Читать книгу «Эмпайр Фоллз» онлайн полностью📖 — Ричарда Руссо — MyBook.
image

– Это неправда, – смущенно произнес он. На самом деле и сейчас интерес у него вызвала не столько ее грудь, сколько то, как вызывающе смотрелась эта часть тела под тугим купальником, – впрочем, в присутствии дочери развивать эту тему он не стал.

– Я только что закончила в клубе, – пояснила Жанин. – Мне жарко, я в поту, а душ принять не удалось. Ты готова ехать домой? – спросила она у Тик.

– Наверное, – ответила Тик.

– “Наверное”, – передразнила Жанин. – А кто-нибудь знает наверняка? К кому мы можем обратиться за точным ответом?

– Я должна забрать рюкзак, – сказала Тик. – Тебе обязательно на всех набрасываться, да?

– Да, крошка, обязательно. – Жанин встала, пропуская Тик. – Поймешь, когда тебе стукнет сорок.

– Тебе сорок один, – напомнила Тик. – В январе будет сорок два.

Майлз смотрел вслед дочери, направлявшейся в подсобку, обуреваемый, как обычно в последнее время, жуткой смесью непримиримых эмоций: стыдом за неудавшийся брак, злостью на Жанин за то, какую роль она в этом сыграла, злостью на себя и свое поведение и благодарностью за то, что они достаточно долго оставались преданы плохой идее завести ребенка. Любопытно, испытывает ли Жанин нечто подобное или же ей удалось свести свои переживания к простым сожалениям? Повернувшись к Жанин, Майлз увидел, как она стащила гребешок из тарелки дочери.

– Черт, – сказала она, смекнув, что ее застукали. – Черт, это вкусно.

– Заказать тебе? – предложил Майлз. – Поешь немного, тебе не повредит.

– Ошибаешься, Майлз. Повредит, и еще как. Я не собираюсь больше толстеть, никогда… Сделай мне одолжение, – обратилась она к Шарлин, проходившей мимо, и всучила ей тарелку, – убери это отсюда, ладно? – Затем снова повернулась к Майлзу: – Знаешь, как называют таких, как ты? Подстрекатель. (Этот же термин годится и для Жанин, подумал Майлз, ее родная дочь уже так о ней отзывалась.) Ты больше не будешь закармливать меня, дружище. Отныне я распоряжаюсь моим телом целиком и полностью.

– Хорошо, – ответил Майлз. – Рад за тебя.

Если Жанин и уловила сарказм, она не отреагировала. Ее злость вдруг выветрилась, и, когда появилась Тик с рюкзаком, Жанин сказала:

– Будь добра, подожди меня в машине. Я хочу переговорить с твоим отцом, это ненадолго.

Тик наклонилась и поцеловала Майлза в щеку:

– До завтра, папочка. У тебя будет время проверить мое эссе?

– Для тебя время всегда найдется, – ответил Майлз. – Хотя это было не очень красиво – дурачить меня за ужином, притворяясь, будто ты ешь.

– Знаю, – легко раскаялась Тик. – Но тебя так просто обмануть.

Когда она вышла за дверь и не могла их слышать, Майлз развернулся к Жанин:

– Ты с ней чересчур строга в последнее время.

Стоило ему это произнести, как он понял, что совершил ошибку. По Майлзу, одно из величайших таинств брака заключалось в том, что, высказав нечто вроде бы вполне разумное, ты внезапно понимаешь, что сказал не то. Он столько лет говорил Жанин не то, что сделался крайне осторожным, тестируя в уме заготовленные фразы, прежде чем произнести их вслух, и все равно часто промахивался. Конечно, всегда можно предположить, что в их браке правильного способа высказаться в принципе не существовало, и выбирать приходилось не между “тем” и “не тем”, но между “не тем”, “совсем не тем” и “несусветной чушью”. Промахи разной степени тяжести были просто запрограммированы либо возникали в силу того обстоятельства, что говорил эти неправильности Майлз.

