– И от удовольствия, – закончила перечень самопровозглашенная преподавательница.

Повисла недоуменная тишина.

– К этому еще вернемся, – успокоила Варвара. – Теперь второе. Болезни.

Из-за ее спины выглядывала вечно хмурая Антонина. Рослая, широкая в груди и плечах, она казалась еще выше из-за пышности форм и величины выросших, как на дрожжах, выпуклостей. Рядом сидела на корточках плотненькая Майя, крепко сжимая ноги и выдерживая вес прятавшейся позади Любавы. Заигрывала с моей рукой Кристина, обнимая собой и мечтательно наматывая на палец черный локон. Мелкая Клара стыдливо прикрывалась руками за моей головой – тихая и миниатюрная, словно куколка, но с совсем не кукольными формами. Точнее, формочками. Предсказывать – дело неблагодарное, но что-то говорило, что в ближайшую пару лет она составит конкуренцию нынешним звездам царственного пантеона – сочно-выпуклой Варваре и отточенно-изящной Ярославе. Рядом с Кларой расположилась Феофания – невысокая хохотушка, темноволосый дубликат светло-русой Любавы. Плотные плечи Феофании притерлись к хлипким локтям чуть более высокой, вечно настороженной Ефросиньи, оседлавшей мою вторую руку. Ее жидкие волосы отдавали рыжиной, но в сумраке этот момент терялся, превращая их просто в темные. Зато рядом, коленями к моим ребрам, восседала обладательница самых длинных и самых красивых волос в этой компании, стройная и строгая Александра. Тонкие плечи переходили в узкую грудную клетку, обрисованную мелко, но невероятно грациозно. Блестящая светлая завеса укрывала ее от чужих взоров не хуже отсутствовавшей одежды. Почему-то это волновало. Будучи выше соседствовавшей Ефросиньи, ростом Александра все же не дотягивала до завершавшей первый круг Ярославы, которая придерживала своим весом мою ногу по другую стороны от Варвары. Между их голов в разных местах периодически появлялись и вновь исчезали лица Амалии и еще одной ученицы, все время путаю ее имя.

Жестко обхватив мои бедра своими, Варвара вещала:

– Основная часть болезней передается внесением внутрь вот этой штукой… – она снова потрясла пособием, как первоклашка звоночком первого сентября, – …побывавшей в зараженной сопернице.

– Голову рубить за такое! – всколыхнуло Антонину.

– Сжигать! На кусочки резать! Кожу содрать и к волкам выпустить! – эмоционально внесли рацпредложения прочие царевны.

– Так и поступают, но лучше предупредить проблему, чем потом с блеском ее полурешить. Инфекция-то будет занесена. Главное – знать партнера и доверять ему. Если понадеялись, но вдруг стало краснеть, чесаться, гноиться, нарывать, выделяться что-то лишнее или вырастать неправильные родинки – зря доверяли.

Многие подозрительно уставилась на свои и чужие родинки. Штучно разбросанные по телам, предметы пристального внимания заставили царевен выгибаться и крутить головами, отыскивая на себе и соседках, и хором ужасаться. Если некоторые просто шевелили рассматриваемыми конечностями, плоскостями и выпуклостями, то Любава особо выворачивалась за левый бок, где у нее, видимо, имелось что-то в указанном роде. Перебирание коленями по траве привело к эффекту собаки, которая ловит хвост. В несколько движений царевну развернуло, и на пояснице действительно оказалась большая темная точка, а ниже по всему фронту обнаружилась целая россыпь мелких пятнышек. Они напоминали веснушки, столь же милые и задорные, только на другом месте. Эту особенность, о которой ни за что не догадаться ночью, мне открыли рассветные сумерки и сама светленькая неунывашка, внезапно усомнившаяся в мировой справедливости.

Ярослава ласково погладила Любаву, успокаивая.

– Это другое. А о болезни сразу узнаешь по внешнему виду. – С апломбом много повидавшего человека зеленоглазая красотка кивнула вперед, на стойкий предмет споров.

Клара обреченно всплеснула руками.

– Для этого в них нужно разбираться! – Вместе со всеми ее взор конфузливо скакнул на зону возбужденного внимания. – Как я отличу больное от здорового?!

– Поверь, это произойдет быстро, – приятельски толкнула ее плечом Ярослава, снова оказываясь в центре событий.

