2666

Мне кажется, вы переоцениваете свои возможности, проговорил он. Б***ь, конечно, я переоцениваю свои возможности, в противном случае я ничего бы в жизни не добилась.

Действительность — она как обкуренный сутенер среди грозовых громов и молний, сказала депутат. А потом замолчала, словно решила во что бы то ни стало услышать далекие громовые раскаты.

Роман чилийского прозаика неслучайно назван в аннотации "постмодернистской головоломкой" (сразу замечу: не считаю себя особой поклонницей постмодернизма в искусстве вообще и в литературе в частности, но роман понравился) - он действительно заставит читателя потрудиться, он вымотает нервы, заставит поскучать, увлечет сюжетом, забросит в голову множество тем, над которыми так приятно размышлять на досуге и в одиночестве, он потрясет хитросплетениями действия, он удивит и шокирует. Он не оставит равнодушным... Взамен вы получите ни с чем не сравнимое интеллектуальное и эстетическое наслаждение, прогуливаясь по запутанным и мрачным, донельзя темным лабиринтам мысли Роберто Боланьо (1953-2003).

Громадный по объему роман шокирует нас в первую очередь не этим - не количеством страниц, не детальным вниманием писателя к теме насилия - кто из нас не любит ужастики (и первая рука из зала - конечно же, моя). Удивителен взгляд автора на реальность - она преломляется в его книге совершенно непостижимым образом: привычное оборачивается полной своей противоположностью. Он подмечает то, что иным не под силу - наших внутренних демонов, скрываемых даже от самих себя, наше истинное выходит на поверхность. Страхи, желания, предпочтения. потребности - и все это в максимально гиперболизированной (утрированной) форме. Он намеренно преувеличивает все это, делая столь выпуклым и ярким. Он будто бы выворачивает все наизнанку: наши привязанности и чувства, наши опасения. Сквозь призму его взгляда все кажется чудовищным - и таким настоящим, до ужаса правдивым и жизнеподобным... Вот это-то и страшно...

Он не делает поблажек на чувствительность читателя, он неистово заставляет переживать все самое страшное вместе с его героями: все самое неприятное, мерзостное, ужасное, противное... Странное дело - ты не можешь уже, очарованный его необычным слогом, тягучим сюжетом и засасывающей в себя атмосферой, отвернуться от всего этого, прикрыв на мгновение глаза, не в силах бросить чтение, желая непременно узнать, что же, черт, возьми, творится в этом проклятом мексиканском городке с таким чудным названием Санта-Тереса и кто за всей этой чертовщиной стоит!

Ты выдерживаешь все: монотонность описания жертв (так и представляю себе воочию пухлые папки-тома на столе у следователей с черно-белыми фото жертв), непривычный стиль писателя (о, это отдельная песня! Порою он напоминал мне более старую сплетницу, которая, начиная рассказывать вам о чем-то, непременно поведает о куче вещей, совсем не относящихся к делу! Иногда это в самом деле выбешивало - не терпелось же узнать разгадку, но ты терпеливо слушаешь, в надежде однажды все же добраться до финала, живым, если уж на то пошло - надежды таяли как дым. Я боялась, что и к финалу не узнаю разгадки...), странную структуру книги (пять разных частей, будто бы не связанных меж собой никоим образом (наивная... конечно же, все связано в нашем мире...) Мне было иногда чертовски скучно (ну представьте только: на сотнях страниц нам описывают многочисленные случаи изнасилований и убийств в приграничном городке. Там-то и там-то найдена такая-то, жертве было столько-то лет, изнасилована или нет, задушена, избита, что на ней было из одежды, а жертв - несколько сотен! Читаешь-читаешь-читаешь, и главная мысль: "А в Санта-Тереса остались еще живые женщины?"), иногда чертовски любопытно, фантазия автора ведь границ не знала!

