Запнувшись о порог, Анри втащил чемодан внутрь, с удивлением обнаружив, что привычный ему комод слева от входа был передвинут на правую сторону, ближе к окну. Свою застеклённую коллекцию фигурок из аниме он обнаружил на прежнем месте – вдоль левой стены комнаты, но расставленной в совершенно ином порядке. Фигурки были отсортированы тематически и стояли ровно в ряд на идеально отмеренном друг от друга расстоянии – примерно два сантиметра от стены и полтора сантиметра между собой.

– Добрался, значит, до моих кукол, рыжий перфекционист, – с улыбкой отметил Анри, оставляя привезённые картины на полу у правой стены.

Неспешно подойдя поближе к стеллажу с коллекцией, он уселся на стул прямо напротив, окидывая восхищённым взглядом всё это строгое великолепие. Рассматривая фигурки, он представлял, как Томас, перебирая их одну за другой, мысленно ругает Анри за вечный хаос в жизни и в комнате, за апатию и нежелание брать на себя ответственность, за трусость и за то, что он чуть не угробил малыша Жюля…

Анри до боли сжал дрожащую левую руку, пытаясь унять стекающие по лицу слезы, пока не остановил свой взгляд на фигурке в доспехах, изображавшей персонажа Альфонса Элрика из аниме «Стальной алхимик», по какой-то причине покинувшего ряды тематически близких ему соседей по полке. Фигурка одиноко стояла на полу, ровно в двух сантиметрах от стеллажа. Наклонившись, взяв её в руки и грустно улыбнувшись, он убрал её подальше в правый карман своего пиджака.

Приняв душ и разобрав вещи, Анри отметив, что до начала похорон ещё около часа, и решил немного посидеть на балконе, где он частенько умудрялся курить втайне от родителей. Балкон удачно выходил прямо на виноградник, так что ни с центральных ворот, ни со стороны большинства соседей его невозможно было заметить. Удобно усевшись в старое ротанговое кресло, он неспешно сделал пару затяжек французских «Житан», бережно припрятанных им в небольшую брешь между седьмым и восьмым кирпичами третьего ряда по левую сторону от входа на балкон. Помнится, он когда-то сделал этот тайник вместе с одной особой из «стайки своих девчонок».

– С кем же я их припрятал? – Анри на секунду задумался, смотря куда-то вдаль, и вдруг побледнел. – Мари-Жюли…

Сигарета тут же выпала из его руки, больно обжигая ногу и оставляя следы пепла на идеально белом халате. Перед Анри вдруг замелькали воспоминания… Её всегда отстранённый, будто кукольный взгляд серых глаз, живые каштановые кудри, смуглая кожа орехового оттенка и, конечно же, странное выражение грусти и скуки, никогда не покидающее лицо девушки. Анри обернулся, услышав позади себя шорох… Никого.

– Кажется, она о чём-то просила меня в нашу последнюю встречу… Кажется, это было в её комнате, – рассуждал Анри, нервно глядя за горизонт, где еле виднелась верхушка по-прежнему багрового козырька поместья семьи Лангле.

Анри отчаянно пытался вспомнить, о чём она просила его тогда, но как ни старался, так и не смог приблизиться к ответу. Он помнил лишь, как они курили, развалившись прямо на её кровати. Она что-то неспешно говорила сначала о жизни в целом, потом жаловалась на своего брата-близнеца Шарля и его постоянные стычки с их отцом. Шарль вообще был странным парнем, буквально помешанным на правильном порядке вещей. Порой Анри казалось, что все его действия сводятся к тому, чтобы отслеживать несовершенства вокруг себя. Интересно, что в списке этих несовершенств находился и сам Анри, так как, по мнению Шарля, «поганый эмо-бой» очень дурно влиял на его сестру.

– О, было бы забавно, застань он нас тогда курящими прямо в её комнате, – лукаво улыбаясь, размышлял он. – Хотя… Шарль, несмотря на свою субтильность, был все-таки старше, то ли на два, то ли на три года, отчего и был выше почти на две головы. Так что поймай он меня тогда, влетело бы не хило, – заключил Анри, задумавшись. – Мари-Жюли, кстати, тоже была высокой… Была…

Нить воспоминаний Анри прервалась резким хлопком прямо над левым ухом.

– Оставил тебя в доме одного всего на несколько часов, а ты уже насвинячил, – злобно хихикая, проворчал появившийся на балконе высокий светловолосый юноша, указывая на дымящийся окурок сигареты, случайно выпавшей из рук Анри.

– Дорогой мой Жюль, я тут, можно сказать, героически спасаю халат от увечий своей прекрасной ногой, а ты плетёшь грязные инсинуации в мой адрес, – невинным тоном заявил Анри, указывая на небольшой ожог от выроненной сигареты у него на левой лодыжке.

