3. Детство и юность

В четыре года Тургенев впервые увидел Европу: семейство на собственных лошадях через Берлин и Цюрих приехало в Париж, где задержалось на полгода. В Швейцарии Сергей Николаевич подобрал подходящих гувернеров для своих сыновей и отправил их в Россию.

Гувернеры-гувернерами, а у Варвары Петровны в Спасском был собственный, по ее мнению, наиболее эффективный метод воспитания сыновей. Она их жестоко наказывала и собственноручно (!) порола розгами. «Драли меня, – вспоминал позднее Иван Сергеевич, – за всякие пустяки, чуть не каждый день… Раз одна приживалка, уже старая, бог ее знает, что она за мной подглядела, донесла на меня моей матери. Мать, без всякого суда и расправы, тотчас же начала меня сечь, – секла собственными руками и на все мои мольбы сказать, за что меня так наказывают, приговаривала: сам знаешь, сам должен знать, сам догадайся, сам догадайся, за что я секу тебя!

На другой день, когда я объявил, что решительно не понимаю, за что меня секли, – меня высекли во второй раз и сказали, что будут каждый день сечь, до тех пор, пока я сам не сознаюсь в моем великом преступлении. Я был в таком страхе, в таком ужасе, что ночью решился бежать. Я уже встал, потихоньку оделся и в потемках пробирался коридором в сени. Не знаю сам, куда я хотел бежать, только чувствовал, что надо убежать и убежать так, чтобы не нашли, и что это единственное мое спасение. Я крался как вор, тяжело дыша и вздрагивая. Как вдруг в коридоре появилась зажженная свечка, и я, к ужасу моему, увидел, что ко мне кто-то приближается – это был немец, учитель мой; он поймал меня за руку, очень удивился и стал меня допрашивать. – Я хочу бежать, – сказал я и залился слезами. – Как, куда бежать? – Куда глаза глядят. – Зачем? – А затем, что меня секут, и я не знаю, за что секут. – Не знаете? – Клянусь богом, не знаю. – Ну, ну, пойдемте… пойдемте.

Тут добрый старик обласкал меня, обнял и дал мне слово, что уже больше наказывать меня не будут. На другой день утром он постучался в комнату моей матери и о чем-то долго с ней наедине беседовал. Меня оставили в покое…» И в конце Иван Сергеевич добавил: «Да, в ежовых рукавицах меня держали, и матери моей я боялся, как огня…»

Когда-то сама Варвара Петровна убежала от своих родителей по причине жестокого с ней обращения, но выводов никаких не сделала и добрее и мягче от этого не стала. Отец никогда не бывал жесток со своими сыновьями, но в материнские способы воспитания не вмешивался. Сергей Николаевич стремился развить лучшие мужские качества в своих сыновьях, и для этого применял особый, распространенный в то время в аристократических семьях, спартанский метод воспитания.

Этот метод подробно описал Тургенев в романе «Дворянское гнездо», рассказывая о том, как воспитывался своим отцом Федя Лаврецкий: «Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски: двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на складном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, – вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодною водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз в день по одному блюду, ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся, по примеру родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления». «Да, тяжело в те времена приходилось детям», – вспоминал уже в зрелом возрасте Иван Сергеевич.

По письмам Сергея Николаевича к старшему сыну Николаю (письма к Ивану не сохранились) ясно видно, что он заботился о будущем своих сыновей. Он требовал от Ивана, чтобы письма свои тот писал ему на русском языке, что сыграло очень важную роль в судьбе будущего писателя. Мать же предпочитала говорить и писать по-французски, даже православные молитвы, по ее требованию, были переведены и произносились по-французски.

В 1827 семья переехала в Москву. В начале Тургенев обучался в частных пансионах и у домашних учителей, а в 1833 поступил на словесное отделение Московского университета. В переходный период от детства к отрочеству важную роль в жизни Тургенева сыграл его родной дядя, младший брат отца, Николай Николаевич. Когда родители уезжали за границу, дядя брал на себя все заботы о воспитании детей. Николай Николаевич Тургенев не отличался ни разносторонностью своего образования, ни глубиною духовных запросов. Это был русский дворянин старинного покроя. Но в отличие от Варвары Петровны и Сергея Николаевича ему были присущи добродушие, мягкость и сердечность в обращении с детьми. Тургенев так привязался к своему дядюшке, что и впоследствии, даже когда испортились отношения между ними, все-таки называл его «вторым отцом».

Николай Николаевич был увлекательным рассказчиком. Он любил предаваться воспоминаниям об Отечественной войне. В 1812 году Н. Н. Тургенев служил юнкером Кавалергардского полка, за храбрость в Бородинском бою его наградили военным орденом и произвели в поручики. В 1814 году он вошел со своим эскадроном в Париж и поразил избранное французское общество необыкновенной физической силой. В одном из французских гимнастических залов, заключив пари, он так растянул силовую пружину, что вырвал ее из стены вместе с креплениями. В Париже долго ходили легенды об этом необыкновенном «подвиге» русского богатыря. Рассказы дядюшки увлекали воображение Тургенева и послужили материалом для его художественных произведений. В биографиях тургеневских героев Отечественная война 1812 года часто является исходным пунктом: родословная отца Елены Стаховой в «Накануне», родословная Кирсановых в «Отцах и детях».

Тургенев рассказывал о своем развитии Н. А Островской: «До четырнадцати лет я был очень мал ростом; был упрям, угрюм, зол и любил математику. Четырнадцати лет я сильно заболел, пролежал несколько месяцев в постели и встал почти таким высоким, каким вы меня теперь видите. Доктора уверяли, будто я и болел-то от сильного роста. С тех пор я совершенно изменился: стал мягким, слабохарактерным, полюбил стихи, литературу, стал склонен к мечтательности». Иван Сергеевич был очень добрым человеком, но вряд ли слабохарактерным. Он был склонен к самокритике, недооценивал себя и свои достижения, и приписывал себе несуществующие пороки. Ведь каждый пишущий человек хорошо знает, какой силы характера, воли и упорства требует написание романа, а сколько таких замечательных произведений было создано русским писателем.

