Казань издревле была обителью для ученых и поэтов. Библиотека университета "Мухаммад Аламия" гостеприимно раскрывала свои книжные сокровища перед алчущими знаний, а трибуной для странствующих поэтов-дервишей служили базарные площади.
Казанские ханы, как истинные восточные правители, любили услаждать свой слух медоречивыми голосами придворных поэтов. А Сафа-Гирей и сам, отдыхая от ханских забот, баловался стишками, выдавая иногда неожиданные рифмы. Еще при дворе первого казанского хана Улуг Мохаммада славился необыкновенным талантом стихотворец-акын Асан Кайгу. После смерти хозяина он вернулся в степь – песни Кайгу были необычайно популярны среди ногайцев и других тюркских кочевых племен.
"Удивительно, этот город полон поэтами малыми и великими", – сказал о Казани известный путешественник.
Но по-настоящему великих мастеров слова было, конечно, немного. Сын Махмуда-ходжи Мухаммедьяр – один из них, можно сказать, даже первый среди них. Многие исследователи относят творчество Мухаммедьяра к суфизму, считая его последователем величайшего классика средневековой тюркской поэзии Алишера Навои и философа-суфия Абдрахмана Джами.
Суфизм – сложное явление, характерное не только для искусства и философии, но и для других сфер жизни, в том числе бытовых отношений.
Суфизм – это жизненная позиция и определенный настрой, отличающийся внутренней оппозицией к существующему порядку вещей. Обычно он возникает в такие периоды истории и в таком обществе, где нельзя открыто и прямо заявлять о своих убеждениях, – для этого используются различные притчи, аллегории, эзопов язык…
Высказываются предположения, что Мухаммедьяр был членом тайного суфийского ордена. Это кажется спорным, поскольку поэт вопреки созерцательно-отстраненной философии суфиев принимал самое активное участие в политической жизни Казанского ханства первой половины XVI века. К тому же его творчество открыто и доступно, Мухаммедьяр говорил о простых и понятных всем вещах. Например, о "священном газавате" – необходимости защиты веры и Отечества. Хотя в главных его произведениях "Тухфа-и мардан" ("Дары мужей", 1540 г.) и "Нуры содур" ("Лучи сердец", 1542 г.) проглядывают и суфийские мотивы, которые, впрочем, при более широкой трактовке коранических заповедей нельзя считать противоречащими канонам традиционного ислама.
Любимая притча поэта о драгоценной жемчужине, найденной в желудке рыбы, повторяется им в разных вариациях несколько раз. Суть истории такова. Простой носильщик дров, не раздумывая, отдает последние две таньги бедному юноше, которого избивает жестокий хозяин за какие-то долги. В результате бедняга спасен, но дома дети ложатся спать голодными.
Однако есть в мире Высшая справедливость!
На следующий день носильщик обменивает на том же базаре целую вязанку дров на тощую рыбешку, на которую и смотреть-то никто не хочет. Богоугодный поступок обязательно должен быть вознагражден – носильщик распарывает брюхо рыбе и находит сверкающую жемчужину. Семья благородного бедняка спасена.
Рассказ имеет и скрытый подтекст, доступный лишь посвященным в тайный язык восточных образов. Это не просто жемчужина, а некий философский камень, на поиск которого иные мудрецы безрезультатно тратят всю жизнь. Чистой воды суфизм!
Но, с другой стороны, притча утверждает общечеловеческие ценности, под коими подпишется не только правоверный хазрет, но и поп, и раввин, и буддийский монах, и даже атеист, придерживающийся широких гуманистических взглядов.
Философский поиск Мухаммедьяра направлен на открытие универсального ключа, с помощью которого можно разрешить все жизненные проблемы. Это не всеобщая Любовь, как у суфиев, в чем они схожи с христианами, а идея Справедливости. Все люди – знатный эмир и простой носильщик – равны перед Богом, и между ними должны быть справедливые, равноправные отношения. Только Справедливость может установить мир и гармонию в семье, обществе, государстве. "Лучше один час совершать справедливость, Чем молиться шестьдесят лет", – писал поэт.
Несмотря на то, что Мухаммедьяр хорошо знал жизнь ханского двора и его самого хорошо знали при дворе, он не был придворным поэтом. Главные герои его произведений – простые люди, зарабатывающие себе на хлеб собственным трудом.
Поэт причислял к ним и себя, говоря: "Есть в этом городе бедняга скромный…"
Именно к этим людям было обращено и его творчество:
Хочу достичь я в славе торжества,
Чтоб возлюбил народ мои слова.
Поэт часто использовал художественные образы и метафоры классической восточной поэзии, создавая своеобразную "базу данных" для будущих мастеров слова.
