– И только я? – Изабель, которая в глазах Амари была достаточно мудра, чтобы не поддаваться неуместному капризу, вдруг не сдержала ревности. – Амари ты не препятствуешь, неужели дело не ограничивается тем, что я беззащитна перед вампиром?!

– Дело ограничивается тем, что мне плевать на Амари. Я ее второй раз вижу, а тебя знаю всю жизнь.

Уверенный тон Рю не допускал возражений. Изабель занесла короткую запись в дневник и подчинилась приказу, не высказывая своего мнения. Рю долго провожал девушку взглядом, пока та не скрылась за дворцовой дверью.

– Что она пишет? – негромко полюбопытствовала Амари у Клайда.

– Вроде бы историю клана. И историю Рю.

– А про меня пару строк?

– Надеюсь, что нет.

Клайд ускорил шаг, обгоняя Амари. Неприязнь со стороны пастора не оскорбляла ее, скорее напротив, Клайд забавлял своим неравнодушием. Для того, кто наверняка проповедовал любовь ко всему живому, он был ужасно нетерпим. Да и к тому же облачен не в сутану, а черную куртку, выделанную из кожи, и штаны, подпоясанные ремнем с торчавшим кинжалом.

В скором времени выяснилось, что для ведения дозора братья условно поделили город между собой: всю западную половину Иристэда патрулировал Рю; восточная часть находилась под надзором Клайда, а теперь и его не слишком желанной спутницы Амари. Пастор Моретт рассекал дремотный покой улиц с непоколебимостью, свойственной тому, кто имел назначенное место встречи. Хотя суетливость его действий ясно давала знать, что Клайд и сам терялся в том, откуда ожидать нападения. Иристэд значительно уступал в величине многим городам империи, но, обходя его дозором вдвоем, Клайд и Амари были ничем не значимее крошечных песчинок. Это обстоятельство не сулило удачной охоты.

Уже спустя полчаса Амари осточертело блуждать в молчании.

– Так что происходит между Рю и Лироем?

– Ты в доме первый день, с чего бы мне обсуждать это с тобой? – бросил через плечо Клайд, не сбавляя темпа.

– Ты видел когда-нибудь живого вампира?

– Да.

– Я не очень навязчива, господин пастор?

– Достаточно для того, чтобы спровоцировать меня на грех.

– Звучит заманчиво.

– Мне все равно, о чем ты подумала.

– О чем бы ни шла речь, ваша склонность к греху мне приятна.

Клайд раздраженно закачал головой.

–И что теперь? Предлагаешь молчать всю ночь?– бессильно всплеснула руками Амари.– Ты отдаешь отчет тому, что, пока мы бродим здесь, в соседнем квартале уже, возможно, проливается чья-то кровь?..

– Именно поэтому я призываю тебя помолчать и быть настороже.

Откровенно говоря, Амари не рвалась на подвиги, не стремилась спасти Иристэд от демонов и уж тем более прослыть героем. Она много болтала, но болтала от скуки: что слава, что упоминание в рукописи Изабель – все ей одинаково было без надобности.

Ведь долг велел Амари держаться тени и умереть в безвестности.

Пройдя еще несколько шагов вперед, Клайд резко остановился и порывисто обернулся к Амари, будто ему в спину раздалось непростительное оскорбление.

– Хорошо, ты права, – твердо отчеканил он, не сводя с нее сосредоточенного взгляда, – нас мало, и все это выглядит смешно и безнадежно, но я предпочту находиться здесь и иметь мизерный шанс на успех, чем сидеть сложа руки и не иметь шансов вовсе.

– Рю разделяет твое мнение?

– Мы связаны долгом. Отец с детства учил, что никто, кроме нас, не спасет этот город, когда нагрянет беда.

– Лирой, по всей видимости, был посредственным учеником…

– У тебя есть семья, Амари? – вопрос прозвучал внезапно, как удар молнии.

– Конечно.

– Тогда тебе должно быть известно, что жизнь любой семьи сопряжена с трудностями. Давай откровенно – ты лишняя, обуза. Ты здесь, со мной, только из праздного любопытства.