– Ты хотел сказать, волосатой ногой австралопитека? – не унимался младший, демонстративно задирая левую штанину своих брюк, открывая обзор на свою практически безволосую ногу, покрытую лишь лёгким белым пушком.

– Какие твои годы, вот доживёшь до моих лет, волосы и из ушей полезут… Сразу во все стороны, – чуть вскидывая брови, продолжал Анри, – прямо на всё лицо. Придётся брить их вот так, – красочно показывал он правой рукой, – от уха до уха по горизонтали, там до кадыка и потом к глазам второй раз, но уже по вертикали, – невозмутимо протянул он, с силой ущипнув младшего брата за бок.

– Так, всё, хватит, не обижай маленьких, – в попытке вывернуться от очередного щипка, смеясь, кричал Жюль.

– Во-первых, тебе уже двадцать три, а это средняя продолжительность жизни в древнем Египте. А во-вторых, маленький мой, ты уже вымахал до таких размеров, что выше меня на полторы головы, – продолжая яростные атаки, отвечал Анри.

– Так… Перерыв, – схватив старшего брата за плечи, начал Жюль, старательно подавляя очередной приступ хохота. – Нам пора спускаться на церемонию.

– Хорошо, я присоединюсь к вам через пять минут, – ответил Анри, кивая в сторону приготовленного им костюма, лежащего на постели.

Жюль молча кивнул и, похлопав брата по плечу, быстро удалился из комнаты.

Спустившись вниз, Анри обнаружил, что приёмный зал уже полон гостей, которые, по словам их дворецкого Франсуа, начали прибывать в поместье примерно с половины шестого. По давней традиции семьи гостей во время всех событий было принято встречать коктейлями с использованием молодого VS двухлетней выдержки от коньячного дома Леро и легкими закусками. Как правило, на всех мероприятиях дома бармен обязательно смешивал такие известные коньячные коктейли, как «Сайдкар» и «Французский связной», а также фирменные напитки Леро собственного рецепта, среди которых были «Империя Леро», смешанный в далеком 1945-м их предком и основателем коньячного дома Карлом-Луи Леро и горячо любимый братьями коктейль «Падение Зиона», по иронии являющийся творением главного виновника сегодняшнего вечера – ныне покойного Томаса Леро.

Другой доброй традицией семьи было то, что вне зависимости от характера мероприятия в доме принято было ставить предпочитаемую виновником вечера музыку, будь это свадьба, именины или поминки. В соответствии с этой традицией в доме играл легкий мелодичный джаз, отчего похоронное мероприятие больше походило на романтическое свидание.

– Ты и в этом был идеален, Факел, – тихо прошептал Анри, неспешно попивая «Падение Зиона» и выходя в центр зала сквозь шумную толпу гостей, чтобы рассмотреть мирно лежащего брата. – Идеальный вечер, как и идеальный ты. Ну разве что кроме запонок, запонки тебе подобрали ужасные.

– Как думаешь, у Факела бы всё равно всё получилось организовать в десять раз лучше, будь это мои или твои похороны? – отпив из своего бокала «Падения Зиона», начал только что отошедший от гостей Жюль. – Я в том плане, что будь это я, в доме бы трещало техно, а в твоем случае и того хуже – мы бы сделали трехчасовую аудиозапись из твоих унылых суицидальных стихотворений, а стены бы украсили твоей асимметричной мазнёй.

– Зря ты так про мазню. Я как раз привёз с собой парочку своих последних работ, так что тебя ждёт приятное удивление, брат. Я вырос как художник.

– Да ладно, – скептически подняв правую бровь, усмехнулся Жюль.

– Конечно, ты моих работ девятнадцать лет не видел, – деловито продолжил старший.

– Я приезжал к тебе каждый год последние восемь лет, но так и не смог найти ни одной правильной диагонали в твоем гнезде, – язвительно заметил Жюль, жадно допивая остатки коктейля. – Ну, чем будешь парировать?

– Одним словом, Жюль: техно! – с отвращением протянул Анри. – Семь лет в музыкальной школе… Какой позор!

– Ну так-то да, – виновато согласился Жюль.

Братья молча смотрели на открытый гроб погибшего брата, думая каждый о своем. Официанты зашли в зал с бокалами коньяка категории VSOP от Леро четырехлетней выдержки, что ознаменовало начало похоронной службы. Гости тут же начали усаживаться вдоль рядов, и Анри отметил, что в главном зале сейчас присутствует около пятидесяти человек. Немного оглядевшись, он решил сесть в конце комнаты, выбрав в качестве дислокации большое кожаное кресло прямо под картиной, изображавшей сцену, в которой трое роботов высаживаются из своего космического корабля на поверхность Юпитера.