– Ну кто-то же должен! – мигом разъярилась Жанин, и соски под купальником из твердых сделались острыми. – Ведь с отцом и дядей ей все сходит с рук. – Майлз приготовился возразить, но его жена – ему следовало бы это предвидеть – еще не закончила: – И Уолт не лучше. Чем хуже она с ним обращается, тем больше он к ней подлизывается.

– Жанин, она еще ребенок. – И добавил про себя: “Наш”.

Его будущая бывшая схватила чистую ложку, приставила к своему виску и покрутила.

– Ты ошибаешься, Майлз. Во-первых, она уже не ребенок. Если мне не веришь, просто посмотри на нее. Теми же глазами, какими смотришь на других людей. Во-вторых, и что с того? Я никогда не была ребенком, и ты тоже. Стоило мне научиться ходить, как я уже меняла себе подгузники. А Тик жила как в сказке, и ты это знаешь.

– Но разве мы не этого хотели? Я думал, мы оба стремились создать ей такую жизнь.

– Всему есть предел, Майлз.

Он представил, что сейчас видит Тик, наблюдая за ними из машины: сдвинув головы, чтобы их не подслушали, они опять орут друг на друга. Нет, последний год в жизни их дочери выдался каким угодно, но только не сказочным. А возможно, и другие годы тоже были не такими уж расчудесными.

– Жанин, – Майлз внезапно ощутил страшную усталость, – мы могли бы не ссориться?

– Не-а. Двадцать лет мы только этим и занимались, если ты забыл. А кроме того, всякий раз, когда в этой чертовой школе возникает проблема, они звонят не кому-нибудь и не тебе, они звонят мне. И мне, а не тебе приходится посреди рабочего дня мчаться в школу.

– Разве я в этом виноват? Я был бы только рад звонкам из школы. Уступи мне преимущественное право на опеку…

– Да? И где бы она жила? Здесь с тобой наверху? А ты бы перетащил свои жирные фритюрницы в подвал, иначе ей негде было бы разместиться?

– Тут ты права. – Майлз постарался, чтобы в его голосе не прозвучала горечь. – В итоге без жилья остался я. И кстати…

– Не начинай. – Жанин целилась в него ложкой. – Даже не пытайся.

– Ладно, – не стал спорить Майлз, поскольку он уже начал и теперь Жанин было не отвертеться.

Жанин не раз обещала поговорить с Уолтом о доме. Самое разумное и честное со стороны Уолта было бы выкупить долю Майлза – или то, что могло бы считаться его долей, существуй таковая официально. При разводе дом достанется Жанин, Майлзу же было предписано выплачивать половину по ипотеке до тех пор, пока дом не будет продан либо Жанин не выйдет повторно замуж. Меж собой они с Жанин договорились: продав дом, что будет непросто, они поделят вырученные деньги. Первоначальный взнос за дом уплатил Майлз, но до половины стоимости эта сумма недотягивала, и Майлз решил не вдаваться в подсчеты. Своего адвоката он проинструктировал коротко: пусть она забирает все, что хочет. По правде сказать, к смущению Майлза, делить им особо было нечего, и если бы даже он решил кое-что отспорить, это было бы мелочно по отношению к Жанин, а следовательно, и по отношению к Тик. Оно того не стоило.