Мой взгляд, даже не желая, раз за разом выцеплял красавицу из общей массы. Привлекали чеканность черт лица, выразительность глаз и – как нечто отдельное, не от мира сего – раздвинутый в циничной ухмылочке, чувственный, многообещающий рот. За этим, впрочем, прятались присущие любому представителю молодежи колючесть и неустроенность. Красота без поклонения меркнет, а кроме меня в пределах досягаемости из кавалеров только бандиты, от которых сбежали. Но как ни хотелось Ярославе хотя бы моего внимания, поперек Варвары не лезла, понимала – себе дороже. Редкое сочетание: красавица, да еще и умница. Не к добру.

– Больного по виду узнать можно, – признала Варвара, – а переносчика – нет.

Ученицы мрачно примолкли. Трескуче прошумели кроны от внезапного порыва. На мою щеку спланировал сухой лист, заботливая рука Клары убрала его.

– Третье, – объявила Варвара.

– Дети! – обрадовано вспомнила Феофания.

Пока одна преподавательская рука придерживала верхнюю часть пособия, вторая опустилась к волнующейся бархатистой пупырчатости.

– Здесь ежедневно всходят ростками маленьких жизней десятки миллионов семян.

– Сколько?!

– Не ослышались.

– Ежедневно?!

Варвара кивнула:

– По необходимости – несколько раз в день. Нет, скажем так: если получится. От семидесяти миллионов жизней за один раз. Цели достигает только одна – самая быстрая, самая умная, самая сильная. Тогда получаемся мы, выигравшие свою первую битву со столькими конкурентами.

Майя весело переглянулась с другими царевнами:

– А мы крутые!

Затем ее взор перетек на меня… и на целую секунду загрустил.

Нас связывал поцелуй. Даже так: Поцелуй, с большой буквы. Чувственный, страстный, незабываемый. Каждый из нас думал в ту минуту, что через миг будет растерзан и съеден заживо. Я хотел спасти царевну от страшной смерти, заколов мечом, а вместо этого – поцеловал. И поцелуй длиной в жизнь вывел нас в новую жизнь. А сейчас я стал общим достоянием, в новой реальности поцелуй перестал котироваться и обесценился до нуля, съеденный инфляцией впечатлений.

Чуть выдвинувшаяся вперед Александра склонила золотой занавес сначала по одну, затем по другую сторону моей середины. Наконец, окружила сверху, как абажуром лампочку.

– А то, что самая важная часть пособия немного… несимметрична, это нормально? – Две голени сочли мои ребра удачной подставкой. Ладони оперлись о живот.

– Абсолютно прямых в природе не бывает, – растолковала Варвара. – Просто не бывает, поверьте. У кого-то загиб вверх, у кого-то вниз. Или вбок. Может утолщаться в середине или к концу. Или конусообразно утоньщаться. И маленький гриб с непомерной шляпкой, и баклажан со сливкой на конце – это все норма. Как у нас может быть шире, выше, уже, глубже, бледнее или, наоборот, краснее и даже коричневее. Или одна створка может оказаться длиннее второй.

– Или толще, – упало с уст Ярославы, у которой, как мне теперь бесцеремонно стало известно, такой проблемы не было.

– Да, – согласилась преподавательница.

– Или выпуклее, – прилетело еще откуда-то.

– Тоже нормально. У одной снаружи листва, как на дереве, у другой – глухие ставни с едва заметной щелкой. Или вообще без ставен, сразу окно и занавесочки. Чего только не бывает. Вернись на место.

Варвара отстранила златовласую выскочку, затем суровый преподавательский взгляд успокоил завозившихся царевен, начавших присматриваться и сравнивать. Мои ребра и живот вздохнули с облегчением… и небольшой грустью. Все-таки Александра это… Александра. Стройная чувственная златовласка. Наполовину Зарина. Но не сидевшая в душе столь глубоко, потому тревожившая лишь тем, что привлекает совсем не душу.

(Сейчас речь не о Зарине, но о ней я еще не раз упомяну, в том числе более обстоятельно).

– А позы проходить будем? – не совсем в тему осведомилась Антонина.

Вопрос не остался без ответа.

– Пока скажу основное. Они делятся не столько по расположению и способам, сколько просто на мужские и женские. – Варвара оглядела окаменевших во внимании учениц.– Название дается по тому, кто действует. Мужские позы – когда вы не активны – мы не рассматриваем даже в принципе. Если когда-нибудь захочется для разнообразия, можно им разрешить – исключительно в виде великого одолжения. Или в качестве благодарности за нечто неслыханное.

