Выпрямившись, он расправил плечи и незаметно одернул жилет. Ветер шевелил перья на его шляпе и развевал блестяще-черные локоны капитана. Без утайки скажем – было на что посмотреть. Кеннит сам знал это и вовсю пользовался тем впечатлением, которое производил и на мужчин, и на женщин. Он был рослым, хорошо сложенным, мускулистым. И камзол его скроен был так, чтобы подчеркнуть ширину плеч и плоский живот. Да и лицо не подкачало. Высокий лоб, крепкий подбородок, прямой нос и тонкие губы. Борода капитана была, согласно моде, остроконечной, кончики усов тщательно укреплены воском. Не нравились Кенниту только глаза. Ими его наградила мать – бледно-голубыми, водянистыми. Оттого всякий раз, когда он смотрел в зеркало, ему казалось, будто он встретился с нею взглядом и она вот-вот заплачет, огорченная делами своего беспутного сына. Дурацкие, в общем, глаза. Не таким бы глядеть с его загорелой физиономии. У кого другого они сошли бы за вопрошающе-мягкие, но ему даже думать об этом было противно. Он долго пытался выработать этакий «льдисто-голубой» взгляд, но особого успеха пока не достиг: проклятые глаза были слишком бледны даже для того, чтобы изображать лед.

Усилие, потребовавшееся для обуздания слабости, даже заставило его слегка скривить губы, но все же он выпрямился и наконец посмотрел на Иного.

Тот ждал. И ему, кажется, было наплевать, кто перед ним. И глаза их находились примерно на одном уровне, потому что они были почти одного роста. Пират испытал странное облегчение оттого, что легенды оказались настолько правдивы. Эти перепончатые пальцы на руках и ногах… рыбьи зенки в хрящеватых глазницах… плотная чешуйчатая кожа на теле. То бишь все в точности так, как Кеннит и ожидал. Тупорылая, лишенная волос голова не принадлежала ни человеку, ни рыбе. Угол челюсти располагался пониже ушных отверстий, так что пасть запросто могла вместить голову человека. За тонкими губами угадывались ряды мелких острых зубов. Плечи сутулились, обвисая вперед, но осанка существа говорила отнюдь не о вялости, скорее наоборот – о животной силе. Иной был облачен в одеяние вроде плаща, бледно-лазурное и сотканное столь искусно, что отдельные нити были немногим заметней прожилок на цветочном лепестке. Плащ облегал тело Иного, словно стекающая вода… Да! Все именно так, как Кенниту доводилось читать. За исключением одного.

Для капитана полной неожиданностью явилась его приязнь к этому созданию. Зловоние? Должно быть, мерзость, которую он только что ощущал, порывом ветра донесло совсем с другой стороны. Запах Иного был запахом сада в цвету, его дыхание отдавало букетом дорогого вина, а в непостижимых глазах таилась бездонная мудрость. Кенниту захотелось понравиться дивному существу. Заслужить его одобрение. Чем? А хотя бы своим великодушием и умом. Ах, как хотелось бы, чтобы Иной стал думать о нем хоть чуточку лучше…

За спиной капитана глухо прошуршали по песку шаги подошедшего Ганкиса. Чужой чуть отвлекся, взгляд рыбьих глаз, неподвижно созерцавших Кеннита, на мгновение скользнул прочь… и этого мига хватило, чтобы наваждение растаяло. Поняв, что произошло, Кеннит едва не подпрыгнул. Потом скрестил на груди руки, дабы сработанная из диводрева личина как можно плотнее вжалась в его плоть. Оживший или еще не оживший, но амулетик, похоже, все-таки сработал. Не дал колдовству чужака совсем уж опутать сознание. Ладно! Теперь, когда он сообразил, что на уме у Иного, тот нипочем волю Кеннита не согнет.

И вот их взгляды снова скрестились, но пирату более ничто не мешало видеть истинное обличье Иного. Это было холодное чешуйчатое порождение морской бездны. И оно, кажется, смекнуло, что Кеннит сумел одолеть навеянный им морок. Во всяком случае, когда оно набрало воздуха в особые мешки позади челюстей и заговорило, как бы отрыгивая слова, пирату послышался в его голосе некий оттенок сарказма.