Где бы я еще прочитала про разбитных филологов-сталкеров. Мне они казались раньше, до чтения книги (книга вообще на многое открыла глаза), людьми сдержанными, строгими, увлеченными, несомненно, своей профессией, но людьми деликатными и тактичными. Мне вообще-то сложно было представить в качестве преследователей филологов, но бывает и такое, уверяет нас автор, и знаете, в данном случае у меня нет причин ему не верить. Несколько исследователей творчества Бенно фон Арчимбольди, влюбленных в его книги, отправляются за ним по пятам - глупость, на мой взгляд, несусветная, но в интерпретации автора звучит даже ничего: ну что такого, загадочный писатель двадцатого века, а у нас до сих пор ни одного его портрета...

С некоторым сарказмом автор проходится и по теме дружбы - опять же на примере этих неугомонных филологов. Наступающую дружбу, считает чилиец, не в силах разрушить ничто, даже тот факт, что двое друзей влюблены в одну их общую подругу и она встречается с ними обоими. Страсти, достойные сериалов. А впрочем, куда же без сериалов, коли уж речь зайдет о Мексике, знакомой многим, думаю, именно по ее знаменитым теленовеллам. "Дикая Роза", Богатые тоже плачут", "Просто Мария" и, конечно, "Моя вторая мама" - обожала в детстве. Романтичный для многих образ страны писатель разбивает на осколки. Он сообщает нелицеприятную правду: наркотрафик, коррупция, продажа людей, ужасающая бедность и высоченный уровень преступность, а сериалы - красивая сказка, не имеющая почти ничего общего с жестокой реальностью, впрочем, как всегда, - ничего нового... Но вот дружба - это святое, да, по мысли автора книги (и автора данной рецензии, замечу мимоходом):

Безумие заразно, а друзья, особенно когда страдаешь от одиночества, посланы тебе судьбой.

Точнее и не скажешь, именно так...

Здорово, что автор через свое необычное повествование и опять же при помощи сарказма приковывает внимание читателя, вдумчивого и неравнодушного (а еще необычайно упорного - осилить труд Боланьо не каждому под силу), к проблемам современного общества: хваленой политкорректности, которая чертовски сужает зачастую обзор (это было и смешно, и грустно, когда нам начинают описывать будни журналиста из газеты для афроамериканцев, где все сотрудники исключительно афроамериканцы, в том числе и журналист, приехавший в Мексику и узнающий о недоброй славе Санта-Тереса, где все темы вращаются вокруг афроамериканцев. И даже эту тему - тему множества нераскрытых убийств женщин - редактор ему зарубает: ну нет же здесь афроамериканцев! В Мексике с последними действительно проблематично), все возрастающей преступности и все уменьшающейся человечности при прогрессирующем общем равнодушии.

Я многое выписывала из этого романа по ходу чтения - любопытные мысли. надо признать, автор зрит в корень и нам советует, вот, например, как в этом небольшом отрывке-цитате:

Вы хотите сказать, Келли мертва? — заорала я. Более или менее, не изменившись в лице, сказал он. Как это более или менее? — заорала я. Б***ь, человек либо жив либо мертв! В Мексике человек может быть более мертв или менее мертв, очень серьезно ответил он. Мне жутко захотелось надавать ему пощечин. Сидит тут такой весь сдержанный и холоднокровный. Нет, практически по слогам произнесла я, ни в Мексике, ни где-либо еще человек не может быть более или менее мертв. Прекратите разговаривать со мной как гид на экскурсии. Моя подруга либо жива, и тогда я хочу, чтобы вы ее нашли, либо мертва, и тогда я хочу знать, кто ее убил.

Ни слова вымысла. Автор действительно подмечает. Абсолютно все.

Он покажет бездействие органов, которые в общем-то должны отвечать за безопасность жителей, равнодушие властей, атмосферу страха и ужаса, постепенно окутывающую этот городок на границе Мексики и США...

