Цитаты из книг автора «Ричард Матесон»

Альберт говорил мне в самом начале, что небеса – состояние души. Так и есть. Но подумаем. Разве Земля не является также умонастроением? Материя – не более чем энергия, кажущаяся человеческому интеллекту статичной. Жизнь – состояние сознания, воспринимающего энергию в качестве материи. Смерть – состояние сознания, более не воспринимающего ее таковой. Жизнь на Земле – всего лишь панорама ярких наблюдений, кажущихся нам реальными. Почему жизнь после смерти должна казатьс

Мы стояли друг против друга, как гладиаторы на песке какой-то неведомой арены. «Смертельная битва», – пришла мне на ум странная мысль. Но мы оба были мертвы. Тогда что же за битва происходила между нами?

Он объяснил, что Земля окружена концентрическими сферами существования, отличающимися по глубине и плотности, причем Страна вечного лета третья по счету. Я спросил, сколько их всего, и он ответил, что не уверен, но слышал, будто их семь, – и самая нижняя, рудиментарная, фактически является земной.

Невероятно. – Что ты, Крис, – возразил Альберт. – В сущности, вполне вероятно. На Земле перед созданием чего-то материального необходимо создать эту вещь в уме, верно? Когда материя не принимается в расчет, все творение становится исключительно ментальным, вот и все. Со временем ты придешь к пониманию силы разума.

Кто-нибудь бывает счастлив от того, что пережил повторно? – спросил я. – Сомневаюсь, – ответил он. – Не важно, что это за человек, уверен, что каждый найдет у себя промахи.

Только в сознании, – пояснил он. – На самом деле этого не происходило. – А казалось, что да. – Да, это представляется вполне реальным, – согласился он. – И болезненным. – Даже более, чем изначально, – сказал он, – ибо у тебя не было физического тела, чтобы притупить боль твоей повторно пережитой жизни. Это время, когда мужчины и женщины познают, кто они такие на самом деле. Время очищения. Пока он говорил, я смотрел в потолок. При последних словах я с удивлением повернул к нему лицо. – Не это ли католики называют чистилищем? – По существу, да. – Он кивнул. – Период, в течение которого каждая душа самоочищается, осознавая прошлые дела и признавая ошибки. – Осознавая, – повторил я. – Так значит, не существует оценок и приговоров извне? – Разве может быть порицание более суровое, чем самоосуждение, когда притворство более невозможно? – спросил Альберт.

– Перед тобой промелькнула вся твоя жизнь? – спросил я. – С конца до начала? – Не так быстро, как твоя, потому что я умер от длительной болезни, – ответил он. – А у тебя это произошло не так быстро, как, скажем, у тонущего человека. Его уход из жизни настолько стремителен, что подсознательная память выплескивает свое содержимое за несколько мгновений – и все впечатления высвобождаются почти одновременно. – А когда это произошло во второй раз? – спросил я. – В первый раз было не так уж плохо: я лишь наблюдал. Во второй раз я вновь переживал каждый момент.

Надо было что-то восполнить, чтобы помочь мне собраться воедино.

Я был на дне темного озера, плотные воды которого колыхались вокруг меня.

Воспарив, словно подвешенный, в безмолвной, засасывающей пустоте, я поднимался вверх на несколько дюймов, потом опускался.