– Добро пожаловать, путешественник. Ты искал, и я вижу, что море щедро вознаградило тебя. Желаешь ли ты сделать добровольное приношение и выслушать прорицателя, который объяснит смысл найденного тобой?

Так могли бы разговаривать скрипучие несмазанные ворота. Кеннит про себя оценил то усилие, которое, должно быть, потребовалось этому существу для овладения столь мало подходящей для него человеческой речью, и испытал невольное восхищение. Однако другая, более жесткая и заскорузлая часть его существа тотчас отмела это восхищение, ибо на самом деле необыкновенное достижение Иного было, конечно, простым актом услужливости. Даже раболепия. Вот оно стоит перед ним, это создание, во всех отношениях чуждое человечеству. Стоит, между прочим, на своей собственной территории. И тем не менее прислуживает ему, Кенниту. Говорит, как умеет, на его языке. Просит подачку в обмен на свое предсказание.

Возникает только вопрос: коли все так, коли оно действительно признает его своим господином, откуда в нечеловеческом голосе эта беспокоящая нотка насмешки?

Эта мысль была лишней, и Кеннит досадливо отбросил ее. Взявшись за кошелек, он вытащил две золотые монеты – освященное обычаем «добровольное приношение». Что бы он там ни плел только что простодушному Ганкису – на самом деле Кеннит произвел определенные изыскания, выясняя, какого именно приношения будет ждать от него Иной. Госпожа удача не любит, когда ее застигают врасплох. Ей нужно, чтобы все было как следует приготовлено.

Так что капитан был готов. Он глазом не моргнул, когда, вместо того чтобы протянуть руку-лапу, существо высунуло длинный сероватый язык. Кеннит, не дрогнув, опустил на него свои монеты. Язык мгновенно втянулся назад в пасть. Проглотило оно золото или сотворило с ним еще что-нибудь – сказать было невозможно. Так или иначе, приняв подношение, Иной отвесил Кенниту короткий деревянный поклон – и разгладил перед собой полукруг песка, приглашая пирата разложить найденное на берегу.

Он проделал это без спешки и суеты. Первым лег на песок стеклянный шар с движущимися фигурками внутри. Подле него Кеннит положил розу, а вокруг нее, в аккуратном порядке, – двенадцать накладных ноготков. Рядом устроил сундучок с крохотными чашечками. Высыпал в ямку горсть хрустальных шариков, попавшихся ему уже в самом конце. А вот и самая последняя находка – медное птичье перышко, весившее, кажется, немногим более настоящего.

И Кеннит с легким кивком отступил прочь. Все, дескать. Закончил.

Ганкис виновато посмотрел на своего капитана и застенчиво пристроил с краешка оставшуюся у него непонятную раскрашенную игрушку. Потом тоже отступил прочь.

Довольно долго Иной молча рассматривал предъявленные ему сокровища. Наконец его непривычно плоские зенки обратились вверх и встретились с голубыми глазами Кеннита. Он сказал:

– Это все, что тебе удалось найти?

Он явно намекал, что у Кеннита могло быть еще кое-что припрятано. Но капитан лишь неопределенно и молча пожал плечами и мотнул головой: то ли да, то ли нет, понимай как знаешь. Ганкис беспокойно переминался у него за спиной.

Иной шумно втянул воздух в свои речевые мешки.

– То, что выносят на здешний берег океанские волны, не предназначено быть добычей людей, – проскрежетал его голос. – Если пучина извергает что-либо, то лишь потому, что на то случилась ее воля. Не дерзай же противиться воле пучины, ибо так не поступает ни одно осененное разумом существо. Никому из людей не позволено уносить с собой то, что он может найти на берегу Сокровищ!

Кеннит спокойно поинтересовался:

– Ты хочешь сказать, что все здешние находки – собственность Иных?

Как ни различались их расы, он явственно видел, что сильно смутил своего собеседника. Тому понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Потом он ответил очень серьезно:

– То, что пучина выбрасывает на берег Сокровищ, не перестает ей принадлежать. Мы здесь всего лишь смотрители.

