно тыкал пальцем в грудь своего сокурсника недавний житель высоких гор, вставая грудью на защиту своего земляка, такого же чернявого и горбоносого. «Ладно, Алан, но и ты, в свою очередь, наших не тронь…».

За пределами родных стен все становились на защиту друг друга – это была уже одна большая и сплоченная воедино семья. Местные ребята опасались задирать парней в черной форме с алыми лампасами на брюках. Город еще хорошо помнил, какое побоище произошло на остановке трамвая у сквера Л. Н. Толстого.

А дело было так:

Как-то два суворовца возвращались из увольнения и были уже рядом с училищем, когда к ним пристала и стала избивать местная подвыпившая шантрапа.

Воинственный клич: «Наших бьют!» поднял на ноги всех свободных. Хулиганы попытались укрыться в салоне вагона пятого трамвая. Недолго думая, вагон окружили, раскачали и повалили набок. Пассажиров доставали из вагона по одному и проводили профилактическую работу. Может быть, кому-то досталось и зря.

Но в ожесточенном пылу боевых действий не всегда находится время, чтобы обстоятельно разобраться в том, кто прав, а кто виноват. После этого все организованно вернулись на свои обычные места.

Традиционно «ничейной» полосой считался ЦПКиО имени Горького, находившийся по соседству с училищем и отделенный от него оврагом.

Когда-то и там произошла похожая история, повторения которой, кажется, никому не хотелось. Кроме того, в городе на помощь всегда могли прийти курсанты танкового и инженерного училищ. Это тоже были свои. Своего рода войсковое товарищество…

4

Начались плановые занятия…

Обычная школьная программа плюс усиленная физическая подготовка и военные предметы. Знания давали основательные и за подготовку спрашивали строго. После первых контрольных сразу стало видно, кто чего стоит. Кто поступил, благодаря своим хорошим знаниям, а кто – оказавшись хорошим спортсменом.

Ну, а кто-то попал в эти стены при помощи родственных связей. Вместе со всеми учились родные и близкие членов Политбюро, министров, начальников с большими звездами на погонах, а также отпрыски влиятельных особ. Но легкой жизни никому не обещали…

– Если кто-то из вас наивно полагает, – с затаенной усмешкой в красивых миндалевидных глазах заверила их на самом первом уроке по русскому языку преподаватель Анна Владимировна, – что в совершенстве знает мой предмет, то я сейчас постараюсь доказать вам обратное.

И слов своих она на ветер не бросала. Выдала на первом же диктанте текст такой сложности, будто имела дело со студентами филологического факультета МГУ, и все работы запестрели красными галочками подчеркнутых ошибок. От двадцати и до тридцати – это еще считалось, что даже неплохо. Рекордсмен взвода насчитал в тот раз у себя в тетради семьдесят две ошибки. И им был…

Много душевных сил, личного времени потратил Рэм, помогая подтянуть успеваемость своему товарищу и подчиненному Эдику Панченко. Но все его попытки закончились безрезультатно. После второй четверти у Эдика образовалась много «непогашенных» задолжностей.

А по одному, всем им известному, Положению – три «двойки» и документы на отчисление на стол. Когда воспитанники вернулись, отгуляв зимние каникулы, Эдик, как ни в чем не бывало, улыбаясь, встречал их в казарме. Лишь после целой кучи дотошных вопросов выяснилось, что скромный юноша, приходится племянником жене Начальника Генерального штаба Министерства Обороны.

Да, долго же конспирировался и маскировался под простого смертного их тихий товарищ.

– Эдик, что ж ты раньше-то молчал? – укоряли его друзья. – Мы же за тебя переживали, волновались…

В отпуске ночами не спали. Сытный и лакомый кусок в горло не лез. Им-то хорошо, а их товарищу…

– Так я это… того… – «герой дня» смущенно потупился, – не люблю я это… про это… словом… говорить…

Ну да, чего понапрасну «понтариться» чужими заслугами, пока своих еще нет никаких, только позорить имя видного человека.

Чтобы воспитать из ребят не только образованных, но и культурных людей ввели дополнительные дисциплины: этику и эстетику. Учили манерам поведения в обществе, нормам морали и права, прививали любовь к искусству, тягу к прекрасному. С большим интересом посещались уроки бальных и современных танцев.

Особое внимание уделяли изучению иностранных языков. Но куда же пойдет будущий выпускник без настоящего знания родного русского языка? Видно совсем не зря опасался Рэм, что все его познания в этой области недостаточно глубоки.

Первые же диктанты показали, что у подавляющего большинства ребят существуют немалые пробелы в знаниях, возникшие в результате низкого и некачественного уровня преподавания этого предмета в школе.

Чему может, спрашивается, научить детей учитель словесности, если сам не знает, где надо писать два «н» в прилагательных и причастиях, а где только одно. Если преподаватель высшей категории на доске пишет: «пинул», а не «пнул», и с пеной у рта доказывает свою правоту.

Если большую часть своего урока занимается демагогией, как следствие, не успевает изложить весь материал урока и все задает «на дом»…

– Товарищи суворовцы! – объявляла преподаватель. – Сегодня мы пишем диктант. Убрать все лишнее со столов.

