Талманес выудил из сумки курительную трубку – не самую лучшую (ее он в бой не брал, поскольку отец считал такое дурной приметой), но вторую по качеству. Где же табак?

«Ага, вот он». Талманес достал кисет, набил в трубку немного табаку и поднес лучину к факелу настороженного наемника.

– Драться будем, только если заплатят, – предупредил командир, дородный и на удивление опрятный, хотя бороду подстричь ему не помешало бы.

Талманес раскурил трубку, выдохнул клуб дыма. За спиной у него затрубили горнисты. Мелодия у «Марша королевы» оказалась цепкая. Горнам вторили чьи-то возгласы, и Талманес обернулся. На главной улице появились троллоки, на сей раз отряд побольше.

Арбалетчики выстроились в шеренги и начали стрелять по команде, которой Талманес не услышал.

– Драться будем… – снова начал старшой наемников.

– Знаешь, что это? – негромко спросил Талманес, не вынимая трубки изо рта. – Это – начало конца. Падение государств и объединение человечества. Это и есть Последняя битва, дурень ты треклятый.

Наемники замялись.

– Ты… Ты говоришь от имени королевы? – спросил командир, в надежде хоть на какую-то поживу. – Мне лишь надо, чтобы мои люди не остались ни с чем.

– Если будете драться, – ответил Талманес, – обещаю очень солидную награду.

Предводитель наемников ждал продолжения.

– Даю слово, что вы не перестанете дышать, – сказал Талманес, попыхивая трубкой.

– Это угроза, кайриэнец?

Талманес выпустил очередной клуб дыма, затем наклонился в седле, всматриваясь наемнику в лицо, и произнес, не повышая голоса:

– Сегодня я убил мурддраала, андорец. Он задел меня такан’дарским клинком, и рана уже почернела. Это значит, что мне осталось несколько часов, и это в лучшем случае. Затем яд с клинка выжжет меня изнутри, и я умру самой мучительной смертью, какой только может умереть человек. Мне совершенно нечего терять, приятель, так что советую отнестись к моим словам со всей серьезностью.

Дородный мужчина оторопел.

– Вариантов у вас два, – объявил Талманес, развернув мерина и обращаясь ко всему отряду наемников. – Драться, как мы все, помочь этому миру увидеть новый день и, быть может, в итоге заработать сколько-то монет, но платы за это обещать не стану. Второй вариант – сидеть здесь, смотреть, как троллоки режут людей, и твердить, что даром вы не работаете. Если повезет и мы спасем мир без вашего участия, еще успеете подышать, прежде чем вас вздернут как подлых трусов.

Молчание. Горны звучали во тьме позади.

Командир наемников взглянул на своих товарищей. Те согласно закивали.

– Ступайте к воротам. Удерживайте их вместе с остальными, – велел Талманес. – А я отправлюсь вербовать на подмогу другие наемные отряды.

Лильвин обвела глазами многочисленные лагеря, усеявшие место, известное под названием Поле Меррилор. Луна еще не взошла, и в темноте могло показаться, что костры для приготовления пищи на самом деле не костры, а корабельные фонари в оживленном ночном порту.

Этого она, пожалуй, больше не увидит. Лильвин Бескорабельная уже не была капитаном корабля и впредь никогда им не будет. Желать иной судьбы – все равно что игнорировать саму суть того, кем она стала.

Байл положил руку ей на плечо. Сильные пальцы, загрубелые от многодневной работы. Лильвин накрыла его ладонь своей. Проскользнуть через одни из тех переходных врат, что были открыты в Тар Валоне, оказалось нетрудно. Байл прекрасно ориентировался в городе, хотя постоянно ворчал: дескать, надоело здесь сидеть. «От этого места у меня волоски на руках шевелятся, – говорил он. – Вот бы никогда больше не видеть здешних улиц. Честное слово».

Но все равно пошел вместе с ней. Хороший он человек, Байл Домон. Лучший, кого она нашла в этих чужих для нее землях. Да, бывали у него в прошлом неприглядные моменты, но они остались позади. Если он не понимал, как пристало вести дела, то хотя бы пытался понять.

– Вот это зрелище! – сказал Байл, всматриваясь в тихое море огней. – И чего теперь ты хочешь?

– Найти Найнив ал’Мира или Илэйн Траканд.

Он поскреб бороду, которую носил в иллианском стиле, с выбритой верхней губой. Волосы на голове у него были разной длины; Байл перестал брить половину головы, когда Лильвин дала ему свободу – ясное дело, для того, чтобы они могли пожениться.

