«А правда ли мне нужно всё это запоминать?» – спросил он себя.

Вскользь он обратил внимание на биение своего сердца – громкое, раскатистое, пульсирующее кровью вены левой руки, на которую он положил подбородок, сидя за столом и перелистывая книгу с сушёными травами.

«Думаю, стоит для начала узнать, что есть, а чего нет, подробнее, но без деталей. А детали я и позже запомню», – решил исследователь.

И так незаметно для себя Роб облазил все шкафы в хранилище, потеряв всякое представление о времени и реальности – он купался в знаниях, которые манили и очаровывали.

Когда он решил, что на сегодня хватит – его тошнит, будто от четырёх кружек выпитого за раз красного чая, – и пора остановиться, и поднялся обратно в кабинет, уже никого не было. Никого, кроме Хагана.

Роб вывел компьютер из спящего режима и обнаружил, что проторчал в хранилище до 19:56.

– Ого, – сказал он вслух.

– Так увлекли дохлые зверушки? – среагировал Хаган из-под своей лестницы.

Роб поднял глаза.

– Нет, сегодня изучал растения.

– Аа, – коротко протянул великан.

Повисла пауза, из которой Роб сделал вывод, что разговор окончен, поэтому снова уткнулся в монитор. Стоило завершить работу на сегодня.

– Я, конечно, не из этой сферы. Не биолог, в плане. Но ходить в леса и собирать странные листики мне нравится, – Хаган не поменял позы тела, только повысил голос, чтобы его было лучше слышно. – Ну, по крайней мере это интереснее, чем смотреть на странные попытки Тании угнаться за идеалами Стратегии.

Роб навострил уши:

– Что ты имеешь в виду?

Хаган расплылся в улыбке.

– Ну, смотри. У нас есть Стратегия по восстановлению и прочее, которая даёт нам самый главный дедлайн – 2035 год. И есть две лаборатории, которые рвут жопу, чтобы выполнить поручение руководства – хотя бы определить, как дальше действовать – уничтожать ли леса, культивировать культуры… И есть мы – только что открывшаяся лаборатория из пятерых раньше не работавших учёных. По идее, мы сейчас должны тоже вступить в ряды тех, кто жопу рвёт ради общей цели. Но мы же все прекрасно понимаем, и ты, и я, и Тания, и даже наше брюссельское руководство, что сроки-то нереальные.

Хаган сделал паузу, проверяя реакцию Роба: понял ли тот его, согласен ли. Роб подыграл:

– В общем-то да, когда я читал Стратегию, удивлялся насколько она отдалена от реальности…

– Вот, – великану нужно было только это подтверждение, и он сразу продолжил, – а значит, что? Что, Тания как руководитель должна бы была, например, собрать нас вместе и сказать: «Так, ребята, планы нереальные, но руководство требует, но, понимая ситуацию, я возьму удар на себя, а вы давайте, помогите мне, не напрягаясь, собрать достаточно сведений». И всё, зашибись. А она…

Снова этот выжидающий взгляд. Роб вопросительно на него посмотрел: «Ну, что она, говори?».

– Ну, вот, а как она себя ведёт? То всё спокойно, никого не трогает, то как навалит кучу непонятного говна, а ты сидишь и разгребаешь. И такой не понимаешь, откуда что берётся? Зачем? – Хаган поднял свои огромные руки в воздух.

Роб отчасти был с ним согласен. По вопросу Стратегии – точно солидарен. А вот по стилю управления госпожи Шепёк скорее понимающе относился к руководителю, нежели готов был её ругать.

– Вот знаешь, – продолжил великан, – Когда я работал в Сен-Луи, в Германо-французском институте, мы ебашили со страшной силой. Иногда спали на работе. Правда, в основном после тусовок, – Хаган лукаво улыбнулся. – У нас был адекватный руководитель – понятные цели, задачи. Требовал с нас много. Зато и отдыхали хорошо – возил нас в другие лаборатории для обмена. Я вот в Штаты ездил. Ничего не помню, я почти засыпал на семинарах, потому что всю ночь тусовался с американскими физиками. Ох, были времена…

Великан глубже устроился в своём кресле, мечтательно закатывая глаза.

Роб решил воспользоваться моментом и больше узнать о том, как Хаган сюда попал:

– А как ты вообще сюда попал и зачем? Ты же с лазерами работал вроде, не?

– А, так просто, – Хаган сел в позу бравого солдата, собирающегося поведать о своём подвиге и прихвастнуть, – по крайней мере такую картинку увидел Роб. – Я был перспективным сотрудником. Наш руководитель сразу меня под своё крыло взял. Часто говорил мне: «Ты, конечно, раздолбай, Хаган, но толковый парень». Хах. Научил меня многому по лазерам. Я ведь не особо по этой теме. Но он даже меня добавил в группу по эксперименту с лесами Цибиллы. Я ничего не понимал тогда, но чувствовал, знаешь, масштаб происходящего. А как узнал, что всё полетело, аж мурашки по коже прошлись. И тогда-то пошли вот эти дела с лабораториями. И наш руководитель мне сказал: «Слушай, поезжай-ка в Вентспилс. Ты ж толковый парень, ты придумаешь, как раскусить эти леса». А я такой, а почему бы и нет. И вот я здесь.