Любопытно было следить и за тем, как сам народ относится к этому - начали даже появляться слухи, что убийства - дело рук не серийного маньяка, а просто кто-то снимает снафф-фильмы и убивает на камеру, для большего эффекта, чем не преминет воспользоваться один из американских режиссеров, думающих привлечь внимание к своему "шедевру", впрочем, дрянное кино не в силах спасти даже эти будоражащие воображение домыслы местных...

Пять частей романа только кажутся несвязанными меж собой, к финалу мы поймем это окончательно. Хитрый издатель, вопреки воле умирающего Боланьо, все же не стал разделять этот монументальный во всех смыслах роман на пять отдельных произведений (об этом, если что, я узнала из предисловия к данной книге). Поначалу, узнав об этом факте, думала, что сделано так зря, а к концу чтения дивилась и радовалась благоразумию дальновидного издателя. Не все из читателей, завязнув на второй-третьей части романа, добрались бы к финалу, будь книга разделена на 5 отдельных романов (не уверена, что и я бы сама добралась. Отложила бы, скорее всего, в долгий ящик на "когда-нибудь потом", плавно перемещающееся у меня обычно в разряд "никогда-нибудь". А так прочитала залпом). История с разделением романа живо напомнила мне незабвенную историю Марселя Пруста. Там было, правда, чуточку наоборот: французский классик сам настаивал на том, чтобы издательство опубликовало его цикл "В поисках утраченного времени" в одной книге. Издатель схватился за голову и деликатно объяснил талантливому французу, почему этого делать не следует. На первом месте стояла тогда, конечно же, прибыль. Но думается, что и удобство читателей было не на последнем месте.

Так вот, добравшись до финальной части романа "2666", вы точно будет вознаграждены. Шикарная часть, которая точно станет одной из моих любимых (наряду, возможно, с первой - очень уж полюбились мне эти необычные филологи с их необычными увлечениями и нестандартной дружбой). Последняя, пятая часть книги чилийского писателя наконец-то приоткрывает нам завесы тайны - жизни и творчества - того самого загадочного писателя, за которым гонялись по Мексике те самые филологи. Часть о Бенно фон Арчимбольде (ну и имечко!) получилась, без сомнения, самой вкусной - любопытные размышления об искусстве, писательском ремесле и издательском бизнесе. Ммм, обожаю такое. Интересно и жизненно. Опять же не без сарказма со стороны прозорливого автора. Несказанно посмешило меня выражение о то, что, мол, издатели не читают тех книг, что сами издают.

Откровения одного из бывших писателей, одолживших за деньги свою печатную машинку начинающему писателю Бенно, хотелось заучить наизусть и цитировать бесконечно (думается отчего-то, что в этот образ Боланьо вложил что-то от себя, до того проникновенными получились эти строки от второстепенного, в общем-то персонажа книги):

Плагиат, скажете вы? Да, плагиат, в том смысле, что любое произведение рангом пониже, любое произведение, вышедшее из-под пера писателя рангом пониже, — это не что иное, как плагиат с любого шедевра. Есть, правда, маленькое отличие — тут мы говорим о разрешенном плагиате. Плагиат, скрывающий, что он лишь часть захламленной сцены, шарада, которая, возможно, приведет нас лишь к пустоте.

Пришел день, когда я решил оставить писательство. Я его оставил. Никакой травмы, уверяю вас, только чувство освобождения. Между нами говоря, это как потерять девственность. Какое облегчение испытываешь, оставляя литературу, переставая писать и ограничиваясь лишь чтением!

Здесь же, в этой части - об упорстве автора (написать, к примеру, за месяц новый роман, отстукивая на пишущей машинке по 8 страниц в день), выборе псевдонима и вообще необходимости псевдонима, о вдохновении, об умении убеждать издателей, о встречах со старыми знакомыми (дружба не стареет с годами, и разорвать подлинные дружеские связи не в силах ничто) - меня не удивляло количество странных и удивительных совпадений в книге, в жизни бывает и не такое, что уж говорить о Вселенной Боланьо...