Ну и правильно. Бритая голова привлекла бы здесь ненужное внимание. Из Байла вышел неплохой со’джин – после того, как были решены некоторые… вопросы. В итоге, однако, Лильвин не могла не признать, что Байл Домон не предназначен для этой роли. Слишком он шершавый, неотесанный, и никакому приливу не сгладить этих острых углов. Собственно, за это Лильвин его и любила, хотя никогда не говорила этого вслух.

– Не поздновато ли, Лильвин? – спросил он. – Не лучше ли подождать до завтра?

Нет. В лагерях тихо, истинная правда, но это не сонная тишина. Это тишина кораблей, ожидающих попутного ветра.

Лильвин почти не знала, что тут происходит. В Тар Валоне она вопросов не задавала: держала язык за зубами, чтобы ее не выдал шончанский акцент. Невозможно собрать столько людей в одном месте, не спланировав все заранее. Масштаб и впрямь оказался грандиозным; Лильвин слышала, что здесь проведут какое-то собрание, где будут присутствовать почти все Айз Седай, но увиденное превзошло любые ее ожидания.

Она направилась через поле, Байл последовал за ней, и вскоре они присоединились к группе тарвалонских слуг, куда их приняли благодаря предложенной Байлом взятке. Лильвин такое не нравилось, но способа получше ей в голову не пришло. Она старалась не думать о том, с кем у Байла были налажены раньше связи в Тар Валоне. Что ж, раз ей больше не ступить на палубу, впредь у него не будет возможности заниматься контрабандой. Хоть какое-то утешение.

«Ты – капитан корабля. Это все, что ты умеешь, и все, чего ты хочешь. А теперь тебя зовут Бескорабельной». Женщина вздрогнула и сжала кулаки, чтобы не обхватить себя руками. Провести остаток дней в этих неизменных землях, передвигаясь не быстрее, чем способен бежать конь, не чувствуя запаха открытого моря, не направляя нос судна к горизонту… Без того, чтобы поднять якоря, поставить паруса и просто…

Она опомнилась. Найти Илэйн или Найнив. Пусть ее и назвали Бескорабельной, она не сгинет в этой пучине. Лильвин зашагала вперед, держась прежнего курса. Подозрительный Байл слегка нахохлился, пытаясь держать все вокруг в поле зрения. Крепко сжав губы, он то и дело поглядывал на Лильвин. Теперь-то ей известно значение этих взглядов.

– В чем дело?

– Лильвин, что мы будем здесь делать?

– Я же сказала – надо найти…

– Да, но зачем? Найдем – и что дальше? Они же Айз Седай.

– В прошлом они относились ко мне с уважением.

– И поэтому ты решила, что нас примут?

– Может быть. – Лильвин окинула мужчину взглядом. – Выкладывай, Байл. Что у тебя на уме?

– Зачем это надо, чтобы нас приняли, Лильвин? – вздохнул он. – Найдем себе корабль, где-нибудь в Арад Домане. Где нет ни Айз Седай, ни шончан.

– Я не стала бы командовать кораблем, который тебе по душе.

Он ответил унылым взглядом:

– Я умею вести честные дела, Лильвин. Незачем…

Она подняла руку, вынуждая умолкнуть, и коснулась плеча Байла. Оба остановились на тропинке.

– Знаю, любовь моя. Знаю. А слова говорю для того, чтобы мы закружились в водовороте, который никуда не ведет.

– Но зачем?

Слово царапнуло ее, как засевшая под ногтем заноза. Зачем… Действительно, зачем она проделала весь этот путь в обществе Мэтрима Коутона и в опасной близости к Дочери Девяти Лун?

– Мой народ, Байл, совершенно не понимает, как устроен мир. И, не понимая этого, сеет несправедливость.

– Не забывай, что тебя отвергли, Лильвин, – тихо произнес он. – Не забывай, что теперь ты больше не одна из них.

– Я навсегда останусь одной из них. У меня забрали мое имя, но не мою кровь.

– Прошу простить за оскорбление.

Она коротко кивнула.

– Я по-прежнему храню верность императрице, да живет она вечно. Но дамани… Дамани – самая основа, фундамент ее власти. С их помощью она обеспечивает порядок и целостность империи. И дамани – это обман.

Сул’дам способны направлять Силу. Этому таланту можно научиться. Даже теперь, спустя несколько месяцев после прозрения, Лильвин не могла осмыслить эту истину во всем ее многообразии. Других заинтересовали бы политические преимущества; другие вернулись бы в Шончан и воспользовались этим знанием, чтобы обрести власть.

