Книга вторая
Кипяток

Девять вещей

Хорошо было вернуться в хижину, вот только в двери торчала записка от Маргарет. Я без всякого удовольствия прочел записку – и выбросил так, чтобы никто, даже само время не смогло ее найти.

Я сидел за столом у окна и смотрел на Смертидею. Несколько дел требовали для своего исполнения ручку и чернила; я закончил их быстро, без ошибок, и отодвинул в сторону – дела, написанные чернилами из арбузных семечек на листе бумаги со сладким запахом дерева, которую сделал Билл на древесном комбинате.

Потом я вспомнил, что собирался сажать цветы у статуи картошки. Большой цветник вокруг этой семифутовой картофелины должен хорошо смотреться.

Я встал, чтобы взять семена из шкафа, где держу свои вещи, но открыв ящик и увидев, как там все перемешалось, решил навести порядок, а уже потом сажать семена в землю.

У меня девять вещей, ни больше и ни меньше: детский мяч (не помню, для какого возраста); подарок, подаренный мне девять лет назад Фредом; сочинение о погоде; числа (1–24); запасной комбинезон; кусок голубого металла; штуковина с Забытых Дел; локон, который давно пора помыть.

Я не упомянул семена, потому что собирался посадить их вокруг картофелины. Еще несколько вещей я храню в Смертидее. Там у меня неплохая комната сразу за форельным питомником.

Я вышел из хижины и стал сажать вокруг картофелины семена, размышляя над тем, кто же это так сильно любил овощи и где этот человек похоронен – в реке или его съел тигр, давным-давно, когда красивый тигриный голос еще мог произнести:

– Мне очень нравятся твои статуи, особенно брюква, но что поделаешь…

Снова, снова, снова Маргарет

Я полчаса ходил взад-вперед по мосту, но так и не нашел доску, на которую всегда наступает Маргарет и которую она ни за что бы не пропустила, даже если бы все мосты мира собрали в один огромный мост, она и тогда встала бы на эту доску.

Дрема

Я вдруг почувствовал, что устал, и решил вздремнуть перед ланчем; вернулся в хижину и лег на кровать. Я стал смотреть на потолок и на балки из арбузного сахара. Я не отрываясь смотрел на их узоры и скоро уснул.

Мне приснилось два коротких сна. Один был про моль. Моль качалась на яблоке.

Потом мне приснился длинный сон – снова история о Кипятке, его банде и ужасах, которые творились здесь всего несколько коротких месяцев тому назад.

Виски

Кипяток и его банда жили около Забытых Дел в трухлявых хижинах с дырявыми крышами. Они жили там, пока не умерли. Их было человек двадцать. Все мужчины и все плохие, как сам Кипяток.

Сначала Кипяток жил там один. Он крепко поссорился с Чарли и сказал, что лучше будет жить в Забытых Делах, чем в Смертидее.

– К черту Смертидею, – сказал он и построил себе трухлявую хижину у Забытых Дел. С тех пор он только и делал, что копался там в вещах и гнал из них виски.

Потом к нему присоединились еще двое, и после этого то один, то другой человек стали уходить туда же. И всегда было понятно, кто следующий.

Перед тем как уйти к Кипятку в банду, человек становился несчастным, нервным, неискренним или нечистым на руку, принимался часто говорить о вещах, которых хорошие люди не понимают и не хотят понимать.

Он становился все более нервным, безразличным ко всему; и наконец кто-нибудь сообщал, что этот человек теперь в банде у Кипятка – копается с ним в Забытых Делах и получает за это виски, которые Кипяток делает из забытых вещей.

Снова виски

Кипятку было лет пятьдесят, так мне кажется; он родился и вырос в Смертидее. Я хорошо помню, как ребенком сидел у него на коленях и слушал сказки. Он знал много хороших сказок… Да, Маргарет тоже была там.

Потом все стало плохо. Это случилось два года назад. Он стал беситься из-за всякой ерунды и все чаще сидел один в форельном питомнике в Смертидее.

Он тогда подолгу пропадал в Забытых Делах, а когда Чарли спрашивал, что он там делает, Кипяток отвечал:

– Да так, просто хочу побыть один.

– Что за вещи ты оттуда выкапываешь?

– Да так, ничего особенного, – врал Кипяток.

Он начал сторониться людей, потом его речи стали сбивчивыми и странными, движения дергаными, а характер ужасным, ночи напролет он просиживал в форельном питомнике, иногда принимаясь громко хохотать, и тогда его новый жуткий хохот эхом проносится по комнатам и коридорам, поразительным образом меняя Смертидею: неописуемые эти изменения касались того, что мы так сильно любили, того, что было нашим.