Ничто не случайно в этом огромном мире, знаменитый писатель не просто так окажется в Мексике.

"2666" - это, без сомнения, тот самый роман, который точно стоило прожить вместе с героями книги, испытав ураган эмоций (от ненависти до восторга) и загрузив в собственную голову новые файлы-взгляды на мир, новые непривычные ассоциации и новые темы для размышлений. Ужасы детально описанных автором убийств тем из нее выкинуть, правда, вряд ли удастся, как и образ книги, висящей на веревке во дворе, где обычно сушится белье, как и образ художника, сошедшего с ума и отрубившего себе руку, как и образ его подруги, заразившейся безумием и бросившей в одночасье мужа и маленькую дочку, вернувшуюся спустя годы, со СПИДом в анамнезе... Не в силах после этой книги забыть оргии, устраиваемые влиятельными и богатыми в этой бедной Мексике... Точно так же не в силах забыть красивую историю любви одного из следователей по делу серии убийств, ему 35, ей 51. Он любит ее такой, какая есть, и его вовсе не смущает их разница в возрасте, а она мечтает о пластической операции и жизни с чистого листа, где-нибудь в Париже...

Миллион действующих лиц, ни одного второстепенного - маленькая Вселенная Боланьо, описанная в книге, становится моделью всего мира. Здесь любят и ненавидят, убивают, спасают, расследуют, пытаются выжить - это уж у кого как получится, пытаются оставить что-то после себя на этой Земле: книгу, ребенка, память. Здесь просто живут...

Хотела чуть снизить оценку книге, но рука итоге не поднялась на подобное кощунство, настолько яркие эмоции оставил после себя этот прочитанный роман чилийца, которого уже нет с нами. Книга учит думать и не принимать ничего на веру, а это, мне кажется, самое главное.

Советовать не буду: роман сложный, жестокий, очень долгий, местами и вправду скучноватый, но я рада, что он в моей жизни случился, он будто бы наполняет тебя новыми смыслами, не знаю, как это выразить точнее, он берет за душу, он вообще кардинально меняет твои представления о самой сущности понятия "роман". Просто нет слов...

Мы играем в бессмертных. Ошибаемся, оценивая собственные произведения и чужие — а с чужими уж и вовсе все туманно. Увидимся на присуждении Нобелевской премии, говорят писатели, словно желая сказать: увидимся в аду.

Миллион мыслей в голове после прочтения, но главные из них все же попыталась уместить в этой рецензии. Надеюсь, приведенные мною цитаты дали первоначальное представление о книге. Однозначно, 18+ и пониженный порог чувствительности при чтении не самых аппетитных художественных сцен.

1. «История критиков»

Он сидел в уютном кафе расположенном в самом центре Санта-Терезы, растягивая наслаждение крохотной чашечкой двойного эспрессо, содержимое которой могло уместиться всего в два невзрачных напёрстка. Сейчас он чувствовал жизнь и прилив новых сил, которых так давно ему не хватало, чтобы снова начать писать свой новый роман. Он наблюдал за людьми, прикрываясь увесистой книгой, которую приходилось держать двумя руками прямо перед собой из-за её непомерного веса. Сквозь эту огромную ширму он наблюдал троих людей за соседним столом. Двое мужчин и женщина, которые трещали словно цикады или солнечные канарейки, которых кто-то употреблял прямо на завтрак. Кто они? Что их связывает? Какая у них судьба и история? Сколько раз они любили и насколько бывший объект излияния чувств совершил десяток невидимых переломов души, которые не в состоянии показать ни один рентгеновский снимок? Он думал об этом, делая заметки у себя в голове, одновременно наслаждаясь всем тем, что было написано в книге. "Хм... Предположим, что они преподаватели немецкой литературы, мистически связанные между собой страстью к таинственному немецкому писателю Бенно фон Архимбольди (Benno von Archimboldi), которого, кажется, никто никогда не видел, и который никогда не выигрывал ни одной премии, но слава которого постоянно растёт. Последний раз его видели в Мексике, идущим по дороге к деревне Санта Тереза, на севере страны. Да! Это звучит замечательно! У них любовный треугольник, где она любит их двоих и одновременно любит кого-то другого" - подумал писатель и привычно улыбнулся где-то в глубинах души,  в том самом моменте, когда его забавил собственный ум. "С чего начать этот эпизод? А что если...?" - спросил он себя, сделав глоток из фарфоровой чашки - "На улице была великолепная погода, скрашенная многочисленными посетителями уютного кафе, расположенном в самом центре Санта-Терезы...". - он записал эту мысль, снова изобразив улыбку, которая в этот раз вырвалась наружу, словно пленник из множества лет заточения.