Временами Лильвин жалела, что не поступила таким образом. Временами.

Но мольбы сул’дам… И понимание, что Айз Седай совсем не такие, как ей говорили…

Надо что-то делать. Но если что-то делать, не сокрушит ли она всю империю? Надо тщательно, очень тщательно обдумывать свои поступки – как последние ходы в игре шал.

Вдвоем они следовали в темноту за вереницей слуг. Те или иные Айз Седай нередко посылали прислугу за чем-нибудь оставшимся в Белой Башне, так что переходы туда-обратно были обычным делом, и это к лучшему. В лагерь Айз Седай они вошли, не вызвав никаких расспросов.

Лильвин даже удивилась этому, но вскоре заметила у тропинки несколько человек. Увидеть их оказалось непросто – по некой причине их фигуры будто сливались с тем, что было вокруг, особенно в темноте. Шончанка заметила одного, только когда он шевельнулся, отделился от остальных и зашагал чуть позади Лильвин и Байла.

Несколькими секундами позже стало ясно, что этот человек распознал в них чужаков. Может, из-за походки или осанки. Из предосторожности они надели самую простую одежду, хотя борода Байла выдавала в нем иллианца.

Лильвин остановилась, тронула мужа за локоть и развернулась лицом к преследователю. Если верить описаниям, это был Страж.

Человек приблизился. Они едва вошли в лагерь, палатки в котором располагались концентрическими кругами. Лильвин с тревогой отметила, что в некоторых горел свет, слишком ровный для свечи или светильника.

– Приветствую! – вежливо поздоровался Байл, подняв руку. – Мы разыскиваем Айз Седай по имени Найнив ал’Мира. Если ее тут нет, тогда хотелось бы встретиться с другой, которую зовут Илэйн Траканд.

– Ни той ни другой в этом лагере нет, – ответил Страж. Он был долгоруким, грациозным, с длинными темными волосами и лицом… каким-то незаконченным, словно скульптор начал высекать его из камня, но потерял интерес и бросил работу.

– Ой! – сказал Байл. – Стало быть, виноваты. Не подскажете ли, где их лагерь? Дело, видите ли, безотлагательное. – Говорил он как дышал. Куда искуснее, чем Лильвин. При необходимости Байл умел очаровать собеседника.

– Погодите-ка, – ответил Страж. – Ваша спутница тоже ищет этих Айз Седай?

– Она, знаете ли… – начал Байл, но Страж, не отводя внимательного взгляда от Лильвин, поднял руку:

– Пускай сама ответит.

– Еще как ищу! – заявила Лильвин. – Клянусь престарелой бабулей! Эти женщины, они обещали нам заплатить, и без денег я не уйду. Ведь Айз Седай говорят только правду, это известно всем и каждому. Если не хотите указать нам дорогу, дайте другого проводника!

От такого словесного шквала Страж заметно опешил, широко раскрыл глаза и, хвала всему сущему, кивнул:

– Сюда.

Подозрения его, как видно, улеглись, и он направился к окраине лагеря.

Лильвин украдкой отдышалась и последовала за Стражем. Байл бросил на нее гордый взгляд и ухмыльнулся так широко, что обернись в тот момент их проводник, непременно бы сообразил, что дело нечисто. Да и сама Лильвин не сдержала едва заметной улыбки.

Иллианский акцент давался ей непросто, но они с Байлом пришли к выводу, что ее звучащая по-шончански речь будет небезопасной, особенно среди Айз Седай. Байл утверждал, что ни один настоящий иллианец не примет Лильвин за свою землячку, но дурачить остальных ей пока что удавалось, причем неплохо.

Шагая в ночи прочь из лагеря Айз Седай, Лильвин чувствовала, как легчает на душе. Пусть она дружит с двумя Айз Седай – а они и впрямь подруги, несмотря на возникшие осложнения, – но это не значит, что ей приятно находиться в лагере, где полным-полно подобных женщин. Страж вывел их с Байлом на открытое пространство посреди Поля Меррилор, где стоял огромный палаточный городок с множеством небольших шатров.

– Айильцы, – шепнул Байл. – Здесь их десятки тысяч.