Большая ссора

Большая ссора между Кипятком и Чарли произошла за обедом. Фред передавал мне миску с картофельным пюре, когда все началось.

Ссора назревала давно. По ночам Кипяток хохотал все громче и громче, не давая людям спать.

Кипяток был постоянно пьян и не слушал никого, даже Чарли. Он даже Чарли не слушал. Он говорил, чтобы Чарли не лез не в свое дело.

– Не лезь не в свое дело.

Однажды Полин, которая была тогда совсем ребенком, нашла его в полной отключке в ванне – он лежал и распевал похабные песни. В руке у него была бутылка бурды, которую он варил себе в Забытых Делах, и Полин ужасно испугалась. Кипяток пах какой-то гадостью, и только трое взрослых мужчин смогли вытащить его из ванны и уложить в кровать.

– Держи картошку, – сказал Фред.

Не успел я выложить себе в тарелку большую ложку пюре, чтобы собрать остатки соуса, как Кипяток, который так и не притронулся до сих пор к остывавшей перед ним курице, повернулся к Чарли и сказал:

– Знаешь, что здесь плохо?

– Что, Кипяток? Ты у нас теперь знаешь ответы на все вопросы. Скажи.

– Я скажу. Здесь воняет. Это больше не Смертидея. Это плод вашего воображения. Вы просто куча мудаков, которые занимаются мудизмом в своей мудацкой Смертидее.

– Смертидея – ха, не смешите меня. Какая может быть Смертидея, если она не нападает и не кусается.

– Я один знаю о Смертидее больше, чем вы все вместе взятые, и Чарли тоже, который думает, что он умнее всех. Мой мизинец больше понимает в Смертидее, чем вы.

– Вы же представления не имеете о том, что здесь происходит. А я знаю. Знаю. Знаю. К черту Смертидею. Я больше забыл Смертидеи, чем вы ее знали. Я буду жить в Забытых Делах. А вы торчите в этой проклятой крысиной дыре.

Кипяток вскочил, сбросил курицу на пол, потом, шатаясь и громко топая, выскочил за дверь. Над столом повисла ошеломленная тишина, никто не мог вымолвить ни слова.

Потом Фред сказал:

– Не переживай из-за него, Чарли. До завтра он протрезвеет, и все будет нормально. Он просто опять пьян – когда трезвый, он совсем другой.

– Нет, кажется, он ушел навсегда, – сказал Чарли. – Надеюсь, это к лучшему.

Вид у Чарли был очень грустным, и всем стало очень грустно, потому что Кипяток был родным братом Чарли. Все сидели и смотрели в свои тарелки.

Время

Проходили годы; Кипяток так и жил в Забытых Делах, собирая потихоньку банду из тех, кто был на него похож, кто верил в то, что он говорил и делал, вел себя как он, – тех, кому нравилось копаться в Забытых Делах и пить виски, сделанные из того, что там находилось.

Иногда они приводили в чувство кого-нибудь из банды и отправляли его в город продавать забытые вещи, среди которых попадались красивые и необычные, или книги, которые мы тогда жгли вместо дров, потому что в Забытых Делах они валялись миллионами.

Хлеб, еду и прочий хлам они добывали из забытых вещей, так что могли жить, не занимаясь ничем, кроме раскопок и пьянства.

Маргарет подросла, превратилась в очень красивую молодую женщину, и мы все крепче привязывались друг к другу. Однажды Маргарет пришла ко мне в хижину.

Я всегда узнавал ее еще до того, как она появлялась, – по тому, как она ступала на доску, на которую всегда наступает, – и все мои внутренности натягивались от радости, как веревки на колокольне.

Она постучала в дверь.

– Входи, Маргарет.

Она вошла и поцеловала меня.

– Что ты сегодня делаешь? – спросила она.

– Нужно идти в Смертидею доделывать статую.

– Ты все еще лепишь этот колокол? – спросила она.

– Да, – сказал я. – Очень медленно движется. Слишком долго. Хочется уже закончить. Устал я от этой штуки.

– А что ты будешь делать потом? – спросила она.

– Не знаю. У тебя есть какие-то идеи, милая?

– Ага, – сказала она. – Хочу сходить в Забытые Дела, посмотреть, что там есть.

– Опять? – сказал я. – Тебе определенно понравилось.

– Там интересно, – сказала она.

– Ты, наверное, единственная женщина, которой там нравится. Все остальные боятся Кипятка и его банды.

– Там интересно. Кипяток безобидный. Ему нужно только напиться.