Тонкие губы Кеннита сделались еще тоньше, растянувшись в улыбке:

– В таком случае это вообще не твое дело. Я – капитан Кеннит, и, верно, я не буду единственным, кто в разговоре с тобой назовет себя хозяином моря. Потому что мы бороздим океан, где хотим, а значит, все, что принадлежит океану, принадлежит также и нам. Ты свое золото получил? Вот и давай прорицай. А о чужом имуществе задумывайся поменьше.

Было отчетливо слышно, как ахнул перепуганный Ганкис. Иной, напротив, никак не отреагировал на слова капитана. Лишь в глубокой задумчивости нагнул голову, а за ней и все лишенное шеи тело – ни дать ни взять глубоко склонился перед Кеннитом, как бы вынужденно признавая его превосходство. Когда же Иной выпрямился вновь, его рыбий взгляд уперся прямо в душу Кенниту, словно указательный палец, твердо прижавший карту.

– Простое толкование. Настолько простое, что иные и из вашего племени сумели бы его сделать! – Голос существа стал ниже, точно шел откуда-то из недр его тела, а не из мешков под ушами. – Ты берешь чужое, капитан Кеннит, и называешь его своим. И сколько бы ни попало тебе в руки, ты никогда не ведаешь удовлетворения. Те, кто следует за тобой, довольствуются лишь тем, что ты бросаешь, сочтя ни к чему не годными безделушками… или игрушками. Себе же ты берешь то, что сочтешь наиболее ценным. – Тут Иной покосился на Ганкиса, потрясенно таращившего глаза. – Такое понимание ценностей и обманывает, и грабит вас обоих.

Но Кеннит пришел сюда не затем, чтобы выслушивать нравоучения.

– Своим золотом я оплатил право задать один вопрос, так? – перебил он предсказателя.

Челюсть Иного резко отвисла. Но не от изумления, скорее с угрозой. Многочисленные ряды зубов в ней и правда оказались весьма впечатляющими. Пасть захлопнулась, словно капкан. Холодные губы чуть шевельнулись, выплевывая ответ:

– Спраш-ш-ш-ивай ж-же…

И Кеннит спросил:

– Преуспею ли я в том, к чему ныне стремлюсь?

Воздушные мешки Иного пульсировали как бы в задумчивости.

– Не желаешь ли выразиться определенней?

Кеннит терпеливо проговорил:

– А разве знамения, явленные тебе, требуют уточнений?

Иной вновь уставился на предметы, разложенные перед ним на песке. Роза. Чашечки. Перламутровые ноготки. Плясуны в шаре. Перышко. Хрустальные шарики…

– Ты преуспеешь в том, чего жаждет твое сердце, – прозвучал краткий ответ. По лицу Кеннита начала было расползаться улыбка, но голос Иного, ставший откровенно зловещим, так и заморозил ее. – Ты исполнишь то, что всего более возжелаешь исполнить. То деяние… тот подвиг, коему посвящены твои грезы, ты воплотишь своими руками…

– Довольно, – проворчал Кеннит.

Внезапное нетерпение охватило его, и он раздраженно отринул мысль о том, чтобы испросить право лицезреть их Богиню. И слушать предсказателя дальше у него никакого желания уже не было. Он нагнулся собрать с песка разложенные сокровища, но Иной быстрым движением растопырил над ними перепончатые лапы. Пальцы оканчивались когтями, и на каждом острие выступила зеленоватая капелька яда.

– Находки, – проскрипел Иной, – как им и положено, останутся на берегу. Я прослежу за тем, чтобы они были должным образом размещены.

– Премного благодарен. – Голос Кеннита так и дышал искренностью.

Капитан начал медленно выпрямляться. Но стоило Иному чуть-чуть потерять бдительность, как пират мгновенно шагнул вперед и наступил сапогом на стеклянный шар, приютивший ярмарочных акробатов. Тот лопнул, прозвенев, словно колокольчик на ветру. Ганкис вскрикнул так, словно Кеннит заколол его первенца. Отшатнулся даже Иной, пораженный столь преднамеренным разрушением красоты.

