Так, вводные у меня есть. Значит, нужно продолжать выбранный путь, и пусть пока будет так, как будет. Может, и делать ничего не придется. Влюбленность Леноры может быть временной, и ее сердце не разобьется на миллион осколков из-за моего вмешательства. Она хорошая девушка, и мне не хотелось бы, чтобы она страдала из-за меня. Я где-то слышала, что разбитое сердце в пятнадцать сильно отличается от подобного явления ближе к двадцати пяти. В первый раз это будто сломал бедро, затем палец, а потом будто комарик укусил. Вот и буду надеяться, что для нее это только комарик и чувства не были настоящими. Отлично, хороший план.

Я решаю, что для этого вечера с меня достаточно информации, особенно учитывая, что сердце в моей груди бьется немного быстрее привычного, и бросаюсь к попавшемуся мне на глаза Дани, который разговаривал с какими-то джентльменами.

– Простите, – прерываю я их разговор и отвожу Дани в сторону. – Дай ключи от машины, хочу смотаться отсюда. – Я с мольбой смотрю в его красивые глаза, точно такие же, как у наших родителей. Но его смотрят на меня с теплотой и добротой.

– Серьезно, Марианна? Не хочу ехать с родителями.

– Не удивлена, но мне надо покататься, проветриться. Потому могу заехать за тобой позже.

– Ладно, только веди осторожно.

– Спасибо, ты лучший брат на свете.

Он вручает мне ключи от машины, я целую его в щеку и сбегаю по лестнице вниз, снимая по пути ненавистную маску. Только в таких обществах считают, что маскарад – это смешно, а по факту просто кучка людей в идиотских костюмах и масках.

Я подхожу к машине брата, не замечая ни проливного дождя, ни окрикивающего меня парковщика, потому что мне не нужно уже ничего, кроме ощущения скорости и мощи в моих руках. Едва я нажимаю на брелок машины и слышу звук открывающихся дверей, как хватаюсь за ручку со стороны водителя, чтобы наконец оказаться во власти запаха кожи, новизны и силы, которой обладает эта машина и хранит под своим капотом.

– Отойди от машины! – раздается рядом приказ, и от звука этого голоса, его тона и властности по спине пробегает дрожь.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть в глаза его обладателя, и мне не составляет труда узнать его, ведь я сразу проваливаюсь в ад этих глаз.

Сам.

– Я повторять не стану, отойди от машины!

– Давно ты стал мне приказывать? Кажется, наши отношения далеки от подобной расстановки сил. – Я улыбаюсь и убираю с лица мокрые пряди.

Дождь усиливается, так что мое и без того не слишком скромное платье прилипает к телу, открывая возможность видеть все, чем меня наградила природа. Будь я скромницей, попыталась бы спрятаться или хотя бы прикрыться, чтобы он не видел мои выступающих сосков, не видел, что на мне нет нижнего белья и что мое тело слишком остро отреагировало на его приказ. Хотя я уверена, что это не скрылось от его взгляда и не станет моим секретом.

– Мы в тех отношениях, когда я не позволю тебе сесть за руль машины, потому что ты уже один раз чуть не убила себя, больше подобное никогда не повторится.

– Я отличный водитель, тебя даже не было рядом, чтобы судить. Я вообще-то спасла твоего брата.

– И сломала себе ногу, на которую продолжаешь прихрамывать, обзавелась парой шрамов, которые хоть и прячешь с помощью косметики, но тот, кто смотрит на тебя и видит, всегда узнает, где они.

– Ты много на себя берешь, Сам. Если ты еще не понял, я девушка твоего брата.

– Марианна!

Он выдыхает мое имя рядом с моими губами, так что я задерживаю дыхание. Он слишком близко, это большая ошибка, мне надо бежать, скрываться. Чувства, что сейчас внутри меня, совсем не те, что были рядом с Ники. Это страсть, желание, похоть, и это не поддается контролю, такие чувства обуздать мне не под силу.

– Да, – шепотом говорю я, совсем не понимая зачем.

– Марианна, – повторяет он, чуть наклоняясь ко мне, так что я чувствую запах соли и океана, пота и машинного масла, а еще дождя, что хлещет по нашим лицам, и только он способен потушить это пламя внутри меня и, судя по глазам Сама, внутри него, – ты можешь врать кому угодно. Семье, этим людям на вечеринке, всем учителям в школе какого-то там святого, но мне ты никогда не сможешь соврать. Ты такая же, как и я. Слишком просто прочесть, просто понять, просто получить. – Его пальцы касаются моего подбородка, и он заставляет смотреть ему прямо в глаза, и это причиняет почти физическую боль.

– Я не вру, я с твоим братом.

– Моя бедная овечка, совсем запуталась. Ничего, я прощаю тебя и даю тебе время, чтобы понять, кто на самом деле навсегда останется вот тут.