– Разве это имеет значение? Я готова прийти на помощь в любой момент – и неважно, почему окажусь рядом.

– Для меня важно. Мотивы многое говорят о человеке.

* * *

Ночь не предвещала удачного исхода.

Но Клайд не думал сдаваться. Вопреки внешней холодности, в сердце священника вовсю бушевал воинственный огонь. Овладевшую им решимость унимало лишь влияние Амари: она начинала жутко надоедать своим приставанием, сбивая и без того растерянного пастора с толку.

Неблагосклонность Клайда заключалась не только в том, что в его привычку давно вошло одиночество. Амари в целом не вызывала в нем симпатии. Таких девиц следовало держать от себя на более чем почтительном расстоянии – чрезмерно болтливых и наведывающихся в места, где подворачивались довольно сомнительные инициативы. Уж по поводу последнего сомневаться не приходилось, синяки на лице Амари были красноречивее всяких слов.

– Умоляю, давай передохнем, – почти плаксиво протянула Амари. – Сколько можно без отдыха бродить?

Клайд и сам не заметил, что пребывал в безостановочном движении уже довольно длительное время. Выносливость Амари определенно заслуживала похвалы, хотя бы самой скупой и сдержанной, но с губ пастора сорвался всего-навсего тяжелый вздох.

Асденская площадь, в шаге от которой остановились Клайд и Амари, являлась сердцем Иристэда – здесь гремели праздничные гуляния, здесь же казнили приговоренных. Порой одно другому не мешало. К счастью, эту ночь не настигли ни торжество радости, ни торжество правосудия. Один только фонтан проявлял признаки жизни на пустой улице – тихо шуршащие струи воды вливались в широкий бассейн под грозным взглядом мраморного венценосного льва, подобного тому, что значился на гербе Аклэртона. Между могучими лапами зверя вилась змея провинции Асден.

Амари села на каменный бортик, и Клайд нехотя присоединился.

Ночь выдалась спокойнее, чем он ожидал: до площади доносились лишь отдаленные крики из увеселительных заведений. Ни звуков ужаса, ни скорби – ничего, что вызвало бы подозрения. Оставалось тешить себя тем, что, несмотря на безрезультатность дозора, Клайд поступал правильно, и ни единой проведенной минуты в ночном городе он не обменял бы на сон в теплой постели.

Клайд не сразу уловил, что Амари странно притихла, и поднял на девушку насупленный взгляд, как бы невзначай. Охваченная какими-то неспешно плывущими мыслями, Амари водила пальцами по воде, рисуя вымышленные фигуры на темно-синей глади. С выражением спокойной задумчивости девушка производила совсем иное впечатление, отчего Клайд невольно загляделся.

Если отбросить темные ссадины, не добавлявшие лицу красоты, Амари должна быть привлекательна для мужчин. Ясные голубые глаза блестели живой искрой, в некрупных мягких чертах заложено что-то детское и невинное. Такое впечатление дополняли небольшие пухлые губы, создающие неизъяснимое ощущение чистоты и добросердечности, когда не улыбались с желчью. Темно-русые волосы заплетены в две толстые косы, выбившиеся у лба пряди колыхались по повелению свежего ветерка.

– Я солгала, – неожиданно сообщила Амари. – Нет у меня семьи. Я жила в месте, где даже друзей заводить опасно, поэтому одиночество мне не чуждо.

Клайд вздрогнул: у них было больше общего, чем он мог себе представить. Какая-то застарелая боль зашевелилась в его душе, буквально застав врасплох. Проявленное доверие со стороны Амари подкупило священника поддержать ее в этом нелегком признании.

– Иногда мне кажется, что я тоже совсем один. Отец Рю и Лироя – Сильвен Моретт взял меня в семью, когда я был мальчишкой семи лет, настоящих родителей уже и не вспомню. Меня тепло приняли в доме, но я знал, что являюсь посторонним человеком. Это сложно преодолеть. В любом случае я благодарен Сильвену за то, что он для меня сделал, и хочу нести в массы его идеи о доблести и благом деле. Но, похоже, город еще к этому не готов…

Клайд было одернул себя за чрезмерную откровенность, но встретил глаза Амари, в которых роилось столько мыслей и чувств, сколько нельзя ожидать от целого зала прихожан под сводами храма, и пастор подумал, что открыл сердце не зря.