Роб отметил в голове, что Хаган был причастен к эксперименту отца. Надо потом расспросить подробности. Не сегодня, сегодня бы уже потихоньку идти домой. Но последний вопрос:

– Ты сказал, ты не по лазерам. А кто ты тогда?

– Ооо, – по-китовски удовлетворительно закачал он головой. – Я вообще так-то музыкант.

– Что? – не понял Роб.

– Ну и физикой звука занимаюсь, – бросил он дополнительно. – Ох, я тебе столько могу рассказать про звук. Не смогу остановиться. Вот ты знал…

И мелодичный раскатистый голос приступил к убаюкиванию Роба. Хаган действительно любил свою тему и, стоило признать, рассказчик из него был отличный.

Сколько всего Роб услышал – голова чутка набухла. Хаган освежил в памяти парня то, что звук – это колебательные движения частиц, а если проще, то периодическое изменение давления среды, например газа, другими словами, череда области сжатия и разряжения воздуха. При этом звук гораздо быстрее распространяется по твёрдой среде, чем по воздуху, поэтому он порекомендовал чаще слушать землю под ногами в лесах Цибиллы, чтобы узнать о приближении животных. Звуковая волна переносит энергию. У звука есть такая характеристика, как частота – «очень надуманная единица, но на что-то надо опираться» – это количество колебаний, то есть количество циклов движения, которые повторяются через определённые интервалы времени, но рассчитанные на 1 секунду. Измеряется в герцах.

– Чтобы тебе было понятно, это высота звука. Ну, нота. Например, ля первой октавы по международному стандарту настраивают на частоте 440 Гц, – рассказывал Хаган с энтузиазмом. – Но я тебе так скажу. Лучше всего ля звучит на частоте 432 Гц. Гармоничнее.

Великан поведал о том, что раньше каждый оркестр в Европе настраивался, как тем было приятнее – ещё не было ни стандарта, ни инструмента, чтобы поддерживать этот стандарт. Ля колебалась между 400 и 480 Гц. Но тут пришла Международная организация по стандартизации и решила «да будет A440».

– Зачем выбрали 440, я не знаю. Знаю только, что ошиблись. Сейчас я тебе одно видео покажу, как звук рисует фигуры песком в зависимости от частоты. Это целая наука – киматика! – он включил видео.

– Ничего себе! – поразился Роб на возникающие ниоткуда геометрические фигуры.

– А то! Понимаешь теперь, как музыка на нас влияет?

– Боюсь представить.

– А теперь посмотри разницу между 432 и 440, – он нажал на следующее видео в сохранённых. – Видишь, фигуры более чёткие?

– Ага.

– А то. Ошиблись. Или специально сбили всю гармонию. Кто их разберёт, – в полушутку полусерьёзно представил он свои выводы.

А ещё Хаган рассказал, как играл в музыкальной группе. Там он получил прозвище «Табор» в честь маленького барабана, который использовали в военных рядах в Европе начиная со Средневековья. Великан разрешил Робу себя называть так – в качестве вознаграждения за внимательное слушание.

Прошло полтора часа. Постепенно великан начал чаще зевать, а у Роба заныла поясница. В какой-то очередной момент смены позы Роб подумал, что очень хочет спать и что всё это ему уже неинтересно.

– Ну, что, давай на другой раз. А то я вижу, ты засыпаешь, – прервался наконец Хаган.

– Да, действительно. Пора домой бы.

– А ты, знаешь, что? Приходи ко мне. Сегодня у нас среда… В пятницу, 7 сентября. После работы пойдём. Я тебе покажу мою барабанную установку, – Табор решил сразу всё за парня, и тому оставалось лишь кивнуть.

* * *

Рабочая пятница закончилась.

– Проходи, не стесняйся, – пригласил Хаган нового приятеля в свою квартиру.

Сам великан пошёл на кухню за напитками, предлагая Робу расположиться в комнате. Тот решил присесть на рабочее кресло, которое явно редко использовали – ему даже показалось, что ткань на сиденье покрылась приличным слоем пыли. Да и достать его пришлось из-за двери.

Парень огляделся. Комната Хагана сильно отличалась от пока не обставленной коробки Роба.

Кровать хозяин задвинул в дальний левый угол параллельно окну, она была кое-как накрыта одеялом и засыпана пакетами из-под чипсов и другого перекуса. Было видно, что матрас слегка прогнулся посередине – наверно, Табор часто сидел там.

