Глава 4

Я резко открываю глаза и вскакиваю с кровати, чувствуя, как бешено забилось сердце от ужаса. Не знаю, что это было, но по-настоящему испытываю страх в это мгновение. Осматриваю в панике комнату, ища знакомые мелочи, чтобы немного успокоиться и поверить, что я дома, в безопасности. Взгляд касается лежащего рядом Дэна, мило уткнувшегося в подушку лицом и не заметившего того, как резко я проснулась. Такого со мной ещё не было. Но я чётко уверена, что произошло что-то ужасное. Хотя, может быть, это был всего лишь сон. В темноте провожу рукой по тумбочке в поисках стакана с водой, что оставляет каждую ночь для меня Дэн, зная, что я могу проснуться и захотеть попить немного воды. Но ему не хочется, чтобы я уходила на кухню посреди ночи, и поэтому он заботливо оставляет стакан возле постели.

Я делаю несколько жадных глотков холодный воды, которая обжигает горло. Дыхание медленно выравнивается, и я даже позволяю себе опуститься обратно на подушку, прикрывая глаза. Не знаю, сколько времени, но сквозь плотно задёрнутые шторы не пробивается свет, поэтому делаю вывод, что ещё достаточно поздно, и не решаюсь нарушить сон моего мужчины, надеясь заснуть рядом с ним, вслушиваясь в его спокойное размеренное дыхание.

Это длится недолго. Пара минут, а, может быть, и секунд, и я снова вскакиваю с кровати в ужасе. Теперь я бужу Дэна своими движениями, и он переворачивается, открывая один глаз, изучая меня.

– Что с тобой? – его шёпот в пустой комнате звучит так громко, что я морщусь от этого звука.

– Ничего, спи дальше, – бросаю, стараясь придать своему голосу уверенности, и опускаю ноги на холодный пол нашей спальни.

Дэн предпочитает спать с включённым кондиционером так, чтобы было достаточно холодно в помещении, но при этом завернувшись в одеяло так, что видно только его лицо. Стараясь не шуметь, поднимаю с пола брошенный вечером кардиган и выскальзываю в дверь, одевая его на себя. Несмотря на то, что ещё лето, я чувствую, как осень приближается к нам. Поэтому вместо лёгкой шёлковой пижамы на мне теперь ещё и кардиган. В моей квартире всегда холодно.

Я ругаю себя, что не взяла тёплые носки из спальни, но не вернусь туда, чтобы не разбудить Дэна. Вместо этого, на мысочках, я отхожу от двери и оказываюсь в нашей небольшой гостиной. Я называю её «нашей», несмотря на то, что это моя квартира, но Дэн практически живёт здесь. Единственное, что делает квартиру только моей – мои вещи, а его вещи хранятся в его квартире, той, что напротив, а всё остальное мы делим поровну.

На часах духовки подсвечиваются красные цифры 4:18.

Мне становится понятно, почему на улице ещё темно, но заснуть я уже в любом случае не смогу. Поэтому ложусь на большой белый диван и включаю телевизор, делая звук как можно тише. Укрываюсь пледом, ощущая холод во всём теле, и прислушиваюсь к телевизору.

Едва я прикрываю глаза, отключившись от какого-то фильма на экране и думая, что погружаюсь в сон, даже если и не хотела этого, как слова с экрана заставляют меня вновь вскочить на диване и устремить взгляд в экран.

– Мы прерываем вещание. Экстренные новости, – немолодой мужчина появляется на экране в кресле ведущего новостей в деловом костюме, и в его взгляде читается сожаление и страх. Такой взгляд я видела всего один раз, и он не принёс в мою жизнь ничего хорошего.

– Несколько минут назад была потеряна взять с пассажирским лайнером рейса NG4381. Самолёт пропал с радаров, экипаж не выходит на связь. Источники в аэропорту вылета подтверждают крушение лайнера с 142 пассажирами на борту и 11 членами экипажа.

Несмотря на то, что я сижу в пледе, меня начинает трясти. Сердце снова бешено бьётся в груди, и я боюсь собственных эмоций от тех слов, что произносит диктор.

– У нас в распоряжении имеются кадры с предполагаемого места катастрофы, снятые студентами. Просим убрать от экранов детей и беременных женщин.

