В аэропорту «Внуково» задержан мной добрый приятель, филолог Борожняков. С наркотой, говорят, он спалился, полкино героина из Сочи привез…
А я ничем не подрабатываю.
На зарплату живу и да, можно сказать… в ус не дую.
ШАРОМЫЖНИК Агафон.
Присмотрелись мы – не он!
Леонтию было смешно.
Бежавший по льду священник
от демонов стремглав
почти голым.
История замшелая,
завершившаяся абсолютно благополучно,
отпоили батюшку,
подлечили.
Можно и посмеяться.
Провались он в полынью,
Меня бы, во всяком случае,
поменьше
на смех разбирало.
В оригиналах я, естественно, ничего не подчеркиваю. Попадись совершенные мною подчеркивания на глаза руководства, меня бы убили, насмерть запыряли моим же карандашом. Останавливает меня не возмездие. Правила и без угрозы смерти четко бы я соблюдал, на свинство меня никогда, таким уж родился, не тянет.
Изменюсь, отступлю…
Как личное горе тогда расценю.
Потерял я себя! В политику пора подаваться!
Я ВАМ искренне скажу.
За правителя умру!
Идет молва,
что дарованный нам Господом князь,
осмелившись забраться на необъезженного
коня,
с него рухнул,
отбил об землю живот,
учинил нападки на окружение.
Не отговорили меня!
Страшнейшей опасности мою ценнейшую
жизнь подвергли!
На этаже я слыву очень резким. Могу накричать, валяющийся мусор пнуть и на лифте уехать.
В психушке его примут за своего, подрагивающие соседи в спину мне говорят.
Не в теме народ – пар я выпускаю. Перед молчаливым сидением над летописями разрядку себе даю.
Нервная система у меня не разболтанная. Объявив пятиминутный перерыв, упражнения на растяжку я делаю, умиротворенным, словно тибетский йог.
ГЛИНУ, знайте, обожаю.
На сапог не променяю.
Разговоры о супружеской неверности
моей Глины по Новгороду,
я убежден, не гуляют.
О пятидесятилетней,
чудовищно непривлекательной Агриппине
сколько угодно, а о Глине ни гу-гу.
И озверевший без баб степняк
на Глину бы не польстился?
За мое добро я спокоен.
С такой женой, как Глинушка,
обладаю возможностью
в безмятежности колдовать.
В закрытом большевиками монастыре проверка сохранности исторических документов рассыпалась, пропажи пошли косяком.
Я разгоняюсь. По заданным параметрам шарю по Интернету пыльной решительной бурей.
Если вы охотник за редкостями…
Не для личной выгоды, ради науки ищу.
Тогда предложений вам у меня не имеется. Настаивать вы заканчивайте, бизнес лишь с деловыми людьми я веду!
Естественно, голос я повышал, захлебывался… полицией не пугал. Я не ребенок, в курсе, на чьей она стороне.
ЗАМАХАЛ руками я.
Сотрясайся же, Земля!
На тайной встрече
у князя
вроде бы решено
колдунов из Новгорода изгнать.
Не потянут!
Колдовством мы беду отведем!
С Акакием Черноватым
вообще никому бы не связываться,
ну и я жестами грозными
и заклинаниями непонятными
свою лепту внесу.
Питание на завтрак было у меня калорийным. Вставать из-за стола не хотелось, выдержат ли мои ноги, я беспокоился.
Колбасную нарезку я с батоном умял, шоколадную вафлю в пасть сунул…
Последний завтрак приговоренного смертника. Закравшееся предчувствие до обеда не дотянуть.
ЗАКРИЧИШЬ, гляди, от боли!
И умолкнешь навсегда.
Изобретательный мастеровой Четвертак
рассказывал колдуну Леонтию
о помышлении создания топора,
рубящего дрова
без участия человека.
Чревато,
покачал головой поразмысливший ею Леонтий.
Во время доведения до ума
твой топор тебя самого
скорее всего
зарубит.
С лихим видом над пыльными бумагами я засел. Не книжный червь я нисколько, исследователь – боец… вы, мухи, давайте, не жужжите. Для порядка вам говорю. В действенность особо не верю.
На папки для документов мне выделили…
Закупился я основательно.
Много на мои деньги мне не купить, но для историков у вас скидка…
Слышать не слышали? В бессердечных деляг вы не превращайтесь, разграничивайте бухгалтерию и научную мысль!
Сейчас закричу.
Ага, взгляды у продавцов наполнились ужасом…
Вызвав менеджера, о чем-то с ним пошептались. Он посудил здравым со мной не связываться, по заниженным мною расценкам папки мне уступить.
Вы что, я не буйный!
Я не сказал. Не успокоил.
СОТВОРИЛИ, виноваты.
Изнывали без прохлады!
Леонтий попал под дождь.
Под выглянувшим солнцем
редкие волосы высохли, поднялись,
стали пышными будто он их в бане
намылил.
Благодать, когда солнце.
Но прошлым летом жара нас
измучила.
Я говорил Глине вставать,
а она не встает, стонет
и не шевелится,
сумел я Глину взбодрить.
Зачал нашего, вероятно, прелестного
первенца.
На электричку до Пушкино я не сел. С платформы мне пора уходить, не приедет она сегодня.
Захват сумеречными думами я желаю предотвратить.
Куда-нибудь, пусть бы в Пушкино, за новой судьбой мне отправиться?
Билет до Пушкино я купил.
Получается, запланировал.
БУДУ гостя принимать.
Руки нужно мне связать!
Дальний родственник Карпатя
к Леонтию, колдун надеется,
не доедет.
Достал он ближе к осени
в Новгород ко мне приезжать!
