Отец должен был выкрикнуть сейчас свой абсурдный приговор в эти створки, и это означало, что ей придётся выслушать и услышать то, чему лучше бы в слове не воплощаться.
Теперь он это скажет, и жизнь её сгорит и сгниёт и станет полой.
И это полое гнилое выморочное пространство наполнится тоской.
Когда он наконец выдохнул слова своей роли, она вся обратилась в зрение, смотрела ему в лицо, которое знала как своё, ведь это и было её своё лицо:
огромные брови, огромные губы, собачьи глаза, совершенная асимметрия – передержанная фотография.
Он был её тайна, всем известная, никому, кроме неё, не интересная, излучающая внутрь её стыд.
Тайна – это то, что ты носишь в себе.