– Вот жалость какая! – отворачиваясь, бросил Кеннит. – Но если мне им не владеть, с какой стати отдавать его другим?

На самом деле сначала он подумывал раздавить сапогом розу, но удержался, да и правильно сделал. Хрупкий с виду бутон был явно сработан из чего-то такого, что не очень просто окажется расколошматить. Еще не хватало уронить себя, безуспешно пытаясь его сломать! А остальные вещички, на взгляд Кеннита, немногого стоили. Пускай Иной и поступает с ними, как ему заблагорассудится.

Он повернулся и зашагал прочь.

У него за спиной Иной издал яростное шипение. Он долго втягивал в себя воздух, чтобы затем произнести нараспев:

– Тот, чья пята попирает и рушит принадлежащее морю, морю в конце концов и достанется!

И зубастые челюсти захлопнулись с лязгом, словно обкусив хвост этого последнего предсказания. Ганкис рысцой догнал своего капитана. Он был из тех, кому хорошо известные опасности милее неизвестных. Удалившись по берегу на десяток шагов, Кеннит остановился и вновь обернулся к Иному.

Тот так и сидел над разложенными сокровищами.

– Да, кстати! – крикнул ему Кеннит. – Там было еще кое-что, но, по-моему, океан преподнес этот подарок не мне, а тебе, так что я там его и оставил. Мне кажется, ни для кого не тайна, что Иные не очень-то жалуют кошек?

Это было правдой: Иные испытывали перед кошками и всеми их родственниками прямо-таки панический ужас.

Предсказатель не снизошел до ответа. Но Кеннит с удовлетворением увидел, как встревоженно дрогнули его речевые мешки.

– Целый выводок маленьких котят, голубенькие такие! – продолжал капитан. – Ты без труда найдешь их неподалеку отсюда. В красно-синем кожаном мешочке. Семь или даже восемь прелестных созданий. Боюсь, некоторым из них не пошло на пользу морское купание, но те, которых я выпустил, наверняка здесь приживутся! Уж вы их не обижайте, пожалуйста!

Иной издал странный звук, нечто вроде свиста.

– Забери их! – взмолился он. – Забери их отсюда! Всех! Пожалуйста!

– Забрать с берега Сокровищ то, что по своей всевышней воле выбросил океан? Даже помыслить о таком не дерзну! – В голосе Кеннита звучала алмазная искренность.

Он не засмеялся, даже не улыбнулся, наоборот, уходя, всем видом изображал скорбное недоумение. Зато чуть позже поймал себя на том, что мурлычет непристойный мотивчик, подслушанный на улицах Делипая. А шагал капитан Кеннит так широко, что бедного Ганкиса, трусцой спешившего за ним, очень скоро замучила одышка.

– Господин мой, – пропыхтел он наконец. – Можно спросить кое о чем, господин капитан?

– Спрашивай, – милостиво разрешил пиратский вожак.

Он был наполовину уверен, что Ганкис попросит идти чуть помедленнее, и уже решил, что ответит отказом. Им следовало поторопиться на корабль, чтобы успеть вывести его в море, пока набравший силу отлив не обнажил в устье бухты непреодолимые подводные скалы.

Но Ганкис заговорил совсем о другом. Он спросил:

– А что это такое – то, в чем ты обязательно преуспеешь?

Кеннит едва не поддался искушению рассказать ему, но вовремя спохватился. Нет. Зря, что ли, он так долго обдумывал свой нынешний поход за предсказанием, зря, что ли, загодя взвешивал в уме каждый свой шаг! И он точно знал, когда ему следует заговорить. Он подождет, пока они выйдут в море и Ганкис во всех подробностях изложит команде свое ви́дение их приключений на острове. Долго этого ждать навряд ли понадобится. Старик словоохотлив – а команду, истомившуюся в неизвестности, наверняка снедает нетерпение узнать все как есть. Итак, он подождет, пока они не поймают попутный ветер и не лягут на курс, направляясь назад в Делипай, и тут-то он велит всем собраться на палубе. Кеннит живо вообразил себе лунный свет и своих моряков, выстроенных на шкафуте…^[1] В бледно-голубых глазах капитана разгорелся огонек предвкушения.