Над кроватью прям под потолком висели три длинных закрытых ящика из ЛДСП, выкрашенных бежевым, – кажется, это считалось за шкаф, так как больше мест для хранения одежды в комнате не было.

Стол был придвинут перпендикулярно кровати. Весь заваленный бумагами, в основном нотами, и скорее всего сочинениями самого Табора – что-то было написано от руки. Под нотами виднелась какая-то хитрая техника с множеством разных кнопочек. Роб пригляделся – он заметил чёрно-белый ряд клавиш. Должно быть, это тот самый синтезатор, о котором ему рассказывал по дороге новый знакомый.

Остальное пространство комнаты – самая большая часть – была занята барабанной установкой. Цилиндры барабанов блестели натёртым чёрным цветом, Табор явно их часто вытирал, а натянутая кожа внизу стоящего баса контрастировала своей лунной белизной. Раз, два, три… ага, пять барабанов, насчитал Роб, и три тарелки. Скоро выходные, а значит, ему предстоит услышать их в действии.

Роб посмотрел на барабанную установку, затем на окно. Оно, к слову, выходило так же на веранду, как и у него. Разве что вид был более плоский – Роб жил повыше Хагана на два этажа.

– На, держи, – вернулся хозяин комнаты, протянув банку спрайта с мятой. – Нормально?

– Никогда не пробовал с этим вкусом, – парень взял прохладную банку себе.

– Ну, – потянул Табор, – представь себе чай с мятой. Она даёт такой сладковатый вкус. Вот так же, только ещё и с лаймом и химией.

Табор уселся на кровать, вскрыл свою банку и сделал пару глотков. Насладившись напитком, он оглядел одеяло в поисках закуски и быстро нашёл хлебцы из воздушного риса и кукурузы с клюквой. Огромная рука полезла в пачку – вместилось только три пальца. Великан отломил половину хлебца от целого и закинул сразу в рот весь кусок. Крошки посыпались на выцветший чёрный свитер.

Он протянул руку с пачкой Робу, предлагая угощение. Тот только вскрыл свою банку газировки и поднёс напиток к губам. Мотанием головы в стороны и свободной рукой он показал, что отказывается от угощения.

– Мм, действительно, вкус как ты описал… – подтвердил парень удивлённо.

– Я знаю, кто ты такой, – неожиданно уверенно прервал его Хаган.

Роб вопросительно посмотрел на него, громко сглотнув газировку.

– Ты сын Мисфита.

Земля ушла из-под ног. Плечи непроизвольно напряглись и подтянулись к шее.

– Не переживай, никто больше не знает, – спокойно сказал Хаган. В его голосе и выражении лица чувствовалась власть и контроль происходящего. – Мне отец сказал.

Только эта информация не могла успокоить Роба. В голове возмутился странный вопрос: «Зачем он это сказал?». Ведь даже не было понятно, кто такой этот «он».

Табор обратил на это внимание, но взгляда не изменил.

– Да не волнуйся ты так, – протянул он, отвернув голову будто от чего-то неприятного. – Давай я тоже расскажу секрет? У меня тоже именитый отец. Карберс. Да, тот самый. Ты наверняка его встречал.

– Да. Как-то в Лондоне на конференции… – оживился Роб. – А вы похожи.

– Да, мама тоже так говорит, – слегка улыбнулся Хаган, довольный тем, что испуганный ребёнок перед ним перестал трястись. – Не хочешь спросить, почему у меня не его фамилия, или почему я всё ещё не крутой руководитель в аппарате?

– Боюсь, это невежливо, – искренне ответил парень.

– Да брось. Я расскажу, если спросишь.

Хаган закинул в рот вторую половинку хлебца. Роб отхлебнул газировку.

– Ладно… Так почему ты тут? – теперь Роб говорил уверенно.

– Свобода, – не замялся с ответом Табор.

– Свобода? – переспросил парень.

– Да, именно она, – Табор выдохнул перед предстоящим рассказом. – Папа очень хотел, чтобы я стал его наследником. Таких, как я, у него около сотни. В плане, внебрачных детей.

Роб не особо удивился. Отец часто приводил на семейные ужины людей, которые только в политике или бизнесе были ответственны, и то отчасти.

– Как он говорит, в каждом порту есть его отпрыск, а я должен ценить, что он обратил на меня внимание, – продолжал Хаган, незаметно для себя переключая свою манеру речи на какую-то чуждую его образу – холодную, отстранённую, излишне высокомерную. – Он увидел во мне себя и забрал, конечно, с разрешения матери, к себе на воспитание в 14 лет.

Он сделал глоток.

– Поначалу я бунтовал. Типа отец, тебя не было 14 лет, и вдруг ты решил появиться и воспитывать меня? – его челюсти сжались. – Он хвастался своим золотым замком и блюдами из мидий на завтрак, когда моя мать всю жизнь еле выживала, пытаясь меня вырастить…