Голос замолкает, и на экране появляется яркая точка, я прищуриваюсь, чтобы понять, что происходит. Несколько деревьев, и яркая точка снова появляется в кадре, двигаясь на ночном небе. Она снижается, и через несколько секунд небо озаряется яркими красками пожара, всё заливает оранжево-жёлтый свет, и я непроизвольно вздрагиваю, закрывая глаза от увиденного. Возможно, для кого-то это не значит ничего, но я воспринимаю это достаточно близко к сердцу и только сейчас понимаю, почему не могла заснуть, и что же меня так мучило. Это странное ощущение неизбежности чего-то ужасного преследует меня с самого дня смерти мамы, и обычно оно не ошибается в день, когда происходит что-то ужасное в мире.

– Мы приносим свои соболезнования родным и близким погибших. Берегите себя, – заканчивает мужчина, откладывая бумаги в сторону, и экран на мгновение становится чёрным – в память о погибших слишком рано.

Я не слышу, что происходит дальше, уходя мысленно к этим людям, которые уже не встретят свою семью, у которых нет возможности обнять любимых и сказать самые важные слова. Мне жаль, что в нашем мире всё ещё продолжают происходить подобные события. Рок, неизбежность или судьба, но всё равно всего за мгновение мы не должны терять так много людей. И не важно, знала я хоть кого-то или нет, они все заслуживали долгой и счастливой жизни, я в этом уверена.

Не знаю, сколько времени я сижу и смотрю на экран, но, когда диван подо мной прогибается, оживаю и смотрю на заспанного Дэна, потирающего глаза в попытке рассмотреть меня.

– Что случилось? – его голос немного взволнован, и мужчина обнимает меня за плечи, притягивая к себе в объятия, чтобы я почувствовала себя в безопасности рядом с ним.

– То, что мир очень жесток, – я закрываю глаза, утыкаясь носом в его плечо. Не чувствую слез, но они бы сейчас и не смогли показать всю глубину моего отчаяния. Странно, что событие так может повлиять на человека, который совсем не был с ним связан. Но я остро ощущаю, что это важно, и почему-то принесёт в мою жизнь изменения, которых я боюсь. Не знаю, что конкретно изменится, но обязательно что-то пойдёт не по тщательно выстроенному мной плану.

Мы сидим вдвоём, и я слушаю размеренное дыхание Дэна, ощущаю тепло его рук и лёгкие поцелуи в волосы. Он ничего не говорит, за что я ему благодарна. Ощущаю спокойствие, просто находясь рядом с ним, и не хочу рушить этот момент какими-то словами. Мы просто вместе, и этого сейчас мне достаточно, чтобы чувствовать себя живой.

Не знаю, сколько мы так сидели, но и этого будет мало в отношении бесконечности вокруг. Но я поднимаю голову и смотрю в голубые глаза Дэна, такие родные и любимые: в них нежность и забота, и я не представляю, какой бы была моя жизнь, если бы не этот мужчина.

– Я приготовлю завтрак, – говорю совсем тихо я и не знаю, услышал ли он мои слова, но руки расцепляются, и мужчина позволяет мне встать с дивана. Он так и не выяснил, в чём дело, но ему достаточно того, что он мне сейчас нужен. В этом вся ценность этих моментов: мы можем не говорить, а просто чувствовать друг друга.

Я ухожу на кухню, стараясь отгородиться мысленно от всех событий этого странно утра. Хотя это и сложно: все мои мысли то и дело крутятся вокруг краткосрочности нашей жизни и зависимости от независящих от нас событий. Всегда будет вопрос «что если»? Не сядь ты в самолёт, опоздай на регистрацию? Если не прийти на свадьбу, если сбежать, если не знать правду и не менять жизнь? Что было бы, если мы совершали бы другие поступки? Могли бы мы быть по-прежнему счастливы, или это изменило бы и наше понимание счастья?

Стараюсь отвлечься от собственных рассуждений и решаюсь сделать то, что не практикую в нашей обычной жизни. Но достаю из холодильника молоко, яйца и масло. Привстаю на пальцы, чтобы достать с верхней полки то, чем пользуюсь крайне редко: муку, какой-то порошок, что делает тесто то ли вкуснее, то ли пышнее, сахар и немного соли. Обычно я не очень дружу с готовкой, да и, наверное, панкейки – единственное, что я умею готовить. Точнее, это единственное, чему меня успела научить мама, пока я навсегда не лишилась возможности научиться готовить что-то более значимое.