Любопытно. Об этом народе ходили зловещие слухи и легенды, в которые верилось с большим трудом. В этих рассказах, пусть и полных преувеличений, Айил представали сильнейшими воинами по эту сторону океана. В иной ситуации Лильвин не отказалась бы от тренировочного боя с парой-тройкой айильцев. Она машинально коснулась своей котомки, где в продолговатом кармане, прямо под рукой, хранилась дубинка.

Ну и рослые же они, эти айильцы! Лильвин миновала несколько костров. Сидевшие вокруг них люди казались расслабленными, но за окружающим они следили еще внимательнее, чем Страж. Опасный народ. Они готовы к бою насмерть, даже когда отдыхают у огня. В ночном небе над этим лагерем трепетали флаги, но что на них было изображено, Лильвин рассмотреть не удавалось.

– Что за монарх правит этим лагерем, Страж? – спросила она, и проводник обернулся. Черты его лица терялись в тенях.

– Твой король, иллианка.

Шагавший рядом Байл напрягся.

«Мой…»

Дракон Возрожденный. Хорошо, что она не сбилась с шага. Еще чуть-чуть – и запнулась бы. Мужчина, способный направлять Силу. Это гораздо, гораздо хуже, чем Айз Седай.

Страж остановился возле одной из палаток в центре лагеря.

– Вам повезло. У нее горит свет.

Охраны возле палатки не было. Страж спросил разрешения войти, получил утвердительный ответ, после чего откинул входной клапан и кивнул – дескать, вперед, – но другую руку положил на меч и принял боевую стойку.

Лильвин не очень приятно было оставлять за спиной вооруженного бойца, но какой у нее выбор? Так что она вошла внутрь. В свете той чудно́й сферы за письменным столом сидела, сочиняя какое-то послание, знакомая женщина в зеленом платье. Таких, как Найнив ал’Мира, в Шончан называют теларти, что означает «женщина с пламенной душой». Со временем Лильвин поняла, что Айз Седай положено сохранять спокойствие сродни покою тихих вод. Что ж, порой Найнив тоже бывала спокойной, но в одной излучине от этой мирной заводи рокотал бурный водопад.

Когда Лильвин с Байлом вошли, Найнив от письма не отвлеклась. Косы у нее больше не было, и распущенные волосы доходили до плеч. Странное зрелище, будто корабль без мачты.

– Погоди минутку, Слит, – сказала Найнив. – Честное слово, с недавних пор вы, Стражи, суетитесь вокруг меня, будто птички, потерявшие кладку. Неужели у ваших Айз Седай не осталось для вас поручений?

– Многие волнуются за Лана, Найнив Седай, – невозмутимо пророкотал Страж по имени Слит.

– А я, по-твоему, не волнуюсь? Знаешь, надо бы отправить вас рубить дрова или еще чем-то занять. Если еще один Страж заявится с вопросом, не нужна ли мне…

Тут она подняла взгляд и наконец-то увидела Лильвин. Лицо Найнив тут же стало безмятежным. Холодным. Обжигающе холодным. Лильвин бросило в пот. Ее жизнь была в руках этой женщины. Почему же Слит привел их сюда, а не в шатер Илэйн? Пожалуй, не следовало упоминать имя Найнив.

– Эти двое потребовали встречи с вами, – объяснил Слит. Лильвин не заметила, как он вынул меч из ножен. Байл Домон пробурчал что-то себе под нос. – По их словам, пришли за обещанными деньгами. Однако в Башне они ни к кому не обращались и о себе не заявляли и каким-то образом ухитрились юркнуть в переходные врата. Мужчина – из Иллиана, а женщина откуда-то еще. Свой говор она скрывает.

Итак, с акцентом дела обстояли хуже, чем Лильвин предполагала. Она покосилась на меч. Если откатиться вбок, Страж, наверное, промахнется – при условии, что ударит в грудь или в шею. Можно выхватить дубинку и…

Но они в палатке Айз Седай, и Лильвин не успеет вскочить после переката. Ее обездвижат плетением Единой Силы, и это в лучшем случае.

– Мне знакомы эти люди, Слит, – холодным тоном произнесла Найнив. – Правильно, что привел их сюда. Благодарю.

Меч мгновенно вернулся в ножны, и Лильвин почувствовала на шее легкий ветерок, когда Слит тише мыши выскользнул из палатки.

– Если хочешь просить прощения, – начала Найнив, – ты пришла не к тому человеку. Я подумываю, не передать ли тебя Стражам. Пусть допросят. Глядишь, выудят из твоей вероломной головы кое-что полезное о твоем народе.

– Я тоже рада тебя видеть, – хладнокровно отозвалась Лильвин.