Его рука опускается с моего лица и, задевая затвердевший сосок, так что я слишком громко выдыхаю, чем вызываю улыбку на его лице, касается того места, где за броней хранится мое сердце. То самое, которое способно было бы его впустить, если бы я хотела любви, страсти и безудержного секса, а не власти. Но я хочу только ее. Однажды, возможно, он сможет меня понять.

– Сам, Сам! Ты слишком самоуверен. Тебе не понять меня. Не думай, что мы хоть немного похожи. – Я предпринимаю попытку открыть дверь машины, но чувствую, он отталкивает меня, применяя не так уж много силы, но впечатляя своей решительностью.

– Сядь на пассажирское сиденье или пойдешь пешком, – приказывает он.

Я не знаю, может, это несчастный бокал шампанского, а может, его чертовы феромоны заставляют меня сесть на пассажирское кресло. Я отдала ему ключи от машины, будто вручила акт о капитуляции. Сложно устоять перед своими гормонами, когда тебе двадцать два. Стоит признать, что пока что я слишком слаба, чтобы противостоять той силе, что есть в этом мужчине.

Он садится в машину и заполняет собой ее всю. Его запах полностью перекрывает запах кожи. Я чувствую его энергию и власть. Он заводит двигатель, и с рычанием мотора машина трогается с места, разгоняясь до сотни за несколько секунд.

Сам владеет ситуацией и, будь я более слабой, завладел бы и мной, если бы попросил. Но я лишь откидываюсь в кресле и, как и пару часов назад, смотрю в стекло, по которому разносятся капли дождя.

– Ты замолчала. Неужто больше нечего сказать?

– Есть много слов, но ты все равно меня не слушаешь.

Он усмехается, и его улыбка заставляет меня сжать бедра, что дарит непозволительные импульсы где-то в глубине меня.

– Я все вижу, Марианна. Ты очень милая, когда пытаешься делать вид, что я тебе безразличен. – Удерживая руль лишь одной рукой, он опускает вторую на мое оголенное колено. – К сожалению, притворство тебе плохо дается. Лучше возьми уроки актерского мастерства. Я вижу все твои мысли.

– Да? – Я резко выпрямляюсь в кресле, сбрасывая его ладонь. – И о чем же я думаю сейчас?

– Ты удивляешься, откуда я знаю, где ты живешь, а еще размышляешь, стоит ли целовать меня, когда уже все пообещала моему младшему братишке.

Он резко тормозит машину возле моего дома, и я действительно задумываюсь о том, откуда он знает, где я живу. Этот вопрос крутится на кончике языка, но задать его равносильно признанию, что я думала и о поцелуе, а сделать это немыслимо, даже если это правда.

– Вот и нет! Думаю, что ты мог бы одеваться поприличнее, чтобы довозить меня до дома.

– Ты такая маленькая обманщица, Марианна, может, поэтому так нравишься мне. – Сам проводит рукой по своим рыжим волосам, потирает щетину, и мне остро хочется понять, будет ли она под моими губами мягкой или оставит на коже неявные следы.

– Я все вижу, Марианна. – Он вытаскивает ключи из машины и вкладывает в мою дрожащую ладонь, хотя я совсем не помню, как начала дрожать.

– Что ты там видишь? – усмехаюсь я. – Спокойной ночи, Сам, надеюсь, найдешь дорогу домой из этого района.

Я выпрямляюсь, чтобы открыть дверь, но Сам перехватывает мою руку и резко тянет меня к себе. Я замираю всего в миллиметре от его губ и перестаю контролировать себя. Дыхание сбивается, капелька пота скатывается по щеке, и я издаю странный звук нетерпения и желания. Мне нужно освобождение.

– Спокойной ночи, Марианна.

Его губы опускаются к уголку моих губ, и я ощущаю его щетину, она мягкая, и мне нравится чувствовать ее. Всего пара миллиметров отделяет наши губы от непростительной близости. Он знает мои мысли, читает их, возможно, именно это останавливает его от того, чтобы коснуться моих губ и навсегда лишить меня возможности гордиться тем, что не изменяю. А может, он просто игрок, каким я его посчитала при первой встрече?

Мы одновременно выходим из машины, я оборачиваюсь, чтобы сказать что-то, но его уже нет рядом.

А был ли он вообще или это все мое больное воображение? Лишь запах на моей коже и немного покалывающая боль в щеке говорят, что все это было правдой. Признаться честно, это был самый желанный поцелуй в моей жизни, особенно учитывая то, что его на самом деле и не было.

 
                                                 * * *
 

– Ты так и не приехала за мной, – нарушает мои мысли голос брата, и я чувствую, как он ложится рядом со мной в кровати и кладет руки за голову.

– Прости, вечер пошел не по плану, – решила начать я издалека.

Дело в том, что я никогда, ни одного раза за всю свою недолгую жизнь, не врала брату и уж тем более не собиралась делать это сейчас из-за парней Параисо. Да, может, иногда я не договаривала Дани, может, скрывала какие-то вещи, даже многие вещи, но точно не врала.