Однако развод очень скоро будет оформлен, для Жанин откроется путь к вожделенному алтарю, и в голову Майлза начала закрадываться мысль: может, он зря не послушался своего адвоката? Уолт Комо, предсказывал адвокат, снимет другой дом и переедет туда с Жанин. “Вы этого хотите? Потрафить человеку, отнявшему у вас жену, чтобы жить с ней в вашем доме, спать в вашей постели и не платить при этом ни гроша?” Разумеется, ничего подобного Майлз не хотел, но тогда такой сценарий казался неправдоподобным. Кем надо быть, чтобы так себя повести? Но Майлз ни за что бы тогда не поверил и в то, что Уолт Комо сделается постоянным клиентом “Гриля”, наведываясь каждый день выпить кофе, сыграть с Хорасом в джин и дать Майлзу парочку полезных советов по ведению бизнеса. Не далее как сегодня он предложил Майлзу переименовать “Гриль” во французский “Грий”, чтобы звучало престижнее. Майлз трактовал эти потуги Уолта двояко. Первая версия: как ни странно, Уолт, искренне веривший в ценность своих идей, стремился задобрить Майлза, страшного во гневе, если его довести до крайности. Вторая версия: не рассматривал ли Уолт свои “полезные советы” как эквивалент платы за жилье? Со временем Майлз понял, что большинство людей, усвоив недлинный ряд фундаментальных предпосылок, в деловых отношениях придерживаются определенной логики. Ни один суд не предписывал Уолту оплачивать проживание в доме Майлза, вот он и не платит. И все же ему жаль человека, чью жену он увел, – впрочем, по мнению Уолта, тут все было по-честному, победил сильнейший – и, хотя он не был ничем ему обязан, Уолт неустанно искал поводы облегчить жизнь Майлзу. Более того, его решимость оказывать помощь крепла с каждым днем. Уолт явно считал, что его дармовые советы стоят нескольких тысяч долларов, и не его вина, если Майлз упорно отказывается внедрять его предложения. Здесь Уолт был бессилен: что поделаешь, если человек не понимает своего счастья? Нет, помри Майлз во сне ближайшей ночью, Уолт рассказывал бы скорбящим, всем и каждому в отдельности, как он из кожи лез, изобретая способы превратить “Имперский гриль” в процветающее заведение. Майлз был чертовски симпатичным парнем, выдал бы он напоследок, но напрочь лишенным деловой хватки. И ни одно слово в этой погребальной речи не показалось бы Матёрому Лису запредельной наглостью.

– Я говорила с ним об этом, – произнесла наконец Жанин, глядя на свое отражение в окне. – Он сказал… – Она опять замолчала, словно ей самой было трудно поверить в то, что она намеревалась сообщить. – Он сказал, что, похоже, инвестировать в здешнюю недвижимость – не самая лучшая идея на данный момент.

– Да ну, – откликнулся Майлз. – Кто бы мог подумать.

– Он говорит, что не хочет вкладывать деньги, пока не определится с дальнейшими планами.

– И когда он определится?

– Не знаю, Майлз, правда не знаю, – ответила Жанин, и от ее злости не осталось и следа. – Ты замечал, как он почесывает подбородок, когда играет в карты? Когда пытается сообразить, что у Хораса на руках? Время будто останавливается, и сам он как застывшее изображение на картине маслом.

– Жанин…

– Я хочу сказать, его не поймешь. То он твердит о расширении клуба, о новых крытых теннисных кортах, а спустя пять минут заявляет, что нам надо построить дом на озере. Он положил глаз на прибрежный участок в пол-акра, но когда я спрашиваю, где находится это место, он начинает скрытничать, словно я проболтаюсь кому-то и этот кто-то уведет участок у него из-под носа. Каждый раз, когда я пытаюсь добиться от него прямого ответа на любой вопрос, у него на лице появляется такое хитрое выражение. Ты знаешь какое, точно так же он выглядит, когда дело идет к тому, что Хорас вот-вот его обставит.

– Жанин.

Она все еще смотрела на свое отражение, словно встреться она глазами с Майлзом – и это привело бы к некоему ужасному признанию. Когда же она повернулась к нему, в глазах у нее стояли слезы, и Майлз подумал, что Жанин не все ему рассказывает. Что-то тревожит ее, но она не хочет об этом говорить.

– Что, Майлз?

– Ты колеблешься?

Промокнув уголки глаз бретелькой купальника, Жанин опять предстала задиристой, – двадцать лет Майлз не мог понять, чем ее так привлекает боевая стойка.

– Не волнуйся! – заверила она. – Я пойду до конца. Через месяц все, что от тебя потребуется, – алименты на ребенка.