2. «История Амальфитано»

"А кем мог бы быть этот мужчина?" - подумал писатель, глядя на прохожего с сутулым лицом, который каждый раз утыкался в плоскость поверхностей со скоростью звука, разбиваясь о каждую из них, словно тень в дни, где солнце скрывалось за облаками.

Он носил потрёпанный пиджак, который был куплен около двадцати лет назад, вкупе с мешковатыми брюками, которые лучше бы смотрелись на пугале, цель которого отпугивать стаи ворон от воровства кукурузы, но в данный момент они действовали подобным образом на сидящих здесь женщин, взгляд которых не задерживался на нём и на десять секунд. Пускай это будет профессор философии, родом из Чили и поскольку он кажется мне близким по духу, он станет возможным alter ego писателя. Да! Пускай будет так. Это человек, который объездил полмира в попытке сбежать от диктатуры, разрушающей его родину. Он жил в Аргентине, Франции, Испании, в последней он женился и у него родилась дочь Роса; в конце жизни он оказывается в Санта Тереса, подвергая сомнениям сам смысл своего существования и суть событий, которые привели его именно в это место. Он с ужасом он наблюдает за тем, что происходит вокруг него и никак не может смириться. Здесь читатель найдёт декаданс и депрессию. Кто-то увидит себя, осознавая, что не только он видит потерянный взгляд смотря в зеркало. "Мне кажется, что складывается прекрасная история... Но как мне их связать с первыми персонажами? К чёрту! Подумаю об этом в конце. Я хочу чтобы написание книги меня самого приводило к разгадке." - размышлял писатель, придумав нового персонажа для книги.

3. «История Фейт»

Нужна третья нога, чтобы стол не рухнул на свалку истории, которая в свою очередь сама обрушивается в отвалы пустоты. Взгляд писателя, словно последняя крупица из песочных часов, просочился на следующего посетителя кафе, расположенного в самом центре Санта-Терезы. Это был человек в огромных очках, который восседал за столиком, уткнувшись в газету. Его будут звать Фейт ( в переводе с английского судьба, жребий) — это будет нью-йоркский журналист и редактор одной афроамериканской газеты, специалист в политико-социальных темах, который по вине одной внезапной смерти, вынужден ехать в Санта Тереса, чтобы писать статью о боксёрском поединке, постепенно переходя от своего нью-йоркского образа жизни к жизни людей на границе Мексики, с её противоречиями и чрезмерностями.

"Фейт пообедал луковым супом и омлетом в дешевом и хорошем ресторане в двух кварталах от работы. Со вчерашнего дня он ничего не ел, и обед пошел ему впрок. Он уже заплатил по счету и хотел было уходить, но тут его окликнул чувак из спортивного отдела и предложил выпить пива. Пока они сидели за стойкой и ждали, чувак сказал, что этим утром в пригороде Чикаго умер заведующий подотделом бокса. На самом деле «подотдел бокса» был эвфемизмом, подразумевающим единственного покойного журналиста.

- И как он умер? - спросил Фейт.

- Негры чикагские зарезали, - сказал чувак.