– Так что случилось? – осведомилась Найнив.

Что случилось? О чем говорит эта женщина?

– Только не думайте, что я не пробовал дать отпор, – вдруг начал оправдываться Байл. – Пробовал, но меня с легкостью одолели. Повезло, что не перебили моих людей, не сожгли корабль, не пустили его ко дну!

– Уж лучше бы ты, иллианец, погиб вместе со всеми, кто был на борту! – заявила Найнив. – Тер’ангриал оказался в руках у Отрекшейся; Семираг затаилась среди шончан под личиной… Как у них называется судья? «Говорящая Правду» – верно?

– Да, – тихо признала Лильвин. Теперь она все поняла. – Сожалею, что нарушила клятву, но…

– Что-что, Эгинин? Сожалеешь? – Найнив вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. – Не самое подходящее слово в устах человека, поставившего под угрозу весь мир и едва не столкнувшего всех нас с обрыва, за которым нет ничего, кроме тьмы! По приказу Семираг этот тер’ангриал скопировали, женщина, и одна копия оказалась на шее у Дракона Возрожденного. Да-да, Дракона Возрожденного! Представь себе его под контролем одной из Отрекшихся! – Найнив всплеснула руками. – О Свет! Мы были на волоске, на тончайшем волоске от гибели, и все из-за тебя. Конец всего сущего. Ни Узора, ни мира, ничего! Из-за твоей безалаберности едва не угасли миллионы жизней!

– Я… – Лильвин вдруг поняла, сколь грандиозны ее неудачи. Ее жизнь кончена. Она утратила даже само имя. Ни имени, ни корабля, отобранного самой Дочерью Девяти Лун. Однако в нынешнем свете это утратило всякую важность.

– Я дал отпор, – твердо повторил Байл. – Сражался так, как только мог.

– Как видно, я должна была драться рядом с тобой, – предположила Лильвин.

– Это я и пытался объяснить, – мрачно подтвердил Байл. – Много раз пытался, чтоб мне сгореть.

– О-хо-хо, – схватилась за голову Найнив. – Что ты делаешь здесь, Эгинин? Я-то надеялась, что ты мертва. Случись тебе погибнуть, не нарушив клятвы, и я не смогла бы тебя винить.

«Я сама передала его в руки Сюрот, – подумала Лильвин. – То была цена моей жизни, единственный способ спастись».

– Ну? – сверлила шончанку взглядом Найнив. – Не отмалчивайся, Эгинин!

– Теперь меня зовут иначе. – Лильвин упала на колени. – У меня отняли все, включая мою честь! Видишь? Позволь расплатиться! Отныне я принадлежу тебе!

– В отличие от вас, шончан, – фыркнула Найнив, – мы не держим людей в качестве домашних животных.

Лильвин не изменила позы. Байл положил руку ей на плечо, но не пытался поднять ее с колен. Без малого цивилизованный, теперь он прекрасно понимал, почему Лильвин ведет себя именно так, а не иначе.

– Встань! – резким тоном приказала Найнив. – О Свет, Эгинин! Помнится, ты была такой сильной, что могла разжевать камни и выплюнуть песок!

– И эта сила вынуждает меня подчиниться, – опустив взор, промолвила Лильвин. Неужели Найнив не понимает, насколько это трудно? Куда проще распороть себе горло, вот только у Лильвин больше нет чести и она не вправе требовать столь легкой смерти.

– Встань!

Лильвин послушалась.

– Пойдем. – Найнив схватила лежавший на койке плащ и накинула его на плечи. – Отведу тебя к Амерлин. Быть может, она знает, что с тобой делать.

С этими словами она целеустремленно вышла в ночь, и Лильвин последовала за ней. Решение уже принято. Остался лишь один осмысленный путь, единственный способ сохранить жалкий осколок чести и, быть может, помочь своему народу избавиться от лжи, в которой он существовал с незапамятных времен.

Отныне Лильвин Бескорабельная принадлежит Белой Башне. Что бы ей ни приказали, как бы с ней ни поступили, этот факт останется непреложным. Она – собственность Айз Седай. Лильвин станет да’ковале этой Амерлин и ринется в грядущий шторм, подобно кораблю, чьи паруса истрепал ветер.

Быть может, остаток чести поможет ей завоевать доверие этой женщины.

– Таким способом в Пограничных землях издавна облегчают боль, – пояснил Мелтен, разбинтовывая рану Талманеса. – Волдырник замедляет распространение порчи, вызванной окаянным клинком.