– Я всегда отговаривал тебя от того, чтобы идти до конца в чем бы то ни было, – напомнил Майлз, вдруг ощутив прилив нежности к своей будущей бывшей, что случалось с ним порою, когда он ослаблял самоконтроль.

– Не о нас с Уолтом я беспокоюсь. Мы с тобой – вот в чем я никак не могу разобраться.

– Как мы умудрились все настолько испортить?

Жанин скорчила гримасу:

– Ну нет, Майлз, с этим как раз все ясно. Мы все испортили, потому что не любили друг друга. Но хотелось бы знать, что за этим стояло. Я говорила тебе, за что я тебя не любила. Что бы ты ни делал за последние двадцать лет, все меня дико бесило, и я этого не скрывала.

Майлз не сдержал улыбку. Верно, перечень его недостатков, составленный Жанин, был длинным, обстоятельным, но неустоявшимся – его регулярно подправляли.

– И вот сейчас мы практически в разводе, а я выхожу за другого, но ты до сих пор не объяснил, почему ты меня не любил. Разве это честно? Понимаешь, если ты решишь снова жениться – чего я тебе не советую, – ты, по крайней мере, будешь знать, что нужно делать иначе, так? Я же была с тобой откровенна.

– Чего ты хочешь, Жанин? Чтобы я перечислил свои супружеские разочарования? Ты закрутила с Уолтом Комо, черт возьми.

– Ага, давай попрекай меня этим. (Настал черед Майлза изучать свое отражение в стекле. Мужчина, пялившийся на него, выглядел раздраженным.) Это нечестно, и ты это знаешь. Нет, конечно, все правильно. Я закрутила с Уолтом, и ты получил козырь на руки. Но я сошлась с Уолтом, потому что ты не любил меня. Я знала, что тебе будет больно, – как же так, твоя жена, и вдруг влюбилась в Матёрого Лиса! – но не надо было притворяться, что ты любишь меня, потому что мы оба знали, это неправда.

– Ты не даешь мне и слова вставить. Если ты и дальше намерена говорить за нас обоих…

– Хочешь сказать, ты любил меня, Майлз? Хочешь, так говори. Я заткнусь и послушаю. – Он уставился на свои руки, и она сказала: – Я так и думала.

Она была права, разумеется. В подлинном смысле он не любил ее. Не любил так, как хотел любить, когда давал обеты перед Господом, родными и друзьями, и эта простая истина ранила его столь глубоко, что анализировать ее он не мог. Нет, он не любил ее и не понимал почему. Он также не понимал, что помешало бы ему ответить, знай он, в чем причина его нелюбви. Если это не любовь, то как тогда называется та нежность, что побуждает тебя оберегать другого человека? Как назвать то чувство, что грозило накрыть его с головой прямо сейчас, и его уже тянуло обнять ее и пообещать, что все будет хорошо? Если это не любовь, тогда что это?

И все же она была права. Ведь то чувство, что он испытывал к этой женщине, чья жизнь столь долго была соединена с его жизнью, ни в коем случае нельзя было перепутать с влечением, и обожанием, и ощущением, что без нее он пропадет. Настолько Майлз понимал, хотя бы потому что отчаянно пытался не замечать разницы.

– Зачем ты изводишь себя, Жанин? – спросил он. – Вы с Уолтом счастливы, а все прочее неважно.

С минуту она разглядывала его, потом сдалась.

– Ты меня уделал, – выдавила улыбку Жанин. – Наверное, мне просто хотелось услышать, что человек я не самый ужасный.

– Я никогда не говорил…

– Именно, Майлз, это я и пытаюсь до тебя донести, – перебила Жанин, вставая. – Ты никогда ничего не говорил.

– Он все твердит, что лазает как обезьяна, – говорил Майлз брату.