Так, несколько веков спустя другой знаменитый татарский поэт Габдулла Тукай в "Разбитой надежде" использовал обкатанный Мухаммедьяром мыслеобраз "Тело – клетка для души".
Мухаммедьяр жил и творил в сложную эпоху кризиса Казанского ханства, когда резко обострились отношения между Казанью и Москвой. Поэт кожей чувствовал приближение неминуемого краха. Но главную угрозу видел не во внешнем враге, а внутреннем – ханский двор, как ржа, разъедали междоусобные распри, зависть, лесть, безудержное стремление к власти и богатству. И все это на фоне удручающей нищеты простого люда, задавленного непосильными налогами.
Справедливость была попрана, нравственные устои расшатаны.
Как человек верующий, Мухаммедьяр не мог не знать грозного айята священного Корана: "И заменит вас другим народом". А как историк (поэт написал "Историю Казани"), он видел, что это пророчество всегда сбывается. Когда в народе слабеет вера в Творца и нарушаются Божьи заповеди, его ждет наказание, а возможно, и гибель. За примерами далеко ходить было не нужно. Куда делась великая Волжская Булгария? А непобедимая Золотая Орда?.. Их, так же как в свое время могущественный Арабский халифат, сгубили распри, роскошь, интриги, забвение моральных принципов, установленных на Земле Всевышним.
Мухаммедьяр предостерегал:
Не внешний враг земле погибель шлет:
От гнета мук, от них улус падет.
Кяфир грехом себе приносит вред,
А гнет страну ведет в пучину бед.
Но когда правители слушали поэтов!..
Впрочем, Мухаммедьяр и сам мог стать правителем. Сохранилась его родословная – "Шеджере Шаеха Дирбеша".
Родился Мухаммедьяр примерно в 1497 году в семье ходжи Махмуда, который был внуком одного из первых казанских ханов. А его мать – Саулия-бикэ – приходилась сестрой влиятельному булгарскому эмиру Саин-Юсуфу. Мухаммедьяр занимал в ханской администрации ответственный пост хранителя гробницы известного государственного деятеля и поэта Мухаммад-Эмина, что могло быть доверено только авторитетному и знатному вельможе. Но до этого он успел послужить послом в Персии – Иране, куда был отправлен его политическими противниками, которые видели в нем потенциального претендента на казанский престол.
Однако опасения были напрасными – Мухаммедьяр не стремился к власти, и, когда в 1549 году она буквально упала в его руки, он отказался от ханского трона в пользу малолетнего сына Сафа-Гирея – Утямыша, регентшей при котором была легендарная Сююмбике. Именно Мухаммедьяр стал инициатором демократических реформ, позволивших ослабить налоговую удавку с крестьян, городских ремесленников, мелких торговцев и принесших славу "крестьянской царице". За что вскоре вместе с Сююмбике был посажен в тюрьму. Регентшу потом отправили в почетную ссылку в Москву, а Мухаммедьяр был освобожден захватившим престол Шахом-Али – ханы в Казани менялись как перчатки.
В том же поворотном 1549 году Мухаммедьяр отправляется с дипломатической миссией в Москву, но пропадает при загадочных обстоятельствах (по официальной версии, Мухаммедьяр пал при защите Казани). 8 августа великий князь Иван Васильевич хладнокровно отвечает Казани: "Магмедьяра толмача Казанского убили наши люди в Муроме". По другой версии, он был убит московскими казаками Северги Баскакова. Убийцы были пойманы и казнены.
Но в России с тех пор, зародилась нехорошая традиция дурного обращения с поэтами: сначала с чужими, а потом и с собственными.
Имя автора "Казанского летописца" науке неизвестно. О нем сохранились весьма скудные сведения – только те, что он сам сообщил в кратком вступлении к своему "Сказанию о Казанском царстве". Для удобства мы его так и будем называть – Казанским летописцем, по названию сочинения.
Надо полагать, что человек, написавший практически первый в российской беллетристике исторический рассказ, был в свое время чрезвычайно популярен. Правда, научная достоверность приводимых им исторических фактов не выдерживает никакой критики – это не более чем его вымыслы и тенденциозные фантазии. Как бы сейчас сказали – "заказуха", но заказ выполнен добросовестно и даже, можно сказать, талантливо.
Известный историк Михаил Худяков, проводивший научную экспертизу сего сочинения и выявивший многочисленные случаи диффамации и откровенной лжи, обратил внимание, например, на такой эпизод. Описывая продолжительную болезнь казанского хана Мухаммед-Эмина, Казанский летописец применяет к нему убийственный апокриф об Ироде. Сравнив погром 1505 года с избиением младенцев в Вифлееме, автор заключает: "И за сие преступление царя Казанского порази его Бог язвою неисцелимою…" Не стоит искать "в этом повествовании исторической правды, – делает вывод историк. – И, несмотря на это, сообщение "Казанского летописца" до конца XIX столетия пользовалось вниманием русских историков".