Святой отец начал службу и попросил младшего из братьев сказать пару слов о погибшем.

– Томас любил говорить, что единственное, о чем он будет сожалеть, когда уйдет из этого мира, будут две вещи: первое – если в заключительной книге известной всем саги железный трон займет не Тирион Ланнистер, – гости дружно засмеялись, и, выждав небольшую паузу, он продолжил: – Если вы не в курсе, кто это, то просто покиньте этот зал, – собравшиеся вновь залились смехом, а пара близких друзей Томаса даже зааплодировали. – А второе – если его старший брат Анри не сможет прочесть одно из своих замечательных стихотворений на его похоронах. – Жюль с коварной улыбкой посмотрел на брата, сидящего на противоположном конце зала, все присутствующие тут же обернулись в его сторону.

– Вот же рыжий вредитель, – тихо прошептал Анри, улыбаясь. – Ты меня и с того света умудряешься доставать, Томас.

Анри вальяжно встал со своего кресла и неспешно зашагал в центр комнаты.

– Он просил передать тебе, что счет 1:0, – похлопав его по плечу, прошептал Жюль, оставив Анри одного стоять перед собравшимися гостями.

Анри чуть замялся, старательно всматриваясь в пришедших гостей. Среди них были разные лица: бледные и смуглые, вытянутые и широкие, европейские, негроидные и даже парочка азиатских гостей, было много кареглазых и много голубоглазых, греческих и курносых носов, здесь сидели тонкогубые и пухлоротые гости, бородатые и веснушчатые. Их, пожалуй, ничего не могло связывать между собой на первый взгляд, но одно все же выдавало в них общую черту всех друзей Томаса – это яркая, ни с чем не сравнимая искренняя улыбка. Улыбка, которой всегда улыбался и сам Томас.

Анри перевёл взгляд с гостей на брата, умиротворённо лежавшего справа от него. Он впервые видел Томаса так близко за последние девятнадцать лет. Ярко-рыжие волосы всё так же искрились в мягком свете торшерных ламп. Идеально прямой нос продолжали прямые коричневатые брови, губы расслаблены, но даже сейчас есть ощущение, что они вот-вот расплывутся в довольной улыбке.

– У небесной кромки птицы щемятся,

Тучи раздирают как зерно.

У окна седая пряжа стелется,

Но горит в огне веретено.

Люди с миром все так же крутятся-вертятся,

А мне так часто и ясно снится давно,

Как море над нами наконец-то разверзнется,

И солнце в закате зайдёт за пустое дно.

Закончив свой стих, Анри осторожно осмотрел лица собравшихся гостей и заметил, что большинство из них выглядят слегка озадаченными.

– Всем желающим просьба оставить заявку на приобретение трехчасовой аудиоверсии данного шедевра, – улыбнувшись, сообщил он, вызывая приступ дружного смеха.

– Пора готовиться к моим похоронам, – уступая место в центре зала святому отцу, шепнул Анри коварно улыбающемуся Жюлю, который в этот момент только выключил диктофон.

Похоронная служба закончилась в районе половины восьмого, и большая часть гостей покинула дом около девяти вечера. Жюль и Анри еще около получаса провозились на кухне и в основном зале, помогая обслуживающему персоналу поскорее завершить основную уборку, чтобы как можно раньше приступить к неформальным поминкам круга Леро.

Поминки представляли собой семейный ритуал, начинавшийся в десять вечера и заканчивающийся к полуночи. В течение всей этой неформальной церемонии близкие должны были рассказывать друг другу разные истории о погибшем и говорить о вещах, которые они вместе хотели или могли бы воплотить. Традиционной частью поминок во время рассказов было распитие коньяка «Леро XO» десятилетней выдержки, а в полночь, когда старший из семьи говорил последние слова, собравшиеся выпивали по бокалу «Леро Extra» двадцатилетней выдержки и навсегда прощались с умершим. Со стороны весь этот процесс очень напоминал длинную вечернюю дегустацию с элементами мрачной готики.

Анри развязал туго сидевший галстук и вызывающе посмотрел на те самые часы, обвитые бронзовым осьминогом, копию которых он поместил в своем гонконгском офисе. Убедившись, что стрелки часов показывали ровно десять, Анри не стал дожидаться особого приглашения и открыл закупоренную бутылочку «Леро XO». Жюль в это время активно снимал ботинки, поудобнее усаживаясь в кресло у камина с мягким пуфиком для ног. Слегка растрепав свои два часа назад идеально уложенные льняные волосы, Жюль потянулся за бокалом, а Анри, присев рядом, первым вступил в разговор.

– Жюль… Так его звали, – таинственно глядя в огонь, прошептал Анри.

– Что, прости? – поперхнувшись и продолжая в смехе прикашливать, недоумевал младший.