Они сидели наверху, в его квартирке над рестораном, времени было почти одиннадцать. Майлз, всю жизнь страдавший бессонницей, в любом случае просыпался в пять, но если вдруг он крепко засыпал, то был не в духе, когда ему приходилось вставать по будильнику, чтобы открыть ресторан. Дэвид взял из мини-холодильника бутылочку с минералкой, затем поставил ее на пол и убрал с дивана огромную коробку с туалетной бумагой, освобождая себе место. По телевизору транслировали матч с “Сокс”, игра шла на Западном побережье.

Конечно, Жанин права: для Тик здесь места не выгородишь, хотя Майлз весь вечер прикидывал в уме, что можно было бы сделать. Держать все ресторанное оборудование в подвале, пока река снова не разольется и в “Гриль” не просочится вода? Если вынести все это барахло, они бы с дочерью здесь неплохо устроились, разве что девочке в возрасте Тик требуется нечто большее, чем просто квадратные метры. Ей нужна своя комната с дверью, которую она сможет запереть или хлопнуть ею при необходимости. Кроме входной в квартире имелась лишь дверь в ванную, но и та плотно не закрывалась. Тик заслуживала большего. Конечно, потратив сколько-то сил и денег, Майлз смог бы сделать свою квартирку поуютнее, но затрапезность этого жилья над рестораном никуда бы не делась.

Тем не менее он понимал: его дочь ухватится за любую возможность переехать от матери. Ей претило жить под одной крышей с Уолтом Комо. Пусть коттеджик за книжным магазином на Мартас-Винъярде был ненамного больше его квартирки, им обоим там было бы не тесно, сумей Майлз наскрести денег на эту недвижимость.

– Все, что он делает, – обронил Дэвид, глядя на экран, – он делает как обезьяна. – Сентиментальностью по отношению к отцу Дэвид не отличался. – Но подпускать его к лестницам точно не стоит. И будь начеку – он норовит тебя разжалобить.

– Стараюсь не поддаваться. Но он знает, как на меня воздействовать. Я тоже не обрадуюсь, если на мне поставят крест, когда я состарюсь, – попытался Майлз объяснить свои наивные эмоции. Иных причин жалеть Макса Роби определенно не имелось.

– Неплохо сегодня получилось. – Дэвид тряхнул головой. Волосы у него были довольно длинные, и, отстояв восьмичасовую смену с сеткой на голове, он выглядел так, словно забыл ее снять.

– Еще как неплохо, – откликнулся Майлз, пересчитывавший выручку. – Похоже, четверги приживутся.

– По-моему, наши затраты не слишком эффективны.

– Сомневаюсь, что мы сможем добиться большего.

– Ты знаешь, каким должен быть следующий шаг?

– Да, знаю, – ответил Майлз.

К этому разговору они возвращались не раз. Бессмысленному, что было свойственно многим их разговорам, и началось это давно, еще при жизни матери. Странно. Никогда они с Дэвидом не были дружны так, как сейчас, после катастрофы, изувечившей младшего брата. Прежде, разговаривая, они распалялись, жгли друг друга словами, припоминая старые обиды, ковыряя старые раны. Разница в возрасте у них составляла почти десять лет, и жизненный опыт каждого был радикально иным. Майлз повзрослел до болезни матери, Дэвид – после. Не менее важную роль играло редкостное несходство характеров: Майлз – осторожный и вдумчивый в мать, Дэвид – энергичный и неугомонный в Макса. После автокатастрофы эти различия, казалось, уже не имели значения, но Майлза смущала мысль, не держится ли их вновь обретенная близость лишь на том, что им почти нечего сказать друг другу. Они перебрасывались фразами, связанными с их бизнесом, как мячиком: пас, принял – количество слов минимальное, усилий никаких. Часто их общение выглядело почти ритуальным. Дэвид докладывал Майлзу о том, что запер ресторан, понимая, что Майлз уже об этом знает, но ждет от него этой фразы, и, возможно, ему необходимо ее услышать, иначе их рабочий день останется как бы незавершенным.

– Не обязательно покупать лицензию на весь алкоголь, – сказал Дэвид. – Пива и вина нам хватит.