Приятное предвкушение при вызове к руководству – этап для меня уже пройденный.
Мы, господин Воробьев, вас уважаем. Ценим! Насколько мы вас ценим, мы вам покажем!
А ведь было, губы я когда-то раскатывал… нынче иду и мысли у меня в направлении для меня отрицательном.
От сроков, мне заявят, вы отстаете, продуктивность у вас, вы знаете, низковата…
Необходимое уплотнение. Оно в первую очередь меня беспокоит. Помещения коммерческим структурам сдают, и количество кабинетов уменьшается, отдельный, они могут решить, для меня слишком жирно.
Подселят ко мне Гурабуллина…
Татар из-за знания их роли в истории Руси вы, господин Воробьев, недолюбливаете?
Мне что татарин, что француз. Трудись у нас специалист в якобинском терроре Гурье, я и Гурье в своем кабинете без малейшей бы радости встретил.
СЫН ли, дочка – хорошо.
Не бежит колдун топиться.
Сочтя это уместным,
Леонтий расскажет Глине о пережитом им
в ее отсутствие
откровении.
Мистическое оно!
Теперь я больше зарабатывать стану!
Как считаешь, одному мне еще не пожить?
Ради тебя и нашего новорожденного,
ведь деньги я вам!
Правильно. Деньги. Уместным найду —
скажу.
Подходящая ситуация
так и не сложится – не сломаюсь.
Глина от меня родила!
Мне и расхлебывать.
В театральную мастерскую, мне сказали, есть возможность сходить, на студентов взглянуть в чешской пьесе. Весьма эротичной? Тогда побегу, поближе к сцене устроиться попытаюсь! Нет, на мелькнувшую грудь заманить меня нереально.
Крепкая драматургия, юные, не жалеющие себя актрисы, и кондиционер?
Все удовольствия… кто, Артем Геннадьевич, невеста вашего сына в спектакле играет? Ее я обещаю не вожделеть.
Разрешаете?
Двойственность, она будоражит, к началу я подойду.
УВЛЕКАЮСЬ, грешен я.
Отдаю всего себя!
Пришедшая за защитой от сглаза
Василиса Нехайская
была потрясена.
Нескончаемое, тянувшееся на одной ноте
заклинание колдуна Леонтия
ее изумило,
обескуражило,
позже Василисе оно надоело,
но сказать колдуну замолчать
она не посмела и долго
терпеливо сидела.
Узоры на своем платье рассматривала.
С тарелкой неопределенно пахнущего супа я уселся у нас, в нашей столовой, пораженным проявленной ко мне доброжелательностью.
Вперед меня, Воробьев, вы идите, по побуждению души я вас пропущу…
Сказавший мне это Степанычев родился в рабочей семье. Захотел стать историком, поступил на соответствующий факультет.
Исполнил мечту. В профессии ничего не добился.
Крайне дружен с недорогой выпивкой, три брака – три скандальных развода.
Безотносительно живущих с ним женщин, человек, согласно общему мнении, он сердечный.
Вот и я убедился, некий желтоватый суп, спасибо Степанычеву, вне очереди урвал.
ЧТО могу, предпринимаю.
И чудес не обещаю.
В охранительных ритуалах я,
колдун Леонтий,
будьте уверены,
мастер.
От воровского проникновения в жилище
магическое ограждение вам потребовалось?
Поставленный мною заслон почти
никакому вору преодолеть не удастся.
Он, как попавшая в горло стрела.
Наповал! Но Гришка Енузьев,
сходив на кипчаков, выжил,
булькающим голосом,
вот же бестия,
разнузданных вдовушек завлекает
поблудовать.
Деревянным истуканам Леонтий не поклоняется. С мозгами порядок, что выгодно – церковники яростно на Леонтия не глядят, за язычество на него не накатывают.
Некогда неутихающий спор, правильно ли Русь отказалась от Перуна и ему подобных, нынешний государственный православный уклон прекратил.
За чуть слышный писк в защиту бога-громовержца нашей славянской мифологии ученого подвергнут гонениями, дождутся зимы и выгонят на мороз… они же живодеры. Выдворением не ограничатся, захотят настигнуть и раздавить.
А кого?
Его!
А где он, где провинившийся перед оголтелыми верующими кандидат наук Воробьев?