Чувствую, как Дэн наблюдает за мной. Я готовила для него один единственный раз, после приезда мамы Фабиана к нам домой, в Сидней. На следующее утро, после рассказа о своём прошлом Дэну, я готовила для него блинчики, потому что мне нужно было побыть наедине с собой, а я знаю только один способ не сорваться – это готовить. Так я чувствую себя рядом с мамой и могу поговорить с ней, будто не было этих лет, будто мы всё ещё вместе и готовим завтрак папе, как 10 лет назад. Тогда Дэн был удивлён тем, что я могу что-то приготовить, сейчас же он понимал причины моего поведения, и я уверена, его это всё ещё немного напрягало. Я чувствовала это по его тяжёлому взгляду, прожигающему мою спину, и по неровному дыханию, что застывало в воздухе, заглушая любые другие звуки, даже всё ещё работающий телевизор. Но он не предпринимал попытки поговорить, просто смотрел и давал мне немного времени.

Я закатала рукава своего кардигана прежде, чем достать из нижнего ящика миску. Я небрежно смешала яйца с солью и сахаром в ней и заработала венчиком, стараясь взбить яйца, хотя это больше напоминало желание избавиться от негативных эмоций и воспоминаний, но почему бы и нет. Если меня это успокаивает, не вижу повода не делать этого, учитывая, что потом всё это можно будет съесть и не вспоминать. Так я себя успокаиваю. Тонкая струйка молока вливается в содержимое миски, и я снова смешиваю всё вместе, стараясь взбить. Наблюдая за образованием пузырьков на поверхности, полностью отключаюсь от реальности и растворяясь в механических действиях. Следом идут мука и этот странный белый порошок, так напоминающий саму муку, так что я вообще не понимаю, в чём различия. Мама говорила, что это волшебная пыльца фей, которая делает еду вкуснее. Но её нужно совсем немного, поэтому не стоит класть слишком много, иначе, возможно, будет противоположное действие, и получится не вкуснейшее блюдо, а уголёк, который потом достанется какому-нибудь ребёнку на Рождество за плохое поведение. Тогда это были сказки, в которые я верила. Мне жаль, что прошло то время, когда можно было верить в чудеса и магию, жаль, что сейчас всё слишком реально, и нет возможности убежать от этого. Всё слишком реально.

Я начинаю жарить панкейки на двух сковородах одновременно, и наконец перевожу взгляд на Дэна, который следил за мной всё это время. Я улыбаюсь уголками губ, давая понять, что всё уже хорошо. Он поднимается с дивана и подходит ко мне, обнимая сзади. Убирает отросшие волосы на одну сторону и касается обнажённого плеча, с которого упала часть вязаного кардигана.

– Достань, пожалуйста, сироп с верхней полки и садись завтракать, – произношу я, одновременно включая кофейник. Всего лишь десять или пятнадцать минут, и я могу снова почувствовать себя способной жить в этом мире, просто рядом должен быть тот, кто понимает меня и будет ждать, пока я снова не стану собой. Странно ощущать, что такой человек уже рядом со мной. Я всё ещё с трудом верю в то, что мы с Дэном действительно вместе. Сложно ощущать реальность происходящего, что так вообще бывает. Случайная встреча на какой-то костюмированной вечеринке больше года назад, всего лишь взгляд, короткий разговор, но это ощущение внизу живота никуда не ушло. Тогда я любила Фабиана и была готова ради него на всё. И даже не понимала, что, возможно, совсем в другой стороне – мужчина моей жизни. Хорошо, что судьба всё расставила по своим местам и привела меня всё же туда, где я счастлива. После этого я хочу верить, что мир не так ужасен, и всё делается для того, чтобы мы были счастливы. Хотя после утренних новостей в это и становится сложно верить.

– Тебе бы хотелось шоколадного или карамельного? – его голос обволакивает меня, а пальцы Дна касаются бёдер, на которых совсем низко сидят шёлковые шортики, он разворачивает меня к себе лицом и касается кончика носа в лёгком поцелуе.

– Шоколадного, – протягиваю я.

– Кто-то любит сладенькое, – улыбается Дэн, вталкивая меня в столешницу и касаясь губами оголённой кожи шеи.

Я прикрываю глаза от удовольствия, совсем забывая о том, что готовлю завтрак, и что, возможно, скоро в моей жизни всё измениться. Я и так в идеальном мире, мне больше не нужно ничего.

Он уже наклонился достаточно близко, так что я чувствую горячее дыхание на груди, как чёртов звонок его телефона вырывает меня из мира желаний и фантазий и принуждает Дна сделать пару шагов назад.

– Ответь, я закончу с нашим завтраком, – бросаю я чуть недовольнее, чем планировала, и резко отворачиваясь обратно к плите, не замечая того, что делает мужчина. Не знаю, что больше вызывает моё негодование: то, что у него так рано звонит телефон, или что он медлил прежде, чем поцеловать меня и немного расслабиться в объятиях друг друга. Возможно, это не метод снятия стресса, а, возможно, это и есть самый лучший способ избавления от всех грустных и навязчивых мыслей. Я бы с радостью проверила сейчас.

Переворачиваю последнюю партию панкейков на тарелку и включаю плиту. И только когда разворачиваюсь от плиты, замечаю грязь, оставленную Дэном шоколадным сиропом на столе. Оставляю на столешнице тарелку с нашим завтраком и тянусь за тряпкой, чтобы убрать оставленную грязь, и только в этот момент замечаю, что это вовсе не грязь. Шоколадным сиропом на столешнице выведены пальцем слова «Я люблю тебя».

Возможно, это наше не первое признание, но точно самое необходимое и романтичное. Мои пальцы немного дрожат, когда касаются надписи из сиропа, и я чувствую свою улыбку, что растягивается на лице. Повторяю про себя прочитанные слова снова и снова и ощущаю, как внутри разливается тепло. Этот мужчина точно знает, когда нужно сделать что-то приятно, когда он мне так нужен. Я стираю «тебя» пальцем и облизываю его, вымазанного шоколадным сиропом.

– Кто-то очень любит сладенькое, – слышу я из-за спины и с улыбкой нашкодившего ребёнка разворачиваюсь к Дэну, стоящему в дверном проёме и наблюдающему за мной.

– Кто-то очень любит тебя, – мой голос отражается от стен, и зависает в воздухе.

Мы молча смотрим друг на друга. Не уверена, что здесь можно что-то добавить. Несмотря на то, что мы сравнительно недавно вместе, я чувствую, как он важен для меня, что я не смогла бы представить свою жизнь без него. И от этого ощущаю, насколько реальны мои чувства. Надеюсь, что я значу для него не меньше. Впрочем, это читается в его глазах, смотрящих сейчас на меня со всей ясностью, в его улыбке, что застыла на лице, пока мы смотрим друг на друга.

– Либо завтракаем, либо мы пропадём на пару часов из этого мира, – смеётся Дэн, хотя прекрасно знает, что мы не можем сбежать вдвоём даже на два часа.

Мы усаживаемся за стол, и Дэн делает телевизор погромче, хотя я могла бы и сама рассказать ему обо всех ужасных событиях этого утра. И пока он слушает внимательно новости, я пытаюсь втолкнуть в себя панкейк, покрытый шоколадным сиропом, но я абсолютно не хочу есть. Вливаю в себя кофе без молока, надеясь почувствовать хоть какой-то вкус, способный заглушить горечь о случившемся, но снова и снова чувствую только боль. Я остро реагирую на подобные события, пропуская через себя все эмоции людей, даже тех, кого не знаю. Видимо, концентрация горя сегодня способна затмить даже самые положительные эмоции.

– Это ужасно, – открывается от телевизора Дэн и рассматривает меня так, будто этим утром видит в первый раз.

Я могу лишь угукнуть в ответ и погрузиться в себя, не смотря на мужчину напротив.

Мы завтракаем в тишине, каждый погруженный в свои мысли. И, несмотря на то, что сейчас мы вместе, а ранее я ощущала себя вместе с Дэном единым целым, сейчас я ощущаю себя такой одинокой, замкнутой в мире из своих переживаний.

– Думаю, мне нужно слетать домой, – неожиданно громко произношу я так, что шокирую не только Дэна, но и себя.

– Зачем?