Кей’ла смотрела, поскольку только это и могла делать, как тот, что трогал Нее’ву, лезет себе под одежду и вытаскивает нож. Длинный, старый и несомненно острый. Потом он обернулся к предводителю и замер. Кей’ла никогда не видывала настолько никакого, бесцветного лица. Словно что-то смыло с него все цвета. И глаза мертвые, словно у снулой рыбы.

Внезапно что-то дотронулось до ее шеи. «Нож», – поняла она в один пугающе короткий момент. Точно такой же, какой оглаживал кожу ее сестры. «Они нас убьют». Осознание того, что сейчас произойдет, парализовало Кей’лу, словно кружащий по венам яд. Убьют, а потом пойдут себе, словно ничего и не произошло. В серых глазах стоящего под деревом мужчины было ледяное равнодушие. Казалось, ему скучно от того, что он делает и где находится. Кей’ла знала, какое-то шестое чувство подсказывало ей: стоит ему повернуться к ним спиною, и девушки исчезнут из его памяти, словно их никогда и не было. Столь мало они для него значили.

– Вы мешаете.

То, что он заговорил, было настолько невероятным, что сперва она даже не поняла, что он сказал, хоть он и пользовался меекханским.

– Мы близки, а вы мешаете. Он сбежит от нас. Но мы можем сделать выбор. Одна умрет, вторая – нет. Какая?

Нее’ва задергалась и запищала. Кей’лу охватило парализующее оцепенение. Как это: умрет? Одно дело – предполагать, а другое – услышать приговор, произнесенный равнодушным, бесцветным голосом.

А потом несколько вещей произошло одновременно.

Змеиная петля вылетела из кустов, окружавших поляну, упала на шею того, который начал говорить, и потянула его назад. Мужчина даже не охнул, только вздохнул, захрипел, вцепился в передавившую глотку петлю, и тогда что-то выскочило из кустов, высоко, словно выброшенное катапультой, свалилось ему на спину, рвануло когтями – и глотка мужчины превратилась в плюющийся кровью кратер.

Мужчины, придерживавшие сестер, вскочили и потянулись за оружием. Но создание, их атаковавшее, было уже рядом.

Тот, что сидел на спине у Кей’лы, внезапно захлебнулся, присвистнул странно, отшатнулся назад. Второй издал сдавленный, полный недоверия стон, что-то выпало из его руки прямо перед лицом Кей’лы – нет, не «что-то»: это была его рука, отрубленная в запястье, пальцы медленно разжимались, выпуская рукоять длинного ножа. Девочка видела все очень отчетливо, ладонь была бледной, с длинными пальцами и аккуратно подрезанными ногтями, детали отпечатывались у нее в сознании, словно ужас фильтровал все происходившее вокруг, она не сумела бы сказать, какого цвета у мужчины штаны и сколько он сделал шагов, но ладонь с аккуратно подрезанными ногтями запомнит до конца жизни. В следующий миг чужак булькнул, схватился второй рукой за шею и исчез в кустах.

Последний из нападавших отскочил под стоявшее посредине полянки дерево, уперся спиною в его ствол, словно бы уменьшился, сжавшись. В каждой руке он держал по ножу.

А тот… то, что их атаковало, исчезло. Кей’ла осмелилась поднять голову, осмотреться – ничего. Два трупа, третий из нападавших, вросший в дерево, тишина. Нет, не тишина – шелест слева, потом справа, треск ветки, отзвук разгребаемых листьев. Мужчина под деревом потянулся к капюшону, отбросил его на спину. Были у него светлые, почти бледные глаза, серые, словно пакля, волосы, обычное лицо. Ничего выдающегося. И все же… Кей’ла, может, и прошла бы мимо него на улице, ни разу не оглянувшись, но теперь поняла, что не в состоянии оторвать от него взгляда. В мужчине было что-то нечеловеческое, держащие оружие руки даже не дрогнули, грудь, казалось, не поднималась, глаза не зыркали по сторонам. Он стоял неподвижно, словно опутанный заклинанием, будто трупы, испятнавшие кровью землю, не имели к нему никакого отношения.

А потом он заговорил, а она не поняла ни слова. Это была короткая фраза, едва пара слов, брошенных равнодушным, как бы скучным тоном, и наверняка не на меекхе. И ни на одном из языков, с которыми Кей’ла сталкивалась, живя в том многоплеменном котле, каким была восточная граница.

И ответ пришел. Что-то мелькнуло вокруг ствола на высоте шеи мужчины, обернулось вокруг нее, а самого его прижало к дереву. Оба ножа подскочили к петле, острия скользнули под веревку, стараясь ее перерезать, видно было, как человек напрягает мышцы в попытке избежать неизбежного. А веревка внезапно передвинулась вправо-влево, сделалась красной, напившись кровью из перерезанных артерий, и, невзирая на клинок ножа, продолжила пилить дальше.

Мужчина захрипел, так сильно подался вперед, что оторвал шею от ствола, но через миг уже лишь булькал и трясся, дергаясь и скребя сапогами влажную от крови землю. Оба ножа выпали у него из рук, а сам он повис в полуприседе. А веревка пилила дальше, поскрипывая о шейные позвонки. А потом с влажным чмоканьем один конец ее исчез за деревом, а неудавшийся убийца свалился между корней.

Наступила тишина.

Такая, как и меньше четверти часа назад. Ни птица, ни животное не подавали признаков жизни. Лес задержал дыхание.

Сестры лежали на земле рядом с тремя трупами, от таинственного нападавшего не осталось и следа. И вдруг где-то несмело запела птица, дятел выстучал короткий ритм на коре дерева. Тишина ушла.

– Нее’ва…

Сестра взглянула на нее невидяще, глаза были словно блюдца.

– Кей… Кей, я тебя нашла.

– Да… нашла… Почему ты шепчешь?

– А ты?

– Не знаю… Пойдем в лагерь…

Они медленно встали, не глядя на трупы, взялись за руки. Ладонь Нее’вы была холодна словно лед.

– Ты знаешь, в какой стороне лагерь?

– Достаточно просто идти вниз.

– Кто…

– Не знаю, Нее. Но я рада, что он пришел. Пойдем. Пойдем со мной.

Они зашагали вниз, не оглядываясь. Едва лишь отошли от полянки, а кусты закрыли от них место, где все случилось, ускорили шаг. Однако Кей’ла приостановилась внезапно, обернулась, быстрым жестом прикоснулась к губам и сердцу.

«Спасибо».