– То, что Чапа спас всех нас от смерти и позора, – нежданно выдала Любава, – это неслыханное? Или с нашей стороны пойдет в категорию одолжения?

Я напрягся. Собственно, все напряглись – замерли, не смея шелохнуться. Тела на моих руках задышали жаром.

С высказанной точки зрения ситуацию никто не рассматривал – до этого момента. Теперь все задумались. Особенно я.

Варварин лоб сошелся к центру недовольными вертикальными полосами:

– Он мужчина и выполнял приказ. За это не благодарят.

– За что тогда благодарят? – недоумевали царевны.

– Ни за что. Как не поймете? Женщина – объект поклонения, а не бартера. Докажет, что достоин – станет мужем. Не достоин – не муж. Все просто.

Я облегченно выдохнул. Формула мне понравилась, хоть и произнесена идейным противником.

А информационный ликбез продолжался.

– Семена выходят с салютом, который доставляет мужчине удовольствие. Можно сказать, единственное удовольствие. Других они не знают или не признают. Тем же путем из их организмов выводится лишняя жидкость.

– Фу! – дернулись и отпрянули некоторые ученицы.

Клара удивленно оглянулась:

– Почему «фу»? Они в нас пописают и там завяжутся деточки…

Царевны заржали лошадьми, укушенными мухами це-це. Не знаю, что за це-це такое, я бы ржал от одного названия.

Клара обиделась:

– Что не так?

Вечно испытывавшая неловкость, теперь она совсем смутилась.

– Это разные процессы, – выговорила Варвара, вытирая слезы. – А чтобы одно не испортило другое, в преддверии салюта выделяется особая очищающая капля. В ней тоже несколько тысяч жизней.

Ярослава вздрогнула:

– Разве?

Варварин кулак скользнул вниз, упершись основанием в ребристые морщинки. Недовольное скуластое личико фантастического монстра продралось из тела носителя. Открылся изумленный ротик новорожденного. Застывшие лица учениц глядели на него очумело, как на невиданное чудо. Застеснявшись внимания, он спрятался обратно, закутавшись в капюшончик.

– Ой, какой гладкий внутри! – умилилась Любава.

Ее ладошки взлетели, прижавшись к щекам. Не будь вокруг столько народу, наверняка бы приласкала, погладила, а то и поцеловала. Как котенка. Хотя, откуда здесь котята? Вот и находят себе игрушки.

«Спички детям не игрушка!» – хотелось крикнуть.

«Ты уверен?» – категорически не соглашалось со мной присутствующее на полянке электоральное большинство с перевесом в тысячу двести процентов. Один в поле не воин – вполне демократический принцип, и будь я искренним демократом, лежал бы и не дергался, если голосованием постановили. В моей ситуации просто до зарезу хотелось быть отъявленным демократом. Однако, я противник любых правил, по которым меня заставляют играть другие. Демократия – тоже свод правил, с его помощью не хуже чем в самой жесткой монархии одни правят другими и грабят третьих. Как говорил Черчилль, демократия – плохая форма правления, но ничего лучше еще не придумали. Все авторитарные правители восхищаются демократией. И все эффективные демократические лидеры на каком-то этапе ведут себя как диктаторы. Здесь не о чем спорить, достаточно вспомнить историю любой страны, которая чего-то добивалась или, наоборот, что-то теряла. Подчинение меньшинства большинству – чушь и блажь, в которую хочется верить слабым. Собрались вместе двадцать львов и сто баранов – кто из них большинство?

И все же сейчас я с удовольствием стал бы поборником самой захудалой демократии. Да и любой бы, кто оказался на моем месте. На том и стоит счастье принятия решений голосованием – в перекладывании ответственности на других, когда хочется сделать что-то бессовестное. Если кто-то говорит, что от него ничего не зависит – врет, позорно и трусливо. Всегда и все зависит от каждого.

Но так хочется быть демократом…

– О! – вырвалось у Варвары, застопорившей взор на предмете урока, – о чем и говорю!

Мешая друг другу, все тесно склонились ко мне, почти на меня. Осторожно ткнули пальчиками, набирая на кончик. Внимательно внюхались. Александра и Майя не побрезговали лизнуть. Кто-то просто не дотянулся и опоздал.