Добавим: "несмотря на это", иногда к нему обращаются и современные историки. Власть мифов и легенд настолько порою сильна, что не одна сотня лет требуется для того, чтобы освободиться от их гнетущего плена.
"Казанский летописец" – произведение знаковое, оно послужило одним из инструментов, с помощью которого самодержавная власть пыталась заложить основы великодержавной русской ментальности. Надо признать, что попытка была небезуспешной. Кто же выступил конкретным заказчиком?
Ответ очевиден, но сначала все же два слова об авторе "Казанской истории". Известно о нем, как уже говорилось, немного, только с его слов. Как он сам о себе пишет, "случи ми ся плененну быти" и прожить в Казани 20 лет. Русский пленник принял ислам и только после падения Казани в 1552 году вернулся в православие, поступив на службу к Ивану Грозному.
Есть версия, что он осуществлял тайное задание Москвы. Казанский летописец, видимо, был близок к ханскому двору, иначе откуда ему известны политическая подоплека тогдашних исторических событий и придворные сплетни? Одна из них касается любовной связи царицы-регентши Сююмбике с предводителем ханской гвардии Кучаком, ей посвящена даже целая глава "О любви блудной со царицею улана Кощака".
"Есть основания не доверять этому сообщению, – пишет Худяков, – и в нем легко можно видеть не исторический факт, а обычный вымысел автора, обладавшего неистощимой фантазией".
Казанский летописец обладал не только неистощимой фантазией, но и определенно литературным даром. Сочинение имеет продуманную композицию, в нем есть захватывающий сюжет и любовная интрига. Написано оно, по тогдашним меркам, довольно просто на старорусском языке с обилием церковной терминологии и фольклорных образов, доступных и понятных тогда практически всем. Адресовано оно было широкому кругу читателей: от простых воинов до знатных вельмож. Отсюда такая необычайная популярность на протяжении нескольких столетий.
Главная идея "Казанского летописца" – богоизбранность Ивана Грозного и оправдание взятия им Казани, изображение этого события в виде божьего промысла. Поэтому отыскать заказчика не составляет труда. Правда, заказ, возможно, был сделан не напрямую, а через православную церковь, в которой в середине XVI веке ведущую роль играл митрополит Макарий. Именно он в торжественной речи при возвращении Ивана Грозного из казанского похода сравнивал его не только с Дмитрием Донским и Александром Невским, но и с великим князем Владимиром, "просветившим русскую землю святым крещением". Не случайно хвалебной оды удостаивается не один "благоверны царь самодержецъ", а и "светеиши же митрополитъ Макареи".
Можно было объяснить появление тенденциозной "Казанской истории" по-житейски просто, не вплетая сюда большую политику. Дескать, намаялся человек в плену, натерпелся, вот в отместку и выдал, ну переврал при этом малость – так то от избытка чувств. Есть и такая версия. Однако она лопается при первом же внимательном рассмотрении. Такие книги пишутся обычно сразу, по горячим следам, пока еще не остыли обиды и оскорбления… А "Казанский летописец" появился более чем через 10 лет после освобождения автора из плена!
Именно в это время, в 1564-65 годах, обострились отношения Ивана Грозного с феодальной знатью. Казанский летописец намеренно искажает факты, умаляя вклад в казанский поход попавших в опалу воевод. И, вообще, Иван Грозный в его повествовании предстает как воплощение самой справедливости, а воеводы и бояре часто выглядят как жадные и трусливые, способные на любую низость, включая предательство. Вот откуда растут ноги у сказки "о добром царе и злых его слугах", в которую верило не одно поколение российских людей, и многие, похоже, продолжают верить и поныне.
Другая фундаментальная идея "Казанского летописца" – создание "образа врага". В качестве такого объекта выбрана Казань, которая иначе как "змеиное гнездо" и не называется. Для того чтобы основательно вбить этот образ в сознание читателя, приводится подробный мифологизированный рассказ о трехсотлетних русско-татарских отношениях, начиная с Золотой Орды и кончая падением Казани в 1552 году. Нужно было показать этот факт не как агрессивное нападение, а как законное возмездие и исполнение божьего промысла. По утверждению Казанского летописца, до Батыя "Рускiя земли" простирались до "Булгарских рубежов и до Камы реки", а "черимисы и другие варвары, не знающие Бога, платили дань Русскому царству". Иван Грозный якобы восстановил историческую справедливость – только и всего. Тем паче, как выясняется, об этом еще нагадали "Волхвы же, яко древле Елинистiи пророчествоваше о Христове пришествiе…"
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке
Другие проекты