– Хорошо, – сказал я. – Все в порядке, милая. Приходи вечером в Смертидею. Я повожусь немножко с колоколом и тоже приду.

– Ты пойдешь со мной? – спросила она.

– Нет, мне еще нужно тут кое-что сделать.

– Тебе помочь? – спросила она.

– Не надо, это так, ерунда, я сам.

– Тогда ладно. До встречи.

– Только сначала поцелуй меня, – сказал я.

Она подошла ближе; я крепко обнимал Маргарет, целовал ее в губы, потом она засмеялась и убежала.

Колокол

Через некоторое время я пошел в Смертидею лепить колокол. Работа не двигалась вообще, и в конце концов я просто сел на стул и стал смотреть.

Резец вяло болтался у меня в руке, я бросил его на стол и бездумно закрыл тряпкой.

Подошел Фред и увидел, как я сижу, таращась на колокол. Он ушел, не сказав ни слова. Эта штука даже отдаленно не напоминала колокол.

Наконец пришла Маргарет и спасла меня. На ней было красивое платье, в волосах лента, а в руках она держала корзину, чтобы складывать туда всякие штуки из Забытых Дел.

– Как колокол? – спросила она.

– Он закончен, – сказал я.

– Что-то непохоже, – сказала она.

– Он закончен, – сказал я.

Полин

По пути из Смертидеи мы встретили Чарли. Он сидел на своей любимой кушетке и кормил крошками хлеба собравшуюся вокруг форель.

– Куда собираетесь, ребята? – спросил он.

– Просто погулять, – сказала Маргарет прежде, чем я успел открыть рот.

– Что ж, хорошей прогулки, – сказал Чарли. – Замечательный день, правда? Сегодня отличное голубое солнце.

– Конечно, – сказал я.

Появилась Полин – сначала она заглянула в дверь, потом подошла ближе.

– Всем привет, – сказала она.

– Привет.

– Что ты хочешь на обед, Чарли? – спросила она.

– Ростбиф, – сказал Чарли в шутку.

– Ну, так ты его получишь.

– Вот так сюрприз, – сказал Чарли. – Сегодня что, мой день рождения?

– Нет. Как у вас дела, ребята?

– У нас хорошо, – сказал я.

– Гулять собираемся, – сказала Маргарет.

– Это здорово. До встречи.

Забытые Дела

Никто не знает, сколько лет Забытым Делам; касаясь нас одной стороной, они теряются в такой дали, до которой мы не можем добраться и не хотим.

Никто не заходил в Забытые Дела слишком далеко, кроме того парня, который, по словам Чарли, написал о них книгу, и могу представить себе, как трудно ему было выдержать там так долго.

Забытые Дела тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся, и тянутся. Теперь ты представляешь, что это такое. Это очень большое место, гораздо больше нашего.

Сквозь голубой солнечный день шли мы с Маргарет, держась за руки, потому что мы были близки, и над нашими головами проплывали светлые облака.

Мы прошли через много рек, миновали много статуй и только тогда увидели, как солнце отражается от крыш трухлявых хижин кипятковской банды, расположившихся у входа в Забытые Дела.

Перед нами были ворота. За воротами стояла скульптура забытой вещи. Надпись над воротами гласила:

ЭТО ВХОД В ЗАБЫТЫЕ ДЕЛА

ОСТОРОЖНО

МОЖНО ПОТЕРЯТЬСЯ

Разговор со шпаной

Появился Кипяток. Одежда на нем была мятая и грязная, как и он сам. Вид у него был неряшливый и пьяный.

– Привет, – сказал он. – Опять к нам, а? – Он обращался больше к Маргарет, чем ко мне, хотя смотрел на меня. Такой человек был Кипяток.

– Просто посмотреть, – сказал я.

В ответ он рассмеялся. Из хижин выползли два мужика и уставились на нас. Вид у них был, как у Кипятка. Злобой и виски, сделанными из забытых вещей, они превратили себя в такой же хлам, как и он.

Один из мужиков, рыжеволосый, сел на кучу непонятного хлама и уставился на нас, словно животное.

– Добрый вечер, Кипяток, – сказала Маргарет.

– Добрый вечер, красавица.

Мужик из кипятковской шпаны засмеялся, но я зло посмотрел на него, и он заткнулся. Другой вытер рукавом рот и ушел в хижину.

– Это они по-дружески, – сказал Кипяток. – Не обижайтесь.

– Мы пришли просто посмотреть на Забытые Дела, – сказал я.

