Хотя я вырос в христианской семье, где молитва и чтение Библии служили ежевечерним ритуалом, я, как и большинство ученых, склонялся к материальной концепции бытия. Это сугубо научный взгляд на мир, в котором есть место метафизике, но нет – таким старомодным концептам, как душа, Бог и бородатые белые мужчины в мантиях. Я много лет потратил на то, чтобы принять для себя эту концепцию, но в итоге понял следующее: чтобы сделать науку арбитром метафизики, нужно забыть не только о Боге, но и о любви, ненависти, смысле. Нужно поверить в мир, в котором мы не живем. Это не значит, что если вы ищете смысл жизни, то вы обязательно должны верить в Бога. Однако, если вы полагаете, что в науке нет места Богу, вы вынуждены заключить, что в науке нет места смыслу и, следовательно, сама жизнь смысла не имеет. Иными словами, экзистенциальные утверждения ничего не значат; всякое знание научно.
Парадокс в том, что научная методология была создана людьми, поэтому она не может претендовать на неоспоримую истину. Люди выдвигают научные теории, чтобы манипулировать миром и классифицировать феномены по категориям. Наука основана на принципах воспроизводимости и искусственно созданной объективности. Ученые могут выдвигать теории о веществах и энергии, но научные знания неприменимы к экзистенциальной природе человеческой жизни, которая уникальна, субъективна и непредсказуема. Наука способна логично организовать эмпирическую, воспроизводимую информацию, но ей неподвластны центральные аспекты человеческой жизни: надежда, страх, любовь, ненависть, красота, зависть, честь, слабость, борьба, страдание и добродетель.
Между вышеупомянутыми ключевыми аспектами и научной мыслью всегда будет непреодолимая пропасть. Ни одна система мысли не может включить в себя полноту человеческого опыта. Основой метафизики всегда являются открытия (именно открытия, а не атеизм, как говорил Уильям Оккам[71]). И оправдать атеизм тоже способны лишь они. Тогда прототип неверующего – лейтенант из «Силы и славы» Грэма Грина, который открыл для себя отсутствие Бога. Реальный атеизм должен быть основан на взгляде, формирующем мир. Любимая цитата многих атеистов – слова, произнесенные нобелевским лауреатом, французским биологом Жаком Моно, – опровергает аспект открытия: «Древний завет разбит вдребезги; человек знает, что он один в бесчувственном пространстве вселенной, в которой он появился по случайности».
Я вернулся к центральным ценностям христианства: жертвенности, искуплению грехов, всепрощению, – потому что счел их интригующими. В Библии прослеживается конфликт между справедливостью и милосердием, Ветхим и Новым Заветом. В Новом Завете говорится, что никогда нельзя стать в достаточной мере добродетельным, так как это недостижимо. Как мне казалось, Иисус хотел донести до людей, что милосердие всегда превосходит справедливость.