– Живчики живут внутри нас трое суток, – выровнявшимся тоном продолжила Варвара, – самые упорные – до недели. Этот факт требует задуматься и подводит нас к следующей теме – женскому циклу. В противоположность красным дням, белые – это дни ребенка.

– Их можно как-то узнать? – поинтересовалась Амалия. – Ну, почувствовать?

Сдержанность и нежелание выпячиваться проявлялись в ней во всем: в кротких чертах лицах, в невыразительной, скромно выпуклой фигурке, в коротко обрезанных волосах и, особенно, в глубоком взгляде – отстраненном и одновременно въедливом. Но если ее что-то интересовало, она шла до конца.

– Можно – внимательно наблюдая за собой, – ответила преподавательница. – У кого-то бывает легкая боль внизу живота, набухает грудь, иногда побаливает. В худших случаях – тошнота и выделения.

Ярослава лукаво осведомилась:

– А если меня интересуют не дни ребенка, а, как бы мягче выразиться, наоборот?

– В красно-белом цикле есть зеленые дни. Примерно по пять до и после красных, – сообщила Варвара. – Это то, о чем ты говоришь.

– Третьей составляющей не будет?

– Вероятность минимальна по сравнению с другими днями.

– Как превратить ее в ноль? – вклинилась Антонина, распихав соседок могучими плечами.

– Ноля не бывает, – вздохнула Варвара, – поскольку у организмов нередко случаются нарушения жестких красно-белых циклов. Их нельзя предугадать.

– Нарушение цикла вообще-то имеет имя, – улыбнулась в ладонь Ярослава.

Преподавательница чуть шевельнула бровью в ее сторону:

– Я не о беременности, а именно о нарушении, о сдвигах, которые часто нам самим незаметны. Они бывают от переполнявшего восторга или, наоборот, от хандры. Чаще именно у молодежи вроде нас.

– И ничего не поделать?! – ужаснулась Кристина.

– Есть способы. Сейчас рассмотрим.

Но рассматривать Варвара стала что-то не то. Правда, голос ее, который жил собственной жизнью, принялся выдавать как бы заученные слова, далекие от напряженно-жадного взгляда:

– Некоторые используют вкладки, пропитанные кислой средой. Это абсолютно ненадежно и к тому же небезопасно. Точнее, опасно, и еще как.

– А с мужчиной в этой сфере что-то сделать можно? – проворчала Антонина.

Вопрос заинтриговал всех. Первое же слово вызвало ликование:

– Можно. Вот эта часть… – преподавательская ладонь поиграла с нижним пособием, словно с плюшевым хомячком: побаюкала, пощекотала, потрясла легонько и лишь потом нехотя отпустила на волю, – …обычно или тугая как мячик, или висит как мешочек. Нужно нагреть ее в воде, чтоб висела как можно ниже. Живчики не погибают, но замедляются. Некоторый эффект имеется. Главное, не сварить вкрутую.

Боже, что за садистские советы. В моем мире до подобной жести только дикие племена додумались…

А кто сказал, что страна башен – не дикое племя, если поглядеть со стороны? Не знаю всех определений дикости с точки зрения науки, но здесь они явно присутствуют. Вера в Великую Мать под именем Аллы, отсутствие прогресса и торговли, ликвидация неугодных и убийство почти всех чужих…

Губки Майи удрученно выпятились:

– Это все?

Покатые плечи в сочетании с плотным тельцем, широкой, почти незаметной талией и белой кожей при темных волосах вверху и внизу придавали ей вид оказавшегося в новом месте любознательного пингвина, который отправился за приключениями. Пингвин переступал лапками, иногда толкал соседей, но в целом был весьма усидчив и мил. Он не позволял себе лишнего и периодически сдерживал чересчур разошедшихся соседок. А разойтись в ситуации абсолютной свободы хотелось многим, даже тем, кто такого подумать о себе не мог.

– Говорят, существуют особые травяные пилюли, – поделилась Кристина где-то подслушанным.

– За ними нужно обращаться к врачевательницам, и далеко не к каждой. – В плане знаний Варвара чувствовала себя на коне среди пеших. – Составление подобных снадобий требует особого мастерства. Для профанов лучшее средство – мужская накидка из кишок или, иногда, из мягкой кожи. Товар штучный, редкий, но безумно полезный. Ценное качество – защищает также от большинства болезней.

– А если не доводить до салюта? – выдался у Амалии случай козырнуть информированностью.