Хотя бы ради этого взгляда.

– Как вернемся, напомни дать тебе лечащую мазь.

– Волшебную? – встрепенулась Амари. После рассказов о магических печатях другого она не ждала.

– Нет, приготовленную на травах, – Клайд неловко встал на ноги, растеряв всю осанистость. – А теперь идем, до рассвета еще час.

* * *

Амари валилась с ног, и источником усталости стал вовсе не бодрый темп дозора. Бессилие настигло ее из-за отсутствия здорового сна, возможности для которого не представилось еще с ночи прибытия в Иристэд.

Вернувшись домой с первыми лучами багровой зари, Амари застала в обеденном зале Лироя. Он сонно потягивался, не сменив мятой сорочки, но лицо уже успел скрыть за щедрым слоем белил. В сутках много минут, но существовала ли хотя бы одна, когда Лирой Моретт не оберегал свою личность столь ревностно?

– Как погуляли? – в приподнятом настроении он расположился за столом.

– Мне нужно в храм, – Клайд спешил облачиться в сутану. – Я должен быть готов к обедне.

– Даже не вздремнешь?

– У меня нет на это времени.

Клайд покинул зал, взойдя по лестнице, ведущей, судя по всему, к хозяйским спальням, – увлеченная догадками, Амари не заметила, как за спиной выросла фигура Рю.

– Обошлось без приключений? – не сводя с Лироя неподвижного взгляда, осведомился он у Амари.

– Скука смертная, – отозвалась она, ощущая смятение между враждебно настроенными братьями. – Меня, к счастью, храм не зовет, поэтому разрешите откланяться в постель.

Проскочив мимо Рю из зала, Амари завернула в коридор, но какая-то неведомая сила – вероятнее всего, обыкновенное человеческое любопытство – заставила ее остановиться и навострить слух.

– Что? – начал Лирой, посчитав, что остался с Рю наедине.

– Ты нужен сейчас Иристэду.

– Прости, что не хочу следовать воле отца, – тон Лироя звучал злой иронией.

– Ты ничему не следуешь! Считаешь, у тебя собственный путь? Не обманывайся, его нет.

–Я лучше останусь вором, чем продолжу его дело!

Воцарившееся молчание насторожило Амари. Подумав о риске попасться, она собралась отправиться по коридору дальше, но тут Рю вновь заговорил.

– Мне погано на тебя смотреть, – в свои слова он вложил столько ненависти и отвращения, что аж зашипел на Лироя змеем.

– А когда было иначе? – голос дрогнул под давлением чувства, подобного глубокой внутренней боли.

Удаляющийся в конец зала тяжелый шаг Рю обозначил конец разговора. Амари подалась вперед, стремясь избежать разоблачения…

Вдруг прижавшийся к горлу кинжал остановил ее.

– В этот раз у меня получилось застать тебя врасплох, – шепот склонившегося над ухом Лироя обдал кожу горячей волной. Обездвиженная приставленным лезвием, Амари чувствовала, как приятель улыбался за ее спиной, будучи страшно довольным собой.

– Впечатляет.

– Спасибо, – поблагодарил он и одним ловким движением убрал клинок за пояс. – Я должен быть зол на тебя за то, что ты подслушивала, но такие, как мы, не могут иначе, верно? А теперь отправляйся к себе.

Дважды повторять не пришлось. Не успев осмыслить, свидетельницей какого личного разговора она стала, Амари поторопилась убраться прочь под гнетом неизвестности того, сколько еще Лирой рассчитывал находиться в миролюбивом расположении духа.

– Амари, – она обернулась на его оклик. – Я рад, что мы повстречались.

Уголок ее губ нерешительно дрогнул в улыбке.