– Пришлось ехать с родителями. Мать не унималась, все твердила, что ты теперь встречаешься с Николаушем, а отец пытался ее перебить и наставить меня на путь истинный. Это был настоящий ад.

– Прости, – более осмысленно говорю это слово, потому что теперь осознаю, через какой ужас пришлось пройти брату по моей вине.

– Ладно уж, лучше я, чем ты. Ты, несомненно, оттуда не вышла бы без очередной травмы.

Мне остается только хмыкнуть. Я понимаю, что брат говорит, конечно, о моих душевных ранах, которые родители уже не то чтобы наносят, скорее расковыривают те, что нанесли давно, но им не дает покоя тот факт, что я пытаюсь их как-то заживить. Он ничего не знает о том, что наша милая матушка любит наносить удары исподтишка и делать больно не только морально, но и оставляя незаметные следы. Нет, в десять лет это было больно, а в двадцать уже скорее интересно, почему она считает это способом меня наказать и доказать свою правоту. Я давно перестала испытывать физическую боль от ее слов и так называемых ударов.

– Они даже не пытаются скрывать, что любят тебя больше, – нарушаю я нашу тишину, сама не знаю зачем. Мне, наверное, стоило бы обижаться и недолюбливать брата, но рядом с Дани я всегда испытываю только спокойствие. Рядом с ним я становлюсь собой, маленькой девочкой, которая однажды потеряла любовь родителей, так и не поняв почему. Девочкой, которая очень хотела, чтобы ее любили. А когда она осознала, что не может быть любима просто так, решила, что тогда стоит быть той, кого будут бояться.

Бояться собственные родители. Именно поэтому я все еще нахожусь в этом доме. Мне нравится, как они реагирует на мое присутствие спустя столько лет, нравится, как они втайне друг от друга заискивающе смотрят на меня и думают, когда я нанесу следующий удар. А еще мне нравятся деньги. То, что их много и что я не ограничена в их тратах, – жаль, что у меня не так много потребностей. Да и на самом деле мне больше нравится само ощущение, что я могу оставить родителей без денег, чем по-настоящему транжирить их богатство. Пусть старики еще поживут в роскоши.

– Мне кажется, они вообще никого не любят. Даже друг друга, – выдает мой брат, и я с сожалением признаю, что он повзрослел и нашел определение отношениям наших родителей. И абсолютно точно: то, что между ними, – это не любовь.

– А ты стал совсем взрослым, раз рассуждаешь так. Надеюсь, ты найдешь любовь и узнаешь, что это такое на самом деле. Может, и мне расскажешь.

– Марианна! – Дани поворачивается ко мне и всматривается в мои глаза, точно такие же, как у него. Я хотела бы быть такой, как он. Открытой, наивной, верящей во что-то прекрасное и однажды обязательно получающей все. – Ты веришь в любовь? Думаешь, она существует?

– Конечно, что за глупые мысли в твоей голове? – Я легонько стучу пальцем по его лбу и улыбаюсь, вызывая ответную улыбку на его красивом лице.

– Почему тогда ты все еще не обрела ее?

– Любовь есть, Дани, но она дается не всем людям. Лучше быть честным и добрым, совершать хорошие поступки и быть открытым миру, и тогда любовь ворвется в твою жизнь. И ты захочешь быть с человеком рядом и будешь становиться лучше ради этого волшебного чувства. А я не то чтобы открыта таким вот цунами в своей жизни. И так нормально.

– Ты странная, – он снова отворачивается от меня, – говоришь так красиво, веришь в любовь, и я знаю, ты хочешь ее, но сама же и бежишь. Знаешь, я видел твой взгляд на балу в школе. Ты испытала что-то, когда Николауш пел для тебя. Я видел, что в тебе зародилось это чувство. Плевать, что к моему другу, я рад, что внутри тебя еще есть свет. Жаль, что его вижу только я и ты не хочешь его показать миру.

– Дани, – выдыхаю я имя брата, надеясь, что он поймет меня и без слов, ведь я знаю на самом деле, что поймет. – Да, у меня было много ошибок и много боли, и поэтому я не хочу, чтобы мне снова делали больно, снова разбивали сердце. Не сейчас, я точно не готова пережить это снова.

– Мне жаль, что я не мог быть рядом с тобой, когда тебе было больно. Но теперь мы вместе, и я буду рядом всегда. Марианна, я люблю тебя больше всего на свете.

– И я тебя люблю, рада, что ты у меня есть. Убью любого, кто посмеет сделать тебе больно. Я буду рядом всегда, малыш.

Я смотрю в потолок, пытаясь выровнять дыхание, и слышу, как Дани уснул, вижу, как медленно опускается и поднимается его грудь во сне. Все как в детстве. Я наблюдала за тем, как он спит, и знала, что не позволю никому потревожить его, сломить или сделать ему больно. Он самое ценное и дорогое, что есть у меня, я все сделаю ради брата и уверена, что он отвечает мне взаимностью. Мы всегда будем друг у друга.