– Тоже приемлемое средство, – признала Варвара, – если помнить про вторую составляющую и про появление у мужчин особой подготавливающей капли с жизнями.

– Как распознать ее приближение? – взбудоражились девочки.

Пожатие плеч:

– Никак.

– А он, – сразу с десяток пальцев уперлись в мою грудь, – не подскажет?

– Он сам будет в шоке. – Преподавательница живописно развела руками. – Она неконтролируема.

Лица погрустнели, донесся скрежет мыслей и хруст надежд. Варвара опомнилась, всколыхнув унылое болото заявлением:

– Как я говорила, все составляющие ловиласки приходят в разных сочетаниях. Наша задача – выбрать нужные и отсечь лишние.

– Болезни выкидываем в любом случае, – сообразила Любава.

– И боль, – вырвалось у Кристины.

– Насчет боли… – Варвара чуть повела бровью. – Не все так однозначно.

– Да, ты обещала дополнить тему боли, – вспомнили царевны.

– Есть еще два пункта, – признала Варвара. – Боль от удовольствия и удовольствие от боли.

Рты разинулись, и девичьи лица вытянулись, словно у изображения на экране сменили формат. Варвара быстро продолжила:

– Это просто для информации, знать, что в нашей многогранной жизни и такое бывает. Итак. – Она подвела итог. – Помним о болезнях и боли и думаем о детях и удовольствии. Вопросы есть?

– Когда доберемся до четвертой составляющей?

– Как раз подошли, – успокоила Варвара собравшихся.

Когда возбужденный гул утих, она спросила:

– Что нужно для удовольствия?

– Муж, – предположила Клара.

– Любой симпатичный мужчина, – процедила Антонина.

– Любой мужчина, – со смехом выдала Ефросинья.

– Не весь, – последовало ироничное уточнение Ярославы.

– Взаимная симпатия, – внесла свое видение Амалия.

– Отсутствие посторонних, – уведомила Александра.

– Ну, я бы поспорила, – не согласилась Ярослава. – Иногда…

– Темнота, – перебила Майя.

– Свет, – не сдавалась Ярослава.

– Постель, – снова рискнула вставить Клара.

– Вот уж без чего можно обойтись, – фыркнула со своей стороны Ефросинья.

– Нежность, – мечтательно поделилась Любава.

– Жесткость, – отпарировала Ярослава.

– Романтика, – опасливо косясь на Ярославу, проговорила Феофания.

Та красноречиво хмыкнула, но смолчала.

– Искренность, – оживилась Кристина.

– Ощущение тайны, – осмелела Майя.

– Раскрепощенность, – выпалила Александра.

– Свободное время, – сыронизировала Антонина, сразу показав мимикой, что так не думает, а только шутит. Но как бы просит не забывать, что в каждой шутке только доля шутки.

– Чапа, а ты что молчишь? – внезапно вспомнила обо мне преподавательница. – Выскажи мужское мнение. Интересно послушать соратника и противника в одном лице.

– Желание, – проворчал я.

Переглянувшись, все кивнули.

– Все сказанное может быть правдой, – согласилась Варвара. – Но. Удовольствие от ловиласки невозможно без доверия между партнерами.

– Правильно! – колыхнулись ученицы в едином порыве. – Это главное!

– Чапа, – пришпорила Варвара мои бедра своими, – сколько партнерш отведали твоей ловиласки?

– Что за допрос?!

– Отвечай, это необходимая часть урока, без которой нельзя идти дальше.

– Не я учусь, а вы!

– Мы учимся на тебе. Перечисляй. Тома – раз. Или кто-то был до нее? Постой, почему так скривился по поводу Томы? У вас не было?!

Я молчал, прикусив язык и мечтая, чтоб дурной сон поскорее закончился. Лица вокруг изумлялись, недоверчиво хмурились, любопытно высовывались. Ниже хоровода лиц выпячивалась невероятная гирлянда из молочно-белых шаров и шариков. Варвара ликующе наседала:

– Не было?! Если не было даже с Томой… – Она обвела всех торжествующим взором. – Девочки! У нас идеальный объект!

– Алле хвала! – оглушили восторженные крики с разных сторон.

Если нас ищут, сейчас врагу стоило просто прислушаться, и приходи, бери голыми руками. Успокаивало одно: ночь. В этих краях ночью не воюют. И не без причин.