– Нашу ящерицу. – с улыбкой пояснил Анри. – Когда Томасу исполнялось пять, отец с мамой и дядя взяли нас на первую настоящую рыбалку. Факел был так взволнован, что не мог уснуть две ночи перед предстоящей поездкой. – Анри чуть улыбнулся Жюлю, замечая его живой интерес к этой истории. – Мы тогда с ним очень хорошо подготовились, взяв с собой три книги по определению разных видов рыб, четыре сачка, три вида лески, два удилища, даже зачем-то потащили с собой рыбный корм из маминого аквариума и три литровых банки для пойманных рыб.

Анри немного отпил из бокала, отметив, что коньяк этого урожая был просто изумительно хорош.

– Дорога до реки заняла больше трех часов, и если учитывать отсутствие сна в предыдущие две ночи и слабый вестибулярный аппарат нашего средненького, то легко можно понять, что видок на свой день рожденья у него был, мягко говоря, не очень. Но невзирая ни на какие уговоры, наш упрямый герой, разумеется, не поддался общим пожеланиям и вместо того, чтобы мирно видеть сны в уютном салоне отцовского Bugatti, он стоически рыбачил на берегу в своих маленьких синих резиновых сапожках, – продолжал Анри, вызвав очередную улыбку Жюля. – Так вот, на второй час, когда он понял, что ловля рыбы у нас не клеится, унылый и очень сонный Томас решил, что нам просто-напросто пора раздобыть неподалеку парочку жирненьких дождевых червей, чтобы дело быстро пошло в гору.

Мы брели по каменному берегу уже около двадцати минут, когда решили выкопать ямку-ловушку для червяков, в которую положили банку с рыбьим кормом, на который, разумеется, мигом должны были сбежаться все черви в округе. Заложили ловушку и начали ждать. Ждали около получаса, пока оба не свалились в мертвый сон. Я отчетливо помню, что мне тогда снилась Анета, белокурая девочка с красивым каре, которая подарила мне пластилинового жука на последнем году детского сада. С женщинами у меня всегда ладилось. – весело протянул он, вдыхая неповторимые нотки кожаного портмоне и сандалового дерева из своего бокала. – Так вот, я смирно спал, видя в своем сне белокурого ангела с пластилиновым жуком, пока чей-то громкий плач не вытащил меня из царства Морфея.

Проснувшись, я увидел перед собой ревущего Томаса, яро потирающего глаза и крепко держащего в руках ту самую банку. «Анри, – обратился он ко мне. – Анри… Я даже не мог представить… Я был таким усталым, мне было так плохо, и я уже даже ничего не ждал, не надеялся даже на маленькую рыбёшку, даже на муху, а тут он», – малыш протянул мне ту самую банку, на дне которой лежала маленькая ящерица, мирно свернувшаяся калачиком. «Я… Я так счастлив, – улыбался сквозь слёзы Томас. – Он такой красивый, я назову его Жюль». Знаешь, я ведь никогда не видел его таким счастливым, – продолжал Анри.

– Жюль прожил у нас около года, пока в один день мы с Факелом не смогли найти его, он просто пропал. Томас не выходил из комнаты неделю, плохо ел и почти ни с кем не разговаривал. А вечером перед его шестым днем рождения мама собрала нас всех в гостиной и сказала, что у нас с Томасом совсем скоро будет младший братик, – Анри взглянул на ошарашенные глаза Жюля, отставляя бокал в сторону. – Томас тогда заплакал, подбежал к маме и, обняв её за большой живот, сказал, что тебя назовут Жюлем. Так мы тебя и назвали, – закончив повествование, Анри осушил бокал и аккуратно убрал его на маленький мраморный столик у камина.

– Невероятно… – не моргая прошептал, Жюль, глядя куда-то в огонь, – В честь ящерицы…

– Жюль не был обычной ящерицей, – улыбнувшись уголком рта, сказал Анри. – Полагаю, что он бы гордился своим тёзкой, если бы встретил тебя таким. Как гордился Томас, всегда гордился, – Анри положил ему левую руку на плечо и легонько похлопал.

– Она еще чуть-чуть подрагивает, – заметил Жюль, не отрывая глаз от левой руки брата. – Как это тогда произошло? Мы ведь толком никогда не говорили об этом. – Младший брат сочувственно посмотрел на Анри.

– Я… – начал старший, но решил сначала обновить XO у них в бокалах. – В тот вечер мы с дядей сидели в гостевой комнате у маминого аквариума, обложившись несколькими томами определителей рыб. Нам тогда только-только привезли нескольких новых сомиков, и дядя взялся помочь мне с нашим рыбьим регистром. – Жюль одобрительно кивнул, ведь он хорошо помнил, как бережно они относились и любили это мамино увлечение…