Официант поставил на стойку блюдо с гамбургером. Фейт опорожнил бутылку пива, похлопал чувака по плечу и сказал, что ему пора идти. Дойдя до стеклянных дверей, развернулся и оглядел полный народу ресторан и спину чувака из спортивного отдела и людей, которые сидели парами и говорили или ели, глядя друг другу в глаза, и трех официантов, что постоянно носились по залу. Потом открыл дверь, вышел на улицу и снова заглянул в ресторан - теперь, когда их разделяло стекло, все выглядело по-другому. Фейт развернулся и пошел прочь." (с)

4. «История преступлений» 

Теперь писателю нужно что-то монументальное. Сотни убийств с подробными описаниями жертв, где между всем повествованием будет скрыто множество прекрасных абзацев наполненных философскими мыслями, которые не уместились во второй части книги. Этот кусок должен занять добрую треть книги, пока он не доберётся до жизни того самого писателя, уместив все мысли на леску, призванную задушить невнимательного читателя книги. В этих дебрях, описаниях и судебных процессах читатель будет находить наслаждение, смысл, непонимание, загадки, негодование, ужас, сбивчивость, порочность, связь, философию, красоту языка, величие замысла, логические цепочки и множество других вещей, которые в момент прочтения, возможно не придут сразу, но в конце повествования придут окликом друга, который заставит выйти из состояния задумчивости и вернутся в просторы бренного тела.

"В первых числах сентября обнаружили тело женщины, которую в дальнейшем идентифицировали как Марису Эрнандес Сильва, семнадцати лет, пропавшую без вести в начале июля - ее похитили по дороге в подготовительную школу «Васконселос», что в районе Реформа. Судмедэксперт установил, что она была изнасилована и задушена. Одну из грудей практически полностью срезали, на второй откусили сосок. Тело нашли у входа на нелегальную свалку, прозванную Эль-Чиле. Звонок в полицию поступил от женщины, которая приехала, чтобы выбросить холодильник, в полдень - час, когда на свалке нет бездомных, а есть только собаки и дети. Марису Эрнандес Сильву выбросили между двумя большими серыми пластиковыми пакетами, набитыми обрезками синтетического волокна. На ней была одежда, в которой она исчезла: джинсы, желтая блузка и теннисные тапочки. Мэр Санта-Тереса издал указ о закрытии свалки, хотя затем изменил приказ с закрытия (его секретарь подсказал, что нельзя с юридической точки зрения закрыть то, что никогда не было открыто) на полную ликвидацию и перенос этого зловонного места, своим существованием нарушавшего все муниципальные законы. В течение недели полицейские караулили на границах Эль-Чиле, и в течение трех дней несколько мусоровозов наряду с двумя единственными самосвалами, находившимися в муниципальной собственности, перевозили отбросы на свалку в районе Кино, но, когда обнаружился громадный объем работы и недостаток рабочей силы, мэрия отступилась."

Он думал написать о годах убийств, используя свой писательский талант и способность подмечать, вставляя фразы вроде: "Когда судмедэксперты сняли с нее черные брюки, то обнаружили под ними другие, серые. Бывают же чудны´е люди, сказал судмедэксперт." (с) Roberto Bolaño

Писатель хотел показать пороки людей, несовершенство мира и судебной системы. Он хотел изобличить людское нутро, от которого бы воротило, словно о внутренностях человека, выпавших из живота на раскалённый асфальт.

"В Бога он не верил и уже много лет как не читал никаких книг, хотя в доме собрал потрясающую библиотеку по своей специальности, а также некоторые книги по философии, истории Мексики и пара-другая романов. Временами он думал: возможно, он не читает, потому что атеист? Нечтение воспринималось им как высшая ступень атеизма - во всяком случае, так, как он его понимал. Если не веришь в Бога, то как поверить ср**ой книжке? Так он думал..." (с) - прекрасное рассуждение, подумал писатель, вновь улыбаясь внутри своей сути.

"Может добавить юмора? На фоне женских убийств? Это будет прекрасно!" - подумал странный писатель сидя в кафе, расположенном в самом центре Санта-Терезы.