Если с простыми, адаптированными текстами все, в основном, как-то справлялись, то стоило отойти от школьной программы чуть в сторону, как начинались большие проблемы, о которых их с самого первого дня предупредила Анна Владимировна, суровая красавица, в которую все поголовно были, кажется, влюблены. Сидели на уроках, украдкой кидали томные взгляды и вздыхали.

Правда, тайным воздыхателям приходилось еще хуже, витая в облаках, они многое пропускали, следующие диктанты писали еще хуже.

– Сдать тетради! – как удар хлыстом, следовала команда.

Но трудно было тем, кто со всем вниманием слушал женщину с невыразимо красивыми миндалевидными глазами, удивительно узкой талией восемнадцатилетней девушки, очаровательным голосом. Старающийся изо всех сил Рэм о пятерке в те дни даже и не мечтал, получить твердую четверку, и то было бы хорошо.

– Эх! – тяжко вздыхал он, разбираясь с очередным упражнением. – Грехи наши тяжкие…

Это потом уже у преподавателей начались игры в любимчиков. Не попал в их число – оценки «отлично» уже не видать. Обидно было Рэму. Чувствовал, что знает, по крайней мере, не хуже своих же друзей: Юрки Кускова и Витьки Безрукова. Но, видать, фамилия его своим происхождением слегка подкачала. Даже русские этот язык в совершенстве не знают. Куда уж там им, нерусским. Как-то Анна Владимировна выразилась:

– Мы сами свой язык до конца не знаем, куда уж вам, татарам да…

Потом женщина, осознав, что сказала явно не то, спохватилась, но было уже поздно. Слово – не воробей, вылетит – уже не поймать…

Но… «не суди, и сам судим не будешь…».

Просто ему не надо обращать на это внимание. Делать вид, что так все и положено. Надо научиться прощать.

С началом зимы училище начало превращаться в «цирк на льду». Виной всему стали занятия по лыжной подготовке. Если местные ребята еще были как-то знакомы с таким способом передвижения по местности, то южане, видевшие это разве что только в кино или по телевизору, понимали слова «бег на лыжах» буквально дословно.

– Побежали! – вскидывались вверх лыжные палки.

Многие не скользили, отталкиваясь, на лыжах, а, действительно, пытались бежать, смешно подпрыгивая вместе с плохо прикрепленными к их ногам «деревяшками». А те упрямцы почему-то не хотели сами двигаться вперед, все время крутились, то расходясь, то перекрещиваясь. Выходили парни на лыжах, а возвращались «на дровах» или с ними в руках. А так как училище стояло у реки, то и трассы проходили по ее застывшей поверхности.

– Рота, подъем! Выходи строиться! Форма одежды №3…

Старшина Георгиевский поторапливал сонных еще ребят.

Утро вместо зарядки начиналось с лыжной пробежки. Два раза в неделю после обеда проходили тренировки. И завершалось все в воскресенье кроссом на время. Подполковник Чигирь лично выводил всех своих питомцев на старт трассы длиной в десять километров. Дистанция бега проходила вдоль речного берега, повторяя все его изгибы, затейливо рисуя полупетли, потом делала полукруг, поворачивая в обратную сторону, и, описав неровную кривую, заканчивалась там, где начиналась.

Южане, трезво оценивавшие свои силы, хорошо понимали, что в отведенное на это время все десять километров им не пройти, и пытались всеми возможными способами сократить этот маршрут.

Кто-то срезал одну полупетлю за другой. А кто-то, стартовав и пройдя с километр по лыжне, сходил с нее, перебирался на противоположную сторону и, снова встав на лыжи, с мужественным видом финишировал, высунув от усердия язык, желая показать всем, как трудно ему далось преодолеть эту нескончаемую дистанцию.

– Я смог! – победно вскидывались вверх обе руки. – Я победил!

Существовавший риск попасться стоил того. Тот, кто не укладывался, автоматически исключал себя из списков желающих сходить в увольнение. А там все радости огромного города.

Выходцы с Юга России взрослели в силу некоторых причин несколько раньше своих сверстников с Севера страны. Их уже тянуло к девочкам. Никто, конечно, не хотел лишать себя такого удовольствия. А потому-то многие и прибегали к всевозможным уловкам и хитростям.

Но вот, к радости многих, снег растаял, и пришел конец мучениям участников ледового представления.

Пришла весна, и весь личный состав училища стал готовиться к преодолению новых испытаний. Неотвратимо надвигалась всесторонняя инспекция Министерства Обороны, какой не было уже больше десяти лет. Суворовцы ходили с не проходящим со временем недоуменным вопросом в глазах: «За что именно нам выпало такое наказание?».

Проверка такого уровня, как правило, начинается со строевого смотра, и к нему начали усиленно готовиться. Но оказалось, что у большинства второкурсников шинели по тогдашней моде были «подрезаны» выше колен, в то время, как расстояние от пола до подола не должно было превышать тридцать два сантиметра. А там наблюдались все сорок – сорок пять.