* * *

С двенадцати до тридцати четырех лет Тургенев вел дневник под названием «Мемориал», в котором кратко записывал основные события, или вехи каждого прожитого года. В 1833 году он написал: «Первая любовь. Кн<яжна> Шаховская». Было Ивану всего шестнадцать лет, когда он без памяти влюбился в девятнадцатилетнюю княжну Екатерину Шаховскую, которую он позднее описал в образе Зинаиды Засекиной в лирической повести «Первая любовь».

Русский журналист Анатолий Викторович Половцев вспоминал слова Тургенева: «Одну только повесть я перечитываю с удовольствием. Это «Первая любовь». В остальном – хотя немного, да выдумано, в «Первой любви» же описано действительное происшествие без малейшей прикраски, и при перечитывании действующие лица встают как живые предо мною…»

Тургенев начинает свою повесть издалека: «Мне было тогда шестнадцать лет. Дело происходило летом 1833 года. Я жил в Москве у моих родителей. Они нанимали дачу около Калужской заставы, против Нескучного. Я готовился в университет, но работал очень мало и не торопясь». И постепенно вводит нас в историю знакомства с соседкой по даче княжной Зинаидой Засекиной. Он был далеко не единственным, кто оказался во власти ее необыкновенной красоты и обаяния. Вокруг нее кружился рой поклонников, без памяти влюбленных и готовых многим пожертвовать ради ее благосклонности. А потом рассказывает, как и сам влюбился, однако через некоторое время выяснилось, что есть у него счастливый соперник, и это не кто иной, как его собственный отец.

«В «Первой любви», – говорил Тургенев, – я изобразил своего отца. Меня многие за это осуждали, особенно за то, что я этого не скрывал. Но я думаю, что дурного тут ничего нет и скрывать мне нечего. Отец мой был красавец; я могу это сказать, так как я нисколько на него не похож, – я похож лицом на мать. Он был красив настоящей русской красотой. Обыкновенно он держался холодно, даже неприступно, но стоило ему захотеть понравиться, – в его лице, в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное. Особенно он становился таким с женщинами, которые ему нравились».

«Первая любовь» – чудесное произведение, по достоинству оцененное современниками. Это мое самое любимое произведение Ивана Тургенева. Не могу забыть сцену последнего разговора у окна между отцом автора и Зинаидой. Помню, как что-то горячо доказывал отец Зинаиде, очевидно, убеждая ее в невозможности продолжения их отношений из-за непреодолимых препятствий воздвигаемых его женой. И как молча выслушала его Зинаида, а потом что-то коротко сказала в ответ, возможно: «Люблю тебя и любить никогда не перестану!»

И как распаленный возражениями отец неожиданно хлестнул ее по обнаженной руке хлыстом. А Зинаида медленно подняла эту руку и поцеловала заалевший на ней рубец. И как потрясенный этим отец отбросил хлыст и ворвался в дом. Для меня никогда не возникало сомнений в том, что произошло после этого. Перевернулось сердце у него в груди, нахлынуло волной чувство любви, вбежал он в дом, схватил ее в объятия, ну, а дальше, как сказал поэт, «зацелую до смерти, изомну как цвет». Ведь он Зинаиду страстно любил, потому-то плакал и уговаривал свою старую властную жену отпустить его на волю, однако она не соглашалась, и не было никакой возможности освободиться.

И как сильно удивили меня мнения литературных критиков о том, что несомненно вбежал отец в комнату, чтобы избить Зинаиду (!), и почему же юнец Тургенев не вступился и не защитил девушку, значит, струсил (?). Странные умозаключения, удивительно, что прочли мы между строк с этими уважаемыми читателями совершенно противоположное развитие событий…

Эта любовь в реальной жизни закончилась трагически – смертью главных действующих лиц. В 1834 году умирает отец Тургенева от почечнокаменной болезни, умирает совсем еще молодым, сорока лет. Среди современников ходили слухи, что умер он не от болезни, а от трагической любви, приняв яд. Перед смертью отец написал Ивану: «Сын мой, бойся женской любви, бойся этого счастья, этой отравы…»

Екатерина Шаховская вышла замуж, несмотря на то, что в свете была известна ее связь с отцом Тургенева. Однако жила она недолго: родила сына, а через шесть дней, всего 21 года от роду, умерла. Последовала за своим возлюбленным. На её надгробии выбили эпитафию:

«Мой друг, как ужасно, как сладко любить!

Весь мир так прекрасен, как лик совершенства»

Может статься, что свела обоих влюбленных в могилу совсем не болезнь, а любовь… Не пережили они трагической разлуки, как Ромео и Джульетта…

В эти годы посетила Тургенева не только платоническая первая любовь, но и пережил он любовь телесную – аристотельскую. Об этом приключении он также оставил запись в Мемориале за 1833 год: «В 1-й раз имею женщину, Апраксею в Петровском». Подошла эта горничная к барину, конечно, не по своей воле, а по поручению Варвары Петровны, которая решила, что пора ее сыну кончать витать в облаках и приобщиться земных радостей. Уже в конце жизни указывал Иван Сергеевич другу Я. Полонскому на то место, по которому крался он на свое первое свидание, в темную-претемную ночь, и подробно, мастерски рассказывал, как он перелезал через канавы, как падал в крапиву, как дрожал, как в лихорадке, и по меже – «вон по той меже» – пробирался в темную, пустую хату.