"Что можно сделать, чтобы дать женщине больше свободы? Дать ей кухню побольше. И: что нужно сделать, чтобы дать женщине еще больше свободы? Включить утюг в удлинитель. И: когда у нас день женщины? День, о котором ты меньше всего задумывался. И: как долго умирает женщина от выстрела в голову? Шесть или восемь часов, в зависимости от того, сколько пуля будет искать мозг.

Как называется женщина, потерявшая девяносто девять процентов своего ай-кью? Немая. И: что делает мозг женщины в ложке кофе? Плавает. И: почему у женщин на один нейрон больше, чем у собаки? Чтобы она, убираясь в туалете, не пила воду из унитаза. И: что делает мужчина, выбрасывая женщину из окна? Загрязняет окружающую среду. И: в чем женщина похожа на мяч для игры в сквош? В том, что чем сильнее бьешь, тем быстрее возвращается. И: почему в кухнях есть окно? Чтобы женщины могли увидеть мир.

Женщина должна перемещаться из кухни в постель. Как? Пинками. Или вот такое: женщины, они как законы, их придумали, чтобы на них плевать." (с) Это будет прекрасно!" - подумал писатель.

"А что это - вечный праздник? Наверное, то, что так отличает некоторых от остальных людей - мы-то все живем в постоянной печали. Жажда жить, жажда бороться, как говорил его отец, но бороться с чем, с неизбежным? Против кого сражаться-то? И для чего сражаться? Чтобы получить больше времени, уверенность, миг прозрения, миг, когда открывается самое существенное? Словно бы в этой ср**ой стране есть что-то прозревательно существенное, словно бы это все есть на нашей ср***й зл***учей планете."(с)

Он улыбался, смотря на людей, сквозь призму открытой книги, ведь в его голове рождался гениальный роман, который он мог написать и напишет.

5. «История Арчимбольди»

Здесь читатель наконец-то прикоснётся к жизни таинственного немецкого писателя. История человека, подпитанного большим успехом, который он пережил в течение XX века в Европе, и в частности в Германии. В итоге судьба приводит его в Мексику, штат Сонора, город Санта Тереса. Положение Арчимбольди имеет много общего с положением, которое было у писателя в литературном мире, некоторые, будут склонны видеть в нём ещё одно alter ego, которое было неделимой частью художника.

Он напишет здесь много о себе изменив города и некоторые события которые были в жизни. Ровно как о том человеке, что сидел за этим столом до него.

"Здоровые люди стараются не общаться с больными. Это правило применимо во всем мире. А кроме того, каждый здоровый человек в будущем обязательно превратится в больного." (с)

Он впишет множество мыслей, биографии автора, этапы взросления, сложности жизни и практически подведет до финальной черты, если смерть не позволит всё сделать безукоризненным, то шероховатости произведения будут не отталкивать, а привлекать потенциальных читателей. Автор сведёт всех персонажей рядом, словно с тем человеком, что сидел за столиком до того, как писатель сделал заказ и уселся, прикрывшись книгой, как искусственной ширмой. Скоро он уйдёт, расплатившись по счёту, но он никогда не уйдёт из памяти каждого, кто прочитал строки рецензии или попробовал взяться за увесистость произведения, которое он написал, потому что не мог не отразить то, как ему виделся мир.

Тематика нацизма, сложности мира, любви и взросления будет заглавной темой этой части книги, которая выйдет целиком, вне пожелания того, кто её написал. Здесь не было гениальной задумки, он просто хотел прокормить семью, а не только несколько десятков червей, которые набросятся на его тело, словно натасканные собаки после команды хозяина, разделив книгу на пять зависимых произведений. Кто мы такие, чтобы его осуждать? Но скорее всего посмертная редактура была права. Писатель может быть гением в своем ремесле, но не маркетологом или человеком способным на всё смотреть под углом искусства, без желаний коммерции. Да и в конце-концов он не знал, что произведение выйдет целиком и покорит любителей подобной литературы. Сейчас он просто ждал свой заказ и смотрел за людьми, размышляя о деталях романа. Они будут это читать и восхищаться, каждый по-своему... Почему я в этом уверен? "Чтение - это наслаждение и радость оттого, что ты жив, ну или грусть, оттого, что ты жив, но прежде всего - это знание и вопросы. А вот писательство - наоборот, это обычно пустота. В душе человека пишущего ничего нет." (с)