И потому ответа на свой вопрос Ганкис не получил.

Они преодолели пляж берега Сокровищ гораздо быстрее, чем когда высматривали находки. Вскоре они уже карабкались на откос. Там начиналась тропинка через заросшую лесом внутреннюю часть острова. Кеннит не желал показывать Ганкису, как беспокоила его судьба «Мариетты». Здешние приливы и отливы менее всего считались с лунными фазами и тому подобными мелочами. Корабль, поставленный на якорь вроде бы в совершенно безопасном местечке, в один прекрасный момент запросто мог сесть днищем на скалы, которых определенно не было там в предыдущий отлив. Так что у Кеннита не было ни малейшего желания рисковать «Мариеттой». Лучше убраться с этого колдовского острова, покуда отлив не запер их в бухте!

В лесу, куда не мог добраться морской ветер, воздух был неподвижен, а солнечный свет отливал золотом. Косые лучи проникали между ветвей, пронизывая легкий туман, напоенный ароматами перегноя и зелени, и все вместе неуловимо навевало на путников сон. Кеннит сам обратил внимание, как замедлился его стремительный шаг, – таким уж покоем дышало все вокруг. Прежде, когда с ветвей опадала наземь влага ночного дождя, лес отнюдь не манил Кеннита под свою сень: не было никакой охоты соваться в мокрую чащу, заваленную буреломом. Зато теперь… зато теперь как-то само собой разумелось, что этот лес – поистине место чудес. Чудес, тайн и сокровищ не менее заманчивых, чем ожидавшие на берегу…

Беспокойство за судьбу «Мариетты» незаметно рассосалось и позабылось. Вот уж тоже – печься о таких мелочах! Да что с ней сделается?! Кеннит обнаружил, что остановился посреди галечной дорожки. Сегодня он пойдет исследовать остров. Перед ним распахнутся дивные сокровищницы Иных, те самые, где единственная ночь созерцания оборачивается столетием внешнего мира. Он познает их все. И все покорит. И произойдет это скоро. А пока он просто постоит здесь, постоит неподвижно, вдыхая чудесный золотой воздух этого места…

Ничто не мешало бы ему наслаждаться дивным покоем – если бы не Ганкис. Матрос знай бормотал что-то о «Мариетте» и об опасностях здешних приливов-отливов. Кеннит не обращал внимания на его болтовню, но старик лопотал свое без умолку.

– И на что мы остановились здесь, а, капитан? Капитан Кеннит? Господин мой, да ты слышишь ли меня? Тебе, может, нехорошо?

Кеннит рассеянно отмахнулся – отвяжись, мол. Но на старого липучку и это не подействовало. Тогда капитан призадумался, какое бы дать ему поручение, чтобы этот шумный и такой вонючий ублюдок перестал осквернять собой покой лесного чертога. Он порылся в кармане, и его рука натолкнулась на цепочку и медальон. Кеннит тайком улыбнулся, вытаскивая его наружу.

– Вот что, – сказал он, прерывая на середине очередную струю Ганкисовой чепухи. – Смотри-ка, что я нечаянно прихватил с собой с ихнего берега. Так ты уж сделай доброе дело, сбегай туда. Отдай эту побрякушку Иному и проследи, чтобы он убрал ее куда следует.

Ганкис воззрился на него в немом изумлении.

– Нет времени, господин мой! – выдохнул он наконец. – Уж лучше ты, господин капитан, прямо здесь ее положи! И скорее бежим на корабль, пока он на скалы не сел или пока ребята с горя без нас не отчалили! Теперь, может, месяц не случится такого прилива, чтобы в Обманную бухту спокойно входить-выходить! А ночи на этом проклятом острове ни одному человеку не пережить!

Старый паршивец определенно начинал действовать на нервы своему капитану. Вот он уже спугнул маленькую зеленую пичугу, собравшуюся было сесть неподалеку.

– Иди, я кому говорю! – рявкнул Кеннит. – Ну? Пошел!