– Что ж, они ваши, – сказал Кипяток, обводя рукой Забытые Дела, уходившие ввысь до тех пор, пока огромные кучи забытых вещей не превращались в горы, тянувшиеся вдаль на миллионы миль.

Там

МОЖНО ПОТЕРЯТЬСЯ

и мы вошли через ворота в Забытые Дела. Маргарет огляделась вокруг в поисках вещей, которые могли бы ей понравиться.

В Забытых Делах не растут растения и не живут животные. Здесь не найдешь ни травинки, и даже птицы не хотят сюда летать.

Я сел на что-то, напоминающее колесо, и стал смотреть, как Маргарет, подобрав палкообразную забытую вещь, разгребает ею кучу других вещей.

Что-то лежало у моих ног. Кусок льда, формой напоминавший большой палец руки, только с горбом.

Это и в самом деле оказался горбатый и очень холодный палец, но едва я взял его в руку – он начал таять.

Когда растаял ноготь, я бросил палец на землю, теперь он лежал около моей ноги и больше не таял, несмотря на то, что воздух был теплым, а с неба светило горячее голубое солнце.

– Нашла что-нибудь? – спросил я.

Хозяин Забытых Дел

Подошел Кипяток. Мне доставило мало радости видеть его вновь. В руках он держал бутылку виски. Нос у него был красным.

– Нашли что-нибудь? – спросил Кипяток.

– Нет еще, – сказала Маргарет.

Я бросил на Кипятка презрительный взгляд, который скатился с него, как с гуся вода.

– Я видел сегодня настоящие хорошие интересные вещи, – сказал Кипяток. – Перед тем, как идти на ланч.

Ланч!

– В четверти мили отсюда. Могу показать, – сказал Кипяток.

Я не успел сказать нет, Маргарет сказала да, она уже готова была идти за ним куда угодно, что меня совсем не радовало, но я не хотел устраивать сцену, особенно на глазах у Кипятка, чтобы он пересказывал потом своей банде и они смеялись бы над нами.

Это отнюдь не поднимало настроение.

Мы шли за пьяным уродом туда, докуда, по его словам, было не больше четверти мили, а на деле оказалась целая миля, и, то карабкаясь вверх, то сползая вниз, поднимались все выше и выше в Кучи.

– Отличный день, правда? – сказал Кипяток, останавливаясь, чтобы перевести дыхание, у большой кучи чего-то, отдаленно напоминавшего консервные банки.

– Правда, – ответила Маргарет, улыбаясь и показывая рукой на облака, которые ей, очевидно, нравились.

Это вывело меня из себя: приличная женщина не должна улыбаться Кипятку. И я не мог отделаться от мысли: что же дальше?

Наконец мы добрались до того, что Кипяток считал необычайно интересным и ради чего тащил нас в такую даль по Забытым Делам.

– Ой, как красиво! – радостно воскликнула Маргарет и принялась складывать их в корзинку – специальную корзинку, которую она принесла для таких вещей.

Я смотрел и не видел в них ничего особенного. Они были даже уродливы, сказать по правде. Кипяток стоял, прислонившись к забытой вещи, оказавшейся одного с ним роста.

На обратном пути

Мы с Маргарет долго и молча возвращались в Смертидею. Я не предложил ей помочь нести корзину.

Корзина была тяжелой, Маргарет вспотела, и нам несколько раз приходилось останавливаться, чтобы она могла отдохнуть.

Мы сидели на мосту. Этот мост был сделан из камней, собранных далеко и сложенных по правилам этого далека.

– Что случилось? – спросила Маргарет. – Что я не так сделала?

– Ничего не случилось. Ты ничего не сделала.

– Тогда за что ты на меня злишься?

– Я на тебя не злюсь.

– Злишься, я же вижу.

– Нет.

Что-то случится

Случилось через месяц, и никто не знал, что это будет. Откуда мы могли знать, что Кипятку придет в голову такое?

Столько лет потрачено на то, чтобы избавиться от тигров и ужасов, которые они с нами творили. Как ему могло захотеться чего-то еще? Я не знаю.

Целый месяц в Смертидее все было хорошо. Я работал над новой статуей, а Маргарет продолжала свои походы в Забытые Дела.

Работа двигалась плохо, и очень скоро я стал просто приходить в Смертидею и смотреть на недоделанную скульптуру. Ничего не получалось, и это не было для меня новостью. Мне не везло со статуями. Я уже давно подумывал о том, чтобы найти работу на Арбузных Делах.

Иногда Маргарет уходила в Забытые Дела одна. Я волновался. Она была слишком красива, а Кипяток и его банда слишком уродливы. Мало ли что взбредет им в головы.