Знаете, товарищи епископы и чекисты… пес его ведает. Скрылся в толпе!
ПЕРЕД топью отступаю.
Затянула – помашу.
«Моему мужу пустили кровь,
но он не выздоравливает!
Помоги ему, высокочтимый колдун,
направь его к исцелению!».
Случай,
Леонтий чувствует,
сложный. Сошлюсь-ка я на жутчайшее
головокружение, к кровати
нетвердым шагом пойду,
мне дурно! Я не помощник.
Оставьте меня одного.
Волосы у меня светлые, пшеничными их еще называли. Пальцы я в них запускал, словно пшеницу перебирал… урожай они не дадут. Почему, каких-то женщин они привлекали.
И ее.
Зло она искоренила, тягу ко мне в себе извела!
В положение вещей я въезжал, ее часто моргающие глаза о многом мне говорили… она мне лгала. Не глазами, их от правдивости ей было не увести. За справкой я, естественно, не обращался, побаивался в Сети выяснять… моргание, недавно ставшее энергичным, что-то безусловно доказывает. Мне бы не разочароваться, образуется у нас с ней! Эх… ушедшее электричество. Оборванные провода.
ДЕНЬГИ взял и вот терплю.
Заплатил он, не прогонишь!
После ночного бдения при свечах
Леонтия влекло
отоспаться.
Мало ты колдовал,
прилипший к нему купец говорил,
колдуй же еще!
Продолжай колдовать!
Леонтий нехотя подчинялся.
Таинственность перемешивалась
с невнятностью,
усталость с чувством долга,
что-то кое-как склеивалось.
Садовник, смотрю, в институтском саду промышляет, тачку с грунтом он покатил.
Веселью дорога. Высунувшись в окно, прокричу о произошедшем в Ивановской области нападении НЛО.
Тачку переворачивайте, забивайтесь скорей под нее!
Я уже развеселился. Садовнику кричать ни к чему, веселей мне не станет. Если он, оказавшись вконец недалеким, меня послушается, на меня насядет Еврыкин, занудный завхоз… персонал вы с толку сбиваете, помехи садовым работам вами, Воробьев, были созданы… в Ивановской области благодать. Обожаемое гражданами здание ФСБ лазером не разрезано.
НАГРУБИЛ мне, надоумил.
Важно я его спровадил.
Распоряжающийся погребением трупов
Корней Голыщук
опустился перед Леонтием на колени.
«Борода у меня, колдун, не растет.
А без бороды мужчиной я ни в чьих-то,
в собственных глазах не являюсь.
Она вырастет?
Настоящая, окладистая,
пушок, чуть превышающий нынешний,
я тебе, колдун, не зачту».
Неуважительность. Тон неверный.
Следующий!
86
Предвыборные технологии в нашей стране просты, как запой безработного маляра.
Мы за Родину!
А вас мы не зарегистрируем, к чихающему в тайге лешему вы ступайте.
Леонтий бы его приручил. Дровосеком на Леонтия он бы вкалывал.
Я не простужен, не чихаю… действуя через мой телефон, на сдачу бесплатного теста меня из кабинета вытягивают.
На ВИЧ?
Медицинская компания, она нахраписто шлет. И в череде рекламных атак выскакивающие на передний план вопли «Мы за Родину!».
Нехарактерное для меня ощущение.
Брезгливость. А проверяться на ВИЧ пойдешь – настроение вообще рухнет.
У вас ничего не нашли!
Хорошо. А вы искали? А что нас ждет лет через пять мне вам рассказать?
Игровая площадка. Черная сужающаяся кайма.
Я ПОДПРЫГНУЛ, я присел.
Долго я, молясь, сидел.
К моей неописуемой радости
весточка из деревни
до меня долетела.
Глина родила!
И до полного восстановления
в деревне она остается.
Господи,
счастливейший я из смертных.
Я отец!
И я один!
Семейная ссора у Горонихиных, историческими связями России и Африки у нас занимающихся.
Игорь Горонихин его побывавшей в Камеруне жене Валентине вроде бы изменил.
Альковных сплетен я не ловец, при мне попросил бы не распространяться… шуршание, как в гадюшнике. И оно, понятно, словесное.
Женщину терзает обида.
Она с неграми не гуляет, а он с узбечкой зажег.
С узбечкой!
Вы, Константинович, не кричите, Валентина услышит и прибежит.
Материнское счастье она до сих пор, по-моему, не испытала. Вслед за Камеруном у нее в программе Габон – и рожу я тебе, Игорь, рожу…
ОГРАНИЧУСЬ я работой,
прерываемой зевотой.
Ужимки Авдотьи Федоровны
колдуна Леонтия не впечатляют:
особу княжеской крови она тщится
изобразить.
Платит неплохо,
быстрых результатов не требует,
князю, говорит, она родственница?
Да с кем угодно ты в родстве находись,
у меня самого родной дядя
эмир Восточного Турбачара.
Сказать?
Не стоит,
дозволю я ей считать себя намного выше
меня.
Согнувшись в три погибели, с мешком цемента по лестнице он взлетел.
Не у вас нам ремонт, не в вашем кабинете подмазать?
Он запыхался, меня вопрошает обрывисто… непривычно долго человека без ответа я оставлял. Он в нетерпении, мешок, судя по глазам, в меня бросит… туловищем я отпряну, а ногу он мне отобьет. И никакой компенсации. Выбрать мне разрешаете? Стереосистема для коляски, больничный тур в Будапешт… мне отмолчаться, неприятный разговор на вечер перенести? Моя картина мира вторжения с мешком не включает. Идеальная картина. Не в курсе, я пробурчал, меня не оповещали… вам бы мешок положить, довольно с вас надрываться. Рязанский мастеровой Феофил от меньшего надломился, на девок даже смотреть перестал.
НЕПРОСТИТЕЛЬНО сглупил.
Зверство в бабе разбудит.
В ослеплении от скорби
из-за потери любимого брата
Ксенофанда ничего не ела,
ложиться в кровать не шла,
и к ней привели колдуна.
Поговорить с твоим мертвым
братом ты не желаешь? – спросил у нее Леонтий.
Ты на меня не иди,
драться не надо,
назад в бездеятельную скорбь
вернуться тебе, Ксенофанда,
приказываю!
Нагрянул крестьянин, сжимавший ладонью землю. Жирная, он вздыхал, плодородная. Но не моя.
Фигуру навеяло постижение, окидывание взором эпох…
Истории моды мне следовало себя отдавать – чоботы, зипуны, покрой, восприятие. Великолепное восприятие. Благородные господа, ходившие во всем иностранном, на простолюдина поглядят и одобрительно обменяются.
Русак!
Коренной, месье Зайцев, исконный!
НЕ ЖИЛЕЦ того чертога.
Разбираюсь я убого.
Леонтий не докричался.
Мертвым сном его служанка
заснула,
браги, наверное, напилась.
С истинным колдуном
она бы так себя не вела?
После моих заклинаний
глаза у нее не срастутся,
уши до ослиных не увеличатся,
за неимением колдовских рычагов,
веником я ее отхлестаю.
Мало! Мало, но ничего.
90
Набирающий боевитость Кувалов ни словом не обмолвился о его вчерашнем занятии в платной секции бокса.
Лицо не разбито, новичков, наверно, не бьют.
Не для покорения женщин я, Воробьев, физически прибавляю.
О вопросе в общем он говорит. Конкретно о боксе помалкивает.
Понравившаяся мне дамочка меня бы, Воробьев, ограничивала, и ограничения я бы терпел…
К сорока годам у него ни дамочки, ни мышц. Нечто до боли знакомое? Я хотя бы не в отчаянии, интеллектуально развитую башку под удары перчатками не подставляю. И почему никаких мышц, бицепс у меня надувается… с кулачок? С кулачок ребенка? Еще замерять, измерять… комплексы меня не изводят. Вполне мускулистый мужик.
НЕТ-нет-нет, не повлиял.
Я ее не убивал!
Андрюшка Швашок проникновенно
сказал Леонтию,
что он благодарен ему по гроб жизни.
Теща у меня умерла!
Насчет улучшений ты, Леонтий,
поколдовал, и случилось оно,
улучшение!
Ее смерть или смерть кого-либо,
промолвил пораженный Леонтий,
не подразумевалась мной ну никак.
Помог тебе, хорошо. Рад стараться.
О проекте
О подписке