Как ни приедет,
всегда какая-гадость случается:
болезнь на кур нападет,
печь страшно треснет,
желать ему встречи с разбойниками,
конечно, нехорошо,
бесчеловечно,
лучше, чем собственными руками
его удавить!
Отпустив некогда мою женщину, я не убивался и на восстановление не надеялся.
Все было сломано. Над руинами висел щекочущий воображение смрад.
Смогу ли я нормально зажить, дано ли мне когда-либо отправиться…
Наука руку помощи не отдернет. Занятия научной деятельностью от меня никуда не денутся.
Вагоны с щебнем, катитесь… укачает – в полусне улыбнусь.
Я ОТ ЧУВСТВ весьма устал.
Спешку нужной не считал.
Леонтия влекло на погост.
Евлалия на нем в сырой могиле
лежит,
до Глины
любовь моя главная.
Умирание прошло быстро,
я побежал, но не успел,
оправдываю я себя, обеляю,
я же не из Пскова к Евлалии
торопился,
через дом от нее проживал.
Через крошечный лаз в стене тумана потороплюсь я к тебе, уклончивая японка с вишнями за щеками.
Подобие хомяка.
Лупу я отложил, мною проводятся опыты в воплощение образности…
Переход Колпыря через мухоморную просеку.
Конкретика… четырнадцатый век, еще не истлевший.
ВСЕ РАЗДАВ, стань босяком.
Не заигрывай с Христом!
Сердобольная боярыня Ялшина
кидает нищим
гроши.
Леонтий полагает, что дешево
выслуживаться перед Христом
ей обходится,
не оценит это Господь.
Переплюну я боярыню
с ее умопомрачительным состоянием,
крупную монету
побирающейся бабке в руку вложу!
Нет, Господи, пожертвование ради
вознаграждения не засчитывается?
Ну и бабке тогда ни шиша.
Проведавший меня коллега из Череповца отпускал пошлые шутки по поводу сексуальной жизни жителей Древней Руси.
Мне приходилось хихикать, приличия соблюдать…
Хрен бы мне на него положить!
Нельзя, четырех основательных, положительно принятых работ мы соавторы.
НАВИСАЕТ над полями.
Бей, колдун, его руками!
Руку отвести в сторону
и ребром ладони
голову подсолнуху отрубить?
Подсолнухи у меня не растут.
К тому же колдунам бы не руками
лупить: действенными заклинаниями
подсолнухи обезглавливать.
«Ты не пес и ты не лай,
свою голову теряй,
будь же ты без головы!».
На ходу Леонтий придумал.
Сомнительно, что хотя бы чуть-чуть
этим заклинанием
подсолнух он сотрясет.
Про поразительную связь хозяев и их питомцев я слышал от суровых мужчин и нервных женщин, от напичканных знаниями профессоров и интеллектуально девственного дворника Махарбека.
Кота заведу – почувствую, что он думает так же…
Неудачная партия. Обременительный союз.
Игорь Васильевич котенка мне предложил. Порыв согласиться я пересилил.
ОТ КРЕСТОВ до бузины.
Безусловно влюблены.
Из неотпускающих Леонтия
любовных переживаний
у него не только Евлалия, но она
словно зубами в его сердце вцепилась.
Валящий изо ртов пар!
Говорливые прогулки
под падающим стеной снегом.
С Глиной говорить не о чем,
а с Евлалией мы об онучах.
О звездочках. О хорьках!
Ради пищеварительной системы перейти на растительный корм. А бифштексы? А я разве их ем?
Я их люблю. При перекрытой возможности ими изредка наслаждаться моя любовь, знаю, вырастет. И установленные ограничения я отменю. И сколько смогу, бифштексов в себя напихаю!
НЕ ДУРИ! Будь умней. Из-за жадности моей
в бунтари меня запишут.
Леонтий хватил через край.
Обозвал сборщика податей
кровопийцей,
сокрушающее мужскую силу заболевание
грозился на него напустить,
дубина я разошедшаяся!
Он, сборщик, не сам по себе,
человек полностью княжий,
написанная им жалобная грамота
приезд ко мне парочки
грозных всадников может вызвать.
И что же всадникам я скажу?
Какие у вас лошадки красивые?
В конференц-зале болтали про керамзитный дренаж. Я в данных вопросах не разбираюсь, негде мне культуры сажать.
На раме велосипеда я прочитал слово «Манхэттен».
По проселочной дороге она на велосипеде проехала, сказала, что из магазина в магазин.
Будучи в беспокойстве, из ее дома я вышел. Куда она уехала, почему ее нет… спицы крутились как бы замедленно. До расставания оставалось целых три года.
Я ШЕПЧУ, потом кричу,
жаль, едва ли подлечу.
Толстобрюхий Софрон
бросал на заговаривающего его падучую
жену
колдуна Леонтия
взгляды определенно
подозрительные.
Не доверяет он мне,
думал колдун. Не дурак.
И не шибко умный,
умные ко мне не приходят.
Из картин у меня в квартире Щитохин. Неудачный натюрморт, ни на что не похожий пейзаж; по дружбе, что-то ему заплатив, Щитохина в его кризисный период я выручил.
Он бродяга с холстом, бывший ученый…
Живопись, он уверился, более глубокое удовлетворение ему принесет.
Посмотрим… в себе он не сомневается. Упирает на корейского мастера Пака, который только в семьдесят лет стул рисовать научился.
ВИДИШЬ звезды, что над нами?
Поменяю их местами!
Ради усиления будущего
впечатления
колдун Леонтий крутит на руках
по кольцу.
К словам их прибавлю,
заказчика удивлю,
далеких-далеких шаманов, скажу ему,
способ.
А далекие-далекие шаманы
что хотят воротят!
О проекте
О подписке