Пока он жив он будет творить, он жив внутри нас, пока мы читаем и не сдаёмся. Ведь, как писал автор: "Мы, христиане, мастурбируем, но не кончаем жизнь самоубийством..." (с)

Разбираемся и упиваемся книгами, которые заставляют забыть о реальности, напоминая о ней. Которые содержат внутри темы любви, несовершенства мира, писательства, насилия, человеческих отношений и справедливости. Живём свою жизнь или хотя бы пытаемся дождаться лучших времён.

А я закончу рецензию привычной фразой из своего лексикона, хотя эта книга достойна более веских слов, но я сказал их выше для тех, кто внимательно прочитал, хотя бы фрагменты, что были выделены жирным, изобразив комплименты в виде придуманной формы с писателем и открывая содержимое ширмы, которой пытался прикрыться писатель в кафе:

"Читайте хорошие книги!" (с)

Интереснейший и плотный постмодернистский роман (2004), в котором, не взирая на, наличие набивших оскомину приемов данного направления, автору удалось придать им новое звучание, как и приевшемуся термину «постмодернизм».

В книге пять частей, несколько жанров, чуть больше направлений, сонм слоев и море удовольствия, поскольку все это не лишено смысла, не затерто приемом игры с читателем в поиск смысла которого нет.

Большое количество отсылок к античной культуре и литературе, литературе и поэзии XIX века, современной популярной культуре, эстетике сна, мистерии зеркал. Книга описывает и личностное становление персонажей, их моральные дилеммы, духовный поиск с ощущением оставленности, а потому и меланхолии.

Не бойтесь того, что книга многослойна, автор как заботливый проводник, сродни Вергилию, покажет, где нужно заострить внимание и проникнуть в суть изложенных им вещей. Тут нет надуманных усложнений ради самих усложнений.

Безмерно приятно понимать, насколько Р. Боланьо был начитанным, притом что он не кичится этим, как например Дж. Фаулз в «Коллекционер» (1963), или М. Пессл в «Некоторые вопросы теории катастроф» (2006), но вплетает литературную ткань в тело своего текста, делая отсылки нужными, а не обесценивает их до состояния бессмысленной шелухи.

Автор прекрасно ориентировался в информационном поле, социальной и политической повестке, в том числе в историческом контексте, понимал и рассматривал перспективы. Не путал коммунизм и социализм, как например Э. Костова в своем романе «Историк» (2005), и не был сторонником новой этики.

Особый восторг у меня вызвал тот факт, что Р. Боланьо являлся большим знатоком русской культуры, в том числе и литературы. Демонстрируемый диапазон познаний в этой области приятно обескураживает, так как он знал не только Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, но и А. Грибоедова, М. Горького, а равно других писателей, в том числе и современных, даже Виктора Олеговича.

Еще одним сюрпризом для меня стало то, что автор читал И. Ефремова, в частности его цикл «Великое кольцо». Вместе с тем, мытарства, на которые Р. Боланьо обрекает классика фантастики, уж очень напоминают биографию В. Войновича с элементами повести «Дело № 34840» (1993).

Для наслаждения от чтения данной книги требуется большой литературный и культурный багаж, читательский и жизненный опыт, но именно это делает книгу книгой, где автор ведет диалог с читателем. Приоткрывает ему завесу уникальной картины мира, обогащая читателя не только эмоционально, но и обнаружением новых связей между известными фактами